Если бы Алёша писал повесть жизни своей, она бы вышла не громкой, а тихим счастьем наполненной. Это было бы повествование о его толково - бестолковых родителях, влюблённых друг в друга даже на пенсии.
Об играх в "войнушку," сладких сосульках, первой, сначала сонной, любви. О страсти - ошибке и расставании, о том, как он стал отцом (целых четыре раза!).
И, конечно, о главной женщине жизни своей, написал бы Алёша. Не о матери, не о лапочке - дочке и не об Иринке - жене ( "Простите, дорогие мои!"- извинился бы он в предисловии).
О "буне" - Евдокии Ивановне. Не опечатка. Начав говорить, маленький Алёша, называл бабушку, Евдокию Ивановну, "буня." Так, на всю жизнь, и осталось.
Алёшку родили папка с мамкой - сами взрослые дети. Лариске восемнадцати не было, когда тошнота подступила, Павлушке шёл
девятнадцатый год. Оба студенты техникума строительного. И вдруг - "радость" такая. Мать и отец "невесты без места," толкали дочь на аборт.
А Евдокия Ивановна, мама Павлуши, их пристыдила:"Коль зародился дитёнок - надо рожать!" "А как же учёба? Кто нянчиться будет? Нам до пенсии далеко, да и желания нет так рано с внуком возиться," - заныли родители Лары. Но Евдокия Ивановна план объявила:
"Первым делом, пущай запишутся. Скромно: какая уж теперь из Лариски невеста, а из Павла жених? Родит - в аккурат второй курс закончится. За лето малышок подрастёт. Лариса оформит свободное посещение - зря, что ль отличница? Я на хлебном заводе по сменам роблю. Справимся, как - нибудь, до первого года. Там ясельки, и уж диплом у молодых."
Лариса с Павлом за сохранение ребёнка руками-ногами проголосовали: дурачьё, но ребятки хорошие. Всё исполнилось, один в один, как Евдокия Ивановна постановила. Вот так Алёша пополнил собой этот суетный мир. В немалой степени, благодаря "буне."
Втроём растили мальчонку: Ларисины родители - "интеллигенты ср-ные," как презрительно определила Евдокия Ивановна, лично отстранились, помогая деньгами. Но тоже дело, если паршивую овцу вспомнить.
Алёша уж вовсю топал и бабушку "буня" звал, когда Лариса с Павлом, став дипломированными специалистами, смущаясь, сообщили Евдокии Ивановне, что надумали податься на север. "Алёшу не пушшу по общагам расти!" - нахмурилась буня.
"А мы его и не собираемся брать! Мы ж ненадолго. Срубим деньжат, и вернёмся," - ответила свекрови Лариса. Остался двухгодовалый Алёшка с буней своей на пять лет,и ещё на столько же, и ... навсегда.
Жилось хорошо. А с учётом, что Евдокия Ивановна была хозяйкой не душной квартиры, а небольшого, уютного дома с садом - распрекрасно! С приятелями проблемы не было - неподалёку высились пятиэтажки, заполненные ребятнёй до отказа.
Детский сад, потом школа - рядышком. Разве что бабушкин хлебозавод требовал времени добираться. Евдокия Ивановна не тяготилась. И трудно было найти причину из-за, которой она могла бы повесить свой длинноватый нос.
Алёше бабушка казалась красивой, и он удивлялся отчего отец его папы, замуж её не позвал, хотя и привёз из деревни в город, представив родителям. Евдокия усмехалась, поясняя:
"Деваться голубчику некуды было. Братья мои намяли ему бока, говоря:"Отоварил девку на позор всей деревни - женись!" Он и схитрил: увёз меня в город, привёл к родителям, в этот самый дом. Опосля испарился, в надежде, что они сами разберутся со мной. А меня, хоть не стала невесткой я им по бумагам, свёкры приняли, полюбили. И речь моя, деревенская, нравилась им."
В общем-то, любовная история Евдокии была банальна. Возраст юного девичества у неё прошёл, а замуж не звали. В деревню, по распределению института, приехал учитель. Моложе Дуси, смазливый. Жил у бабки глухой, в самом конце деревни.
Как-то столкнулись по темноте, он Дусю облапил, а она не только не оттолкнула, а стала бегать к нему в избу, когда звал. Оправдание? Влюбилась Дуся без памяти, а учитель просто так, конечно, баловался. Три года канителились. Любовничек стал про отъезд говорить. Дуся и придумала забеременеть.
"Потом братьям пожалилась, счас стыдоба вспоминать. Надеялась: жениться по залёту, а жить станем по настоящему! Но Сергей, так его звать, сбежал через год после рождения Павлика. Я и на алименты не подавала. Дочкой у его родителей жила, жаль схоронила рано обоих. Ты мал был, потому и помнишь плохо, как болели они,"- доверительно рассказывала внуку Евдокия Ивановна.
"Биологического" деда Алёши, Евдокия не осуждала, признавая себя не парой ему:"Он красавЕц, я дурнушка, да старше. У него диплом институтский, у меня семилетка, да язык корявый, по городскому говорить не научившийся."
Попав в город, устроилась тестоводом на "хлебный" завод, как она говорила. Весьма, кстати, точно. Со второй смены, раз в недельку, буня приносила "чуток" масла, муки, сахарку и внучку колобок шоколадный (дружба с кондитерами). Вот такой неоднозначной, как сама жизнь, была Евдокия Ивановна.
Родители Алёши материально им помогали, но в отпуск ехали к морю. "Другие" дед с бабушкой, в основном, ограничивались нотациями, ругая Евдокию, что внук не отличник, а троечник.
Она отвечала беспечно:"Мужик! Не пропадёт. Слесарить пойдёт или шОфером станет. В профессора хотите отдать - забирайте!" Знала, что не возьмут, потому и смелела.
Но вот и школа позади. Армия подступила. Алёшу провожали бабушка и бывшая одноклассница - Ира. Это к ней он испытывал, что - то волнующее, но до конца не проснувшееся. Перед самым призывом, Алёша права получил по направлению военкомата, и после службы они пригодились - шОфером стал Алексей.
К Ирине приходил лишь поздороваться - скучноватой она казалась Алёше, без и огонька. Он вскоре себе не девушку, а пожар отхватил. Дерзко красивая, на три года старше, Натаха маляром работала и такой смелый опыт имела, что сын четырёх лет подрастал, без всякого мужа.
Евдокия выбор внука не одобряла, но совет дала странный:"Женись и мальчонку запиши на себя. Нехорошо расти байстрюком." Алёша и сам так хотел. Натаха в дом их с бабуней, хозяйкой вошла.
Любила деньги транжирить - свои и Алёшины, бегала на танцы, как не замужняя, и в сторону пацана своего не смотрела. Алексей, как заколдованный, всё прощал - лишь бы она рядом с ним засыпала.
Год прошёл или больше. Стала Натаха настаивать, чтоб муж пошёл в дальнобойщики. Ей хотелось перестроить дом так, чтоб "эту бабку" не видеть. И мебель, из натурального дерева, между прочим, прадедом Алёши, мастером - краснодеревщиком выполненную, продать или выбросить планировала.
Ворковала ласково:"Купим модный гарнитур в спаленку. В кухне барную стойку устроим: я видела, в иностранном журнале. Дусе твоей отдельный вход сделаем, одной комнатушки с неё довольно."
Алексей возразил, сначала спокойно:"Она ж прибаливает. Не в край стара, да работала много. И дом этот её, прежде всего!" Наталья от злости аж подпрыгнула:"Прибаливает?! А ничего, что каждый месяц туда-сюда мебеля свои драгоценные передвигает одна?"
Алёша знал такую особенность за буней своей. Видевшая только деревню родную и этот город, Евдокия Ивановна, подсознательно, жаждала впечатлений и перемен, организуя их себе доступным образом.
Внук сначала диву давался, а потом привык, что резные шкафы - разного назначения, круглый стол на витых ножках и прочая старинная красота, не стоят годами застывши, а переставляются туда-сюда, как сказала Наталья.
Алексею даже нравилась эта непредсказуемая суета буни. Беспокоясь о здоровье любимой старушки, не раз предлагал:"Давай, бабунь, вместе переставлять!" Но Евдокия категорически отказывалась, объясняя, что делает это не запланировано, а, когда "накатит."
А Наталью эта милая особенность Евдокии Ивановны бесила невероятно. Ей хотелось, чтоб бабки не стало, а денег привалило много. Она бы тогда домишко в терем двухэтажный перестроила и обставила соответственно. Сидела бы на высоком табурете перед домашней барной стойкой и кофей пила с коньячком.
"Ну и мечты у тебя! Лучше б сыном занималась больше, да ещё ребёнка родила!"- закипая, сказал Алексей и услышал откровенность, в миг изменившее его чувства к Наталье.
"Не только не рожу, но и этого, как подрастёт, постараюсь в кадетскую школу отдать. Туда уже лет с десяти принимают. Не получится - в интернат отошлю. Есть такие, где даже специальностям обучают," - как об обдуманном, говорила Натаха.
"Хороший расклад: бабушку в чулан, сына в люди. А мне, значит, уготована роль добытчика?" - будто впервые видя жену, уточнил Алексей. Наталья смотрела на него взглядом змеи - не мигая, но её гипноз больше на мужчину не действовал. Вскоре они развелись.
К счастью, прописку Наталья имела в комнате семейного общежития, и из дома её Алексей выдворил без проблем. А вот Володьку, ставшего его первым сыном, оставил себе и бабуне. Наталья не возражала. Втроём они недолго пожили. Алексею вдруг стала вспоминаться Ира.
Насмелился к ней пойти, молясь, чтоб она замужем не оказалась. Без ломанья, девушка призналась, что одна, поскольку никто другой, кроме Алёши, в мужья ей не нужен. Он с радостью принял эту роль на себя.
А потом они заторопились жить и любить: к имеющемуся Володьке, родили двух сыновей. Хотелось дочку, и она появилась, когда все её братья уже в школе учились. Евдокия Ивановна каждого правнука потоком счастливых слёз встречала и в заботах о них участвовала. Но, увы, всё тише и тише.
Шкафы местами перестала менять, а вот этажерку с тумбочкой тасовала туда - сюда, всякий раз вызывая в Алёше с Ирой надежду: копошится бабуня - значит, ещё поживёт!
Незадолго до последнего вздоха (уже не покидала кровать), буня сухонькой рукой перекрестив Алексея, прошептала:"Спокойно мне за тебя, Алёша. Вкруг тебя - семья. Ранