Термоядерный взрыв кринж-вкуса. Возможно, насквозь прокушенная губа. Стоп-кран, при попытке сорвать его, оказавшийся муляжом. Зато, тарзанка над Гранд-Каньоном более настоящая, чем хочется. Кажется, только, на её веревке саморазвязывающиеся узлы. Летать просто. Сложно заканчивать полеты.
Разбитый лоб, нос, рассаженные костяшки и что самое плохое, свороченная с петель крышка анабиозной камеры. Нехорошая нехорошесть! Штуковина тоже родом из USSR и ЗИП к ней дефицитный дефицит. И обычно, экранирует надежно. Но изредка, местные, наведенные лучше-не-вдумываться-чем, сны просаживают и её защиту.
Если быть занудным и душным, это не совсем сны. И так называемое «пробуждение» отнюдь не всегда завершает вечеринку. Обычно не завершает. Просто, происходит переход из «аномального состояния ВНС типа Б» в «аномальное состояние ВНС типа А». Ну за неимением горничной, сгодится и дворник.
Но, вообще-то пробуждение: это когда заканчиваешь думать чужие мысли. Увы, состояние «типа А» к этому и близко не валялось.
Короче, всё яснее, почему на объектах типа Таймыра-700 тащат вахты, длинной со слоновый хрен, строго поодиночке. Здесь, двое уже толпа. Толпа из биороботов и в активной «фазе А» интенсивно думать не свои мысли. Паранойяльных и маниакальных по служебному долгу и любви. Приправленных оружейкой, которой принципиально чужд замок.
К черту, плевок кровью, клинический симптом «фазы А1» - пробивка на чудовищный умняк. Есть один действенный способ ненадолго вырваться. Ну да. Только обыкновенная боль, это мелковато, требуется кое-чего черезчеловеское. Штош, рутинная игра в Рэмбо во вражеском застенке. Происходящая в театре одного актера и порядочно ему насточертевшая.
Ну вот, так уже лучше. Или хуже – «нормальная фаза А» это плюс, некоторое количество вымотанных на шпиндель нервов и приличная кровопотеря – порядочный минус. Впрочем, тайм-лимита на стоны и причитания нет.
Грязевой лавиной, ударом скотобойного молотка между глаз, комплектом игл, пронзающих нервные узлы, прищепкой на самом дорогом и чувствительном, в мир материи, спотыкаясь и матерясь, нисходит оно – Радио ледяных пустошей.
А значит, воленс-неволенс, к бою должен быть готов и искатель истины в огненной воде, специалист по утоплению хорошо плавающего горя, обладатель экзистенциального кризиса от чрезмерно большого ума, анархист и фаталист, коллекционер известных пороков и изобретатель новых – Джон-ледяные-яйца.
И сегодняшней, вызывающей зашкаливание мимиметра, полночью Джоно хочет порекламировать Крайний Последний Север.
Свет, влага, тепло. Без базара, вещи приятнейшие и замечательные. Увы, диалектически, имеющие неприятную сторону – чрезмерно дофига страждущих разделить их с тобой. Отвратительных, болезненно кусучих, часто ядовитых тварюг. Пролазящих без мыла везде. И в качестве бонуса, успешно разносящих разную микро-заразу.
Вирусы и микробы тоже очень уважают влагу и тепло. Хорошее место Юг, но уж сильно очень набитое стремными конкурентами. Джону такое не нравится. В топкое болото, кто понял жизнь, не любит давки и очередей. Ни к женщинам, ни к жизненному пространству.
В этом плане, Север, это не «сладкий пэрсик», но есть ли эти «пэрсики» вообще где-то… Но тут, более как-то честно, угроза только с одного направления – убить Джона обещает, только, собственно, сам Север. Приемлемо.
Ну, а кроме того, у Севера есть моменты, когда он прерывает белое безмолвие и перестает изображать ледяной Ад. Да, в аду, если он есть, не котлы и сковородки, а холод и стылые галечные осыпи. Так вот, когда это отступает, у Севера открывается своё особенное очарование.
В сдержанном стиле японского минимализма. Аккуратно и в меру, без вульгарной пошлости Южного буйства. Суровые пейзажи, скромно украшенные ненавязчивой жизнью. Выбор искушенных. Если бы ещё можно было остановить таймырский климат в фазе полярного лета. Roger that.
Ну и пси-комбикорм
Мой теплый север устал выручать меня,
Он махнул рукою — мол, все, выбирайся сам…
Но песни остались — знаками на камнях,
Да, песни остались — искрами по глазам.
И я ушел, я заплел следы, как бешеный заяц.
Лишь синяя стрелка могла сказать, что ждет впереди.
Как осенний ветер хлестал меня — я шел, озираясь,
Лишь теплый север видал, как я уходил
В жизнь между страниц.
В белое поле, в алое зернышко —
В жизнь между страниц…
Менялись ландшафты, север еще молчал.
Был табак голландский да шкалик из-под полы.
Было позднее солнце, зыбкое, как свеча.
Было позднее небо, терпкое, как полынь.
Но ландшафты менялись, и вот уже забрезжило еле
Все то, что выжало из мозгов за давностью лет.
И небо спускалось на холмы, и гепарды пели
Романс о вечной любви — четвертый куплет…
Жить между страниц,
Рвать диафрагму о стихи и заклятия,
Жить между страниц.
А теплый север принадлежит тому,
Кто засох, как листик, между его страниц,
Чьи прошлые письма тлеют в чужом дому,
Чей путь обозначил чокнутый романист,
Кто ползет по строчке, чей переплет закроется вскоре,
Кому будет дорога — брести во тьме, по ходу учась,
Как читать целлюлозную листву ночных территорий —
Роман о вечной любви — четвертую часть.
Жить между страниц —
Веришь ли ты, любишь ли ты.
Помнишь ли ты между страниц… (с) Олег Медведев