Борис Константинович Зайцев (1881-1972 г.г.), - известный писатель Русского Зарубежья; ему была дарована долгая, наполненная яркими интересными встречами и событиями творческая жизнь (первая профессиональная публикация-рассказ "В Дороге" - состоялась в 1901 году). Как и у многих людей его поколения, литературная карьера и частная жизнь Бориса Зайцева оказались резко изменены трагическими событиями истории двадцатого века: в 1922 году писатель с супругой Верой Алексеевной и дочерью Натальей покидает Россию.
С 1922-1923 год Зайцевы жили в Германии, а в начале 1924 года переехали в Париж. В литературных журналах и альманахах, издававшихся в Париже, публиковались произведения Бориса Зайцева: например, на страницах журналов "Современные записки", "Иллюстрированная Россия", "Новый Журнал", "Русская мысль". В Париже, в газете "Возрождение", с ноября 1935 по март 1936 года, впервые был напечатан "Валаам" Бориса Зайцева; отдельное издание книги вышло в свет в 1936 году, в Таллине.
Книга "Валаам" была создана на основе путевых впечатлений: летом 1935 года Борис Константинович и Вера Алексеевна Зайцевы посетили монашеский остров на Ладожском озере. Главная цель создания книги-оставить память о путешествии на Святой остров, в основе сюжетной линии-путевой дневник Бориса Зайцева. Отдельные главы и эпизоды книги "Валаам" последовательно хронологически связаны. Текст произведения "Валаам" разделён автором на восемь глав: "Приезд на Валаам", "По скитам", "Валаамский вечер", "В лесах Валаама", "Александр на Валааме", "Ночное странствие", "Никольский скит", "Прощание с Валаамом". Чёткая взаимосвязь глав подсказывает автору сюжетный ход повествования, не даёт забыть отдельные значимые события путешествия. На страницах произведения точно переданы топонимика и топография острова Валаам; но автор не только мысленно следует за впечатлениями от путешествия на Святой остров и передаёт свои наблюдения и воспоминания в хронологическом порядке (хотя, разумеется, для читателя это очень важно).
В сравнительно небольшом по текстовому объёму произведении - 46 страниц печатного текста - становится возможным гармоничное и логически последовательное сочетание различных композиционно-смысловых составляющих. Георгий Адамович (1892-1972 г.г.), талантливый литературный критик и эссеист Русского Зарубежья, отзывался о книге так:
"Рассказ о путешествии на Валаам формально не может быть отнесён к главнейшим произведениям Бориса Зайцева. Несомненно, однако, что это одна из тех книг, в которых есть к нему ключ, одна из книг наиболее для него показательных. По самому характеру своего слога, по ритму своего творчества Зайцев в описании далёкого, уединённого северного острова оказался в сфере, его вдохновляющей..."
- Георгий Адамович. Одиночество и свобода. СПб.: Азбука-классика, 2006. С. 195-196.
Текст произведения "Валаам" открывает и перед автором, и перед внимательным читателем спектр возможностей образного и художественно-интуитивного познания действительности, познания особенностей жизни Святого острова. Поэтому пейзажи острова Валаам обретают глубокое смысловое наполнение в пространстве художественного текста произведения.
Замысел книги "Валаам"реализуется автором в творчески продуманной композиции, последовательно включающей путевые заметки, лирический дневник, образные философские очерки. Описание пейзажей острова Валаам, передача их одухотворённой красоты даёт возможность автору сопоставить три различные ракурса, три различные точки зрения. Суровый характер острова не раз подчёркивается Борисом Зайцевым:
"Должно быть, есть нечто в характере самого этого острова, на гранитных глыбах лежащего, над Ладогой воздымающегося, что влекло к силе и размаху. Здесь бьют волны, зимой метели ревут, северные ветры валят площади леса. Всё громко, сильно, могуче. Лес - так вековой; Скалы - гранит, луда. Монастырь - так на тысячу человек... Внутренняя, духовная и поэтическая сторона Валаама раскрывается понемногу, не сразу. "К Валааму нужно подходить молитвенно, - говорил мне педагог из Таллинна. - Направляйтесь к нему духовно". Не знаю уж, "направлялся" ли я, и, разумеется, беглы впечатления паломника, всё же думаю, что за внешним, торжественным фасадом Валаама открылось в эти несколько дней и другое, - то, что даёт славу Валааму внутреннему".
- Зайцев Б. К. Собрание сочинений в трёх томах. М.: "Художественная литература"/ "ТЕРРА" - "TERRA". 1993. Т. 2. С. 296.
Духовная и поэтическая сторона Валаама открывается автору прежде всего через особенную тишину, которую "слышит" и ощущает каждый паломник во время посещения острова, но которую так непросто передать на страницах литературного произведения. Но всё же Борис Зайцев ставит перед собой такую задачу - внимательный читатель "Валаама", обращаясь к книге, не раз "услышит" тишину Святого острова: тишина острова в разное время суток, при разных обстоятельствах путешествия становится непременной составляющей Валаамского пейзажа; более того, именно олицетворения и отдельные живописные знаковые детали пейзажа подчёркивают необыкновенную тишину острова.
Например, глава "В лесах Валаама" включает следующий фрагмент:
"Никого! Сам луч солнца вечернего едва пробъётся сквозь силу дуба, ели, кедра - всё равно, ему не разогнать прозрачных и благоуханных сумерек. Земля тёмно-коричнева, усеяна иглами, кое-где жёлуди, шишки. Подвигаемся к церкви. Вокруг неё кладбище - здесь упокоился сам игумен Дамаскин.
Сквозь ворота колокольни, стоящей отдельно, выходим в сторону озера. Стало светлее. Тихий, золотистый вечер ясно чувствуется... Мы влезли на забор - деревенское наше "прясло", сидели на верхней жерди у кола, смотрели на Ладогу, прямо перед нами простёршуюся, нежно-голубую, со светлыми струями, с туманным, дальним берегом - мягкая линия холмов. Тишина, пустынность. Та тишина и та пустынность, что дают особый, неизвестный в других местах мир. Это мир благообразного и святого мира, раскинувшегося вокруг, отблеск зеркальности Ладоги, сумеречного благоухания пустыньки и всей бесконечной ясности неба. Слабо позвякивают колокольца стада - кроткой нотой..."
- Зайцев Б. К. Собрание сочинений в трёх томах. М.: "Художественная литература"/ "ТЕРРА" - "TERRA". 1993. Т. 2. С. 314 – 315.
Необходимо отметить ещё одну важную особенность Валаамского пейзажа, воссозданного на страницах произведения Бориса Зайцева: умиротворённое душевное состояние повествователя, внимательный взгляд художника находят отражение в пейзажном описании. Картине мира острова Валаам свойственна сдержанная цветовая гамма Русского Севера: серебро воды, светлеющая меж стволов елей и сосен зеркальная Ладога, белая кисея тумана. Цветовая гамма Валаамского пейзажа перекликается с душевным состоянием повествователя: с самоуглублённой рефлексией, задумчивостью, и в то же время - с открытостью навстречу впечатлениям, которые дарит Святой остров.
Особое значение в цветовой картине мира острова Валаам обретает Ладога: все маршруты, пути и перепутья посетившего Валаам гостя или паломника так или иначе связаны с побережьем Ладожского озера. Не менее важно, что жизнь монастырских насельников также связана с Ладожским озером, но гораздо более глубоко и серьёзно, чем у заезжего на ограниченный срок человека, - этот факт не раз выявляется и подчёркивается автором произведения "Валаам".
Ладога в художественном пространстве текста произведения не только представляет собой непременную составляющую пейзажа. Пейзаж острова Валаам - отражение вечности: вечный, неумолкаемый шум сосен; вечные северные ветра; вечно холодные камни Ладожского побережья; Ладожское озеро, вечно меняющееся в своей красоте... Ладожское озеро обладает суровым и переменчивым характером, и это не раз будет подчёркнуто Борисом Зайцевым. Суровая вечность озера, отражение северного неба в его водах влияют на выбор цветовых эпитетов, передающих переменчивую красоту Ладоги, - думается, самым точным будет сопоставление цветового спектра эпитетов Ладожского озера с цветовым спектром Северной Устюжской черни на серебре.
В описаниях Ладожского озера преобладают сравнения его водной глади с "тихим серебром" и со стеклянной поверхностью огромного зеркала, в котором отражено небо. В главе "По скитам" есть следующий фрагмент текста, повествующий о путешествии по острову:
"Мы зашли в церковь, благоухающую кипарисом, - весь её иконостас, из кипарисового дерева, создан "трудами валаамских иноков". А в стороне от церкви, на лужайке, окаймлённой лесом, стоит бедная часовенка, совсем открытая. Огромная икона-картина "Моление о чаше" всю её занимает. Впечатление такое, что просто среди леса икона, едва прикрытая от дождей, - типичный валаамский уголок: божественное, окружённое природой; природа, знаменованная святыней...
...Времени мало, и мы торопимся. Главное посещение Коневского скита ещё впереди. А сейчас мы едем за о. игуменом, опять в скит Всех Святых. Какой полный день! В жизни нет одинаковости. То недели и месяцы, где всё пусто, то часы, заставляющие тебя, в переполненности, молчать... Мотор постукивает. Опустив руку за борт, чертишь пальцем по бегущей воде узор, разливающийся серебром. Смотришь на гранитные утёсы. Они поросли мхом. Вот берёзка повисла над гладью, над стеклом залива. А там выше богородицына травка разметалась по луде лиловыми пятнами, под соснами, до которых и не доцарапаешься по отвесу..."
- Зайцев Б. К. Собрание сочинений в трёх томах. М.: "Художественная литература"/ "ТЕРРА"- "TERRA". 1993. Т. 2. С. 307-308.
В главе "Валаамский вечер" перед читателями - следующий фрагмент текста:
"Мы долго бродили у монастырской решётки, под деревьями, над проливом. Сквозь листья краснел закат. Ладога под ним сизела. Лес зеркально отображался в проливе - сосны росли кронами вниз. Потом прошёл белый пароходик из Сердоболя, сломал зеркало. Сосны в воде затанцевали змеями.
Восьмой час, пора домой. И вдоль белых корпусов монастыря, мимо Святых ворот, мимо часовни, густой аллеей, темнеющей уже, мы выходим к белой нашей гостинице, утопающей в жасмине. Как раз час ужина. По гулким каменным коридорам пожилые женщины носят в номера еду. И в нашу узкую комнату постучалась со словами молитвы наша Ефросиньюшка.
- Подавать, барыня, прикажете?- обратилась к жене.
Мы сидим у стола, перед небольшим оконцем. Красная заря пылает в нём за жасмином. На скромных кроватях наших, на самой Ефросиньюшке её отсвет.
- Пожалуйста, подавайте." - Зайцев Б. К. Собрание сочинений в трёх томах. М.: "Художественная литература"/"ТЕРРА"-"TERRA". 1993. Т. 2. С. 309. В
Приведённый выше фрагмент текста представляет собой исключение: картина мира острова Валаам предстаёт в нём яркой и контрастной - белый цвет (стены гостиницы, цветущий жасмин, белые корпуса монастыря, белый пароход, идущий из Сердоболя), - резко контрастирует с вечерним закатом ("краснел закат", "красная заря пылает"). Но Ладога неизменно сравнивается с зеркалом, и не случайно автором выбран глагол, характеризующий цветовой перелив озера: "Ладога сизела", - то есть была серебряно-серой, цвета старинного серебра.
Валаамский пейзаж становится очень важным смысловым связующим звеном в произведении: пейзаж Святого острова вечен и прекрасен; его красота противопоставлена быстрому ходу времени. Но для посетившего остров писателя время идёт размеренно и спокойно. Дело в том, что писатель не просто любуется внешней красотой острова: он ощущает себя в пространстве элегического пейзажа. Движение времени наполнено для него воспоминаниями, светлой грустью по покинутой не по своей воле России. Но в глубокой грусти нет отчаяния: осознание неповторимости каждого проведённого на Валааме дня, благодарность за дарованную возможность соприкосновения с вечной красотой и с историческим преданием Святого острова - именно это имеет первостепенное значение для автора произведения "Валаам".
Не поверхностное, глубокое восприятие красоты природы Валаама даёт возможность оценить и осмыслить дар "мгновений Святой тишины": тишина необходима и для воспоминаний, и для чуткого восприятия впечатлений от встречи с островом. Но самое главное - без душевной собранности и тишины невозможно молитвенное делание насельников острова, и это особенно важно передать автору. Понимание значения тишины для острова Валаам в самом глубоком и содержательном значении этого слова стало одним из духовных открытий автора во время его пребывания на острове.
Взгляд писателя не просто фиксирует впечатления: увиденное им становится поводом к раздумьям и размышлениям. Внимательное отношение к пространству пейзажа даёт возможность сделать вывод: монашеский труд на острове имеет духовный исток. Писатель-странник по острову посетит Коневской и Никольский скиты, увидит дорогу, проведённую по замыслу игумена Дамаскина; увидит Валаамские сады и питомники редких северных растений. Повествователь будет проявлять не праздный интерес к труду насельников монастыря, а уважительное понимание серьёзности и глубины молитвенного подвига Валаамских насельников - именно это понимание даст ему возможность оценить монашеский труд во всей его сложности. На Валаамских тропах, в отдалённых скитах, в пространстве монастырской гостиницы происходят встречи повествователя и с гостями острова, и с братией монастыря. Каждая из подобных встреч дарит новый ракурс восприятия монастырской жизни повествователю; нельзя не отметить, что в большинстве своём эти встречи кратки и немногословны, и это совсем не случайно: Валаам не располагает к многословию.
Но не менее важно, что для автора в ходе его странствия по Валааму происходит Встреча с историческим преданием острова и с людьми, для которых историческое предание острова - не музейная экспозиция, а одухотворённая часть их жизни. Краткость и содержательность монастырских встреч обретают особое значение: категория прошлого - способность воссоздать картину мира острова Валаам через "призму" воспоминаний, через понимание событий исторического предания - преображает в восприятии автора окружающий его пейзаж. Интерес повествователя к истории монастыря - не праздный поверхностный интерес странствующего туриста: в нём нет пассивного аналитизма, нет пустого любопытства. Именно поэтому пейзаж Валаама становится для странствующего писателя открытой книгой: пейзаж Валаама непосредственно связан с историей возникновения монастыря. Созерцание исторического пейзажа даёт возможность обращения к воспоминанию о святых подвижниках: в тексте произведения есть законченные фрагменты, связанные с историей пребывания на острове Святого Преподобного Александра Свирского (глава "Прощание с Валаамом"); Святых Преподобных Сергия и Германа Валаамских (глава"Приезд на Валаам"); в главе "Ночное странствие" есть упоминание о деяниях Святого Преподобного Арсения Коневского.
Можно сказать, что целью автора произведения "Валаам" становится не простое упоминание и перечисление событий, происходивших в ходе истории становления монастыря на острове; автор стремится выявить взаимосвязь событий, происходивших в ходе долгого периода времени - для этого необходим внимательный и заинтересованный взгляд на исторические факты, о которых идёт речь в повествовании, необходимо подключение исторической интуиции.
Путешествие на Валаам - важная веха в творческой биографии Бориса Зайцева. Почему для писателя, к моменту создания произведения "Валаам" уже давно покинувшего Россию, уже давно живущего во Франции, было так важно оставить память о путешествии на остров?... Посещение острова для Бориса Зайцева не стало праздной развлекательной туристической поездкой. Соприкосновение с одухотворённым пространством пейзажей Валаама и со святынями острова позволило ему совсем по-особому вспомнить о России; вспомнить о детстве, об усадьбе в Тульской губернии. Посещение острова открыло возможность соприкосновения с русской православной культурой и со стихией русского языка - не только бытового, обиходного, но и связанного с православным богослужением.
Путешествие на Валаам (как оказалось впоследствии-единственное и последнее), - позволило Борису Зайцеву "...прочесть, припоминая" пейзажи Валаама, как открытую книгу; позволило не только сопоставить исторические факты, воспоминания, впечатления, связанные с посещением острова (хотя, конечно, это очень важно - без подобного сопоставления невозможно осмысленное создание текста путевого дневника, невозможен выбор фактов, которые образуют композиционную канву).
В заключение - две расширенные цитаты; думается, в них скрыт ещё один важный смысловой мотив, без которого невозможно заинтересованное читательское понимание книги "Валаам", заинтересованное понимание картины мира, явленной в художественном слове на страницах этой книги.
В главе "В лесах Валаама" есть следующий фрагмент:
"...А впереди, сквозь редкие стволы сосен и елей, туманно стала сиять Ладога - мы подходили к оконечности Валаамского острова.
Добрались до коровника - фермы. Вышедшая из дома женщина указала дорожку... Мы прошли к большой часовне, почти церкви, Савватия и Зосимы Соловецких. Здесь, сидя на крылечке, можно любоваться вновь на серебристую Ладогу. Отделённый небольшим проливом, выступает невдалеке, крутыми скалами, обрывающимися в воду, так называемый Святой остров - одно из замечательных по красоте мест Валаама. В пятнадцатом столетии там жил святой Александр Свирский, позже основавший собственный монастырь на южном берегу Ладоги.
Мы пробыли тут довольно долго. И сама часовня показалась нам суровей и бедней Сергиевой (хотя она гораздо больше). Или уже подсказывает так воображение? Соловки? Крайний Север, океан Ледовитый?
