Черешня выросла у крыльца, высоченная, в обнимку с домом, закинула ветви на крышу. Летом с нее падали перезревшие ягоды и разбивались оземь. Могли бухнуться на одежду, впечатав пятно. Сколько потом ни стирай, на ткани оставалась красная метка.
Двор, в котором мы жили, был общим на несколько других дворов, будто большая коммуналка. У каждого домика с небольшим участком были свои хозяева. На общей территории располагались колодцы, сараи, загоны для свиней.
Меня привозили из города и оставляли под присмотром бабушки, которой вечно было не до меня. Огород, кухня, свиньи и прочие дела занимали все ее время без остатка.
Черешня тоже. С черешней было много мороки. Бабушка злилась на красные пятна, застирывая одежду до дыр, но они проступали вновь, как кровь на ключе Синей Бороды.
Ягоды тоже были проблемой. С веток их было не достать, а упав на землю, они привлекали мух и создавали грязь. Бабушке приходилось все время подметать двор. Чтобы набрать черешни, надо было подняться по лестнице до самой крыши и, балансируя на неустойчивой жерди, трясти ветки и ловить падающие ягоды ведром.
На эту опасную эквилибристику приглашался мой брат. Он был уже взрослым и жил отдельно. Его звали Костя. На самом деле, между нами не было кровного родства, но для простоты нас называли братом и сестрой.
Не так давно он вернулся из армии и, что называется, болтался без дела. Хотя вообще-то дело у него было – он приторговывал наркотиками. Но взрослые этого не знали или делали вид, что не знают.
Я дружила с Ленкой. Она была помладше меня и жила через двор от нас. Ленка учила меня женским премудростям.
Во время сбора черешни мы вертелись рядом, выхватывая сочные ягоды. Не для того, чтобы съесть, а чтобы отобрать самые ровные и спелые – такие, где две ягодки крепко держатся на одном черешке. Этот черешок цеплялся за ухо, и получались сережки. Другие ягоды мы разламывали пополам и соком мазали губы – получалась помада.
Потом наступал вечер, Костя садился с гитарой на крыльце. Выходила Наташа, Ленкина старшая сестра. Долго стояла поодаль, подыскивая предлог зайти. Другие соседи, завершив дневные дела, тоже стекались на крыльцо. Доставали бормотуху, вяленую рыбу, нарезали огурцы, бабушка вносила картошку, с дивным запахом и дымком.
Мы с Ленкой знали, что Наташа влюблена в Костю. Она еще училась в школе, и отец строго следил, чтобы ни-ни, потому что присмотрел ей перспективного парня, и парень этот сейчас служил во флоте. Через год он вернется, Наташа поступит в институт и выйдет за него замуж.
Рассказывая мне об этих планах, Ленка прикусывала губу и качала головой, выражая сомнения в их перспективности.
И правда, скоро чья-то добрая душа застукала несовершеннолетнюю Наташу у Кости. Отец посадил ее под замок, а Костю угрожал упрятать в тюрьму и требовал, чтобы впредь он обходил Наташу за километр. Костя особо не возражал. Свобода была ему дороже.
Но потом что-то происходило, и непостижимо как, они снова оказывались вместе, и снова кто-то их засекал, и сгущались тучи – не только над их судьбой, но и над нами, потому что ко всему этому мы с Ленкой ощущали свою причастность, как всегда чувствуют дети. Это же ее сестра и мой брат. Мы были за них.
Лето прошло, я уехала и вернулась только через пару лет. Во дворе стало тихо. Повзрослевшая Ленка вынула из кармана настоящую, взрослую помаду и пояснила: «Наташкина». Саму Наташу увезли насильно куда-то далеко. Костя не приходил. Ни черешня, ни Наташа больше его не интересовали. Поговаривали, он стал совсем бандитом.
В следующий раз я увидела его не скоро. В одной из драк его зарезали ножом и положили в гроб, чтобы все, кто его знал, могли попрощаться.
Лето в тот год выдалось жаркое, в доме тяжело было находиться, поэтому гроб вынесли во двор, в тень от черешни. К нему подходили люди, сочувствовали бабушке. Костино лицо было серым, но спокойным, словно он ни о чем не жалел. Вдруг сверху упала черешня, отскочила от его губ и сползла по щеке, оставляя красный след. Будто неудачный поцелуй, не попавший в цель.
Через несколько дней постучалась женщина, помялась в дверях, вроде бы хотела повидать бабушку, но не дождалась.
Она была красиво одета и накрашена, но в лицо ей смотреть было страшно, потому что, несмотря на яркую косметику, оно было серым, как у Кости в гробу. Я догадалась, что это Наташа, хотя не узнала бы ее, встретив на улице.
В конце лета черешню спилили, потому что возиться с ней бабушке окончательно надоело.
Казалось, что все, из чего состояло мое детство, одним махом решило закончиться.
Судьбы проходящих мимо людей вгрызаются в сердце простыми деталями, словно зубами. Помню, как мой отец бряцал ключами, перед тем как выйти из дома. Ничего не значащее движение, но такое особенное.
Соприкоснувшись с кем-то, мы оставляем себе его метку. Какую-то мелочь, вроде черешни.
Пока человек живет, ее сочная мякоть будет незаметно зреть под своей оболочкой. Но стоит ему умереть, обязательно взорвется фонтаном кровавых брызг.