Мне всё вспоминалась именно здесь картина, виденная у игумена, в его покоях: зима на Валааме, скалистый берег - как на Святом острове, хмурое озеро, полузамерзшее, ледяные сталактиты по берегу...
Обратный путь наш был спокоен, беспрепятствен. Леса в обратном направлении проходили перед нами, точно отражение в зеркале. Иногда новые дороги ответвлялись, но мы не сбились... Солнце подходило к закату, в лесу легла прозрачно - синеватая тень. Мы никого не встретили из людей. На одном перекрёстке белочка пробежала по земле у самой дороги, схоронилась в кучу хвороста. Мы остановились. И она притулилась. Кто кого перемолчит?... А потом кончились леса. Мы были благодарны им, и жаль даже было расставаться. У монастырских ворот бегали и хохотали молодые послушники-"кафтанники", как их зовут здесь. На фронтоне белой гостиницы сиял ещё последний отблеск заката. У подъезда подвода с чемоданами только что приехавших гостей - пароходик привёз их из Сердоболя - и монах разгружает её..."
- Зайцев Б. К. Собрание сочинений в трёх томах. М.: "Художественная литература"/ "ТЕРРА" - "TERRA". 1993. Т. 2. С. 318 – 319. В
Заключительная глава - "Прощание с Валаамом" - построена строго хронологически; в её сюжетной основе - описание трёх последних дней, проведённых на острове:
"В последний перед отъездом день, под вечер, мы ушли в валаамские леса, вдаль - одно из любимейших моих занятий здесь....
Часовню Константина и Елены, к которой с дороги ведёт аллея ёлок, хорошо знали. Знали и большую поляну вокруг - там посевы, монастырский покос. Но вот дальше, войдя в лес, очутились в стране неведомой...
...Обгорелое дерево сразу заметили и свернули направо. Тут пошли путаные места, кое-где вырубки, саженки дров, цветы розовые иван-чая, одинокие сосны над кустарником - только за тетеревами охотиться. Долго ли, мало ли, вышли и к "озерку" - усердно искали здесь тропинку. И недаром слонялся я в детстве с ружьём по калужским, жиздринским лесам - крохотного следка и тут не прозевал. Мы полезли наверх, по мхам, хвое, по выступам гранита. Лезли не так долго, но трудно, иной раз едва и вскарабкивались. Награда же оказалась хорошая: добрались до темени скал, круто вниз обрывавшихся прямо в озерцо. И над всем этим господствовал Крест, огромный, потемневшего дерева, обращённый на Ладогу.
Мы сели у его подножия. Под отвесным обрывом - сказочное озерцо. И даже сказочная избушка есть на его берегу, заброшенная, с отворённой дверью. Пустынно тут. Вот уж, действительно, забытый угол... Позже мы спустились со скалы, обошли всё озерцо, выбрались к побережью Ладоги - она уже в двух шагах отсюда. И всё то же ощущение пустыни, тишины... Немного даже жутко.
...Когда шли назад, уже смеркалось. У обгорелого дерева началась вновь настоящая дорога. Вдали густо, полно ударил Валаамский колокол. Пора домой! И в обратном направлении потянулись те же леса, поляна, монастырские покосы и хлеба.
-Ну, вот, - сказал я жене, - это наш прощальный выход. Доведётся ли ещё когда увидеть Валаам?...
Жена вздохнула.
-Да, если бы ещё увидеть...
По небу громоздились бело-синие облака, крупными, тяжёлыми клубами. В некоторых частях они были почти грозны - не сверкнёт ли оттуда молния? В других белые их пелены свивались таинственно. Отсвет их на крестцах овса, на еловом лесу был не без мрачного величия. Всё это, конечно, необычайно русское. И как-то связано с нами, с нашими судьбами. Увидишь ли ещё всё это на родной земле, или в последний раз, перед последним путешествием, дано взглянуть на облик Родины со стороны, из уголка чужого... Этого мы не знаем. Но за всё должны быть благодарны."
- Зайцев Б. К. Собрание сочинений в трёх томах. М.: "Художественная литература"/"ТЕРРА" - "ТЕRRA". 1993. Т. 2. С. 338-340.
Именно так, на ноте благодарения, заканчивается книга Бориса Зайцева, - наверное, читателям такая концовка помогает задуматься о многом, - прежде всего об одухотворённой красоте и тайне картины мира, который открывается на страницах книги "Валаам".
Источник фотографий: https://pkozionov.enjourney.ru/fotootchety/kareliya_ostrov_valaam_leto_2019_13496
#забытая литература #литература #русская литература #зайцев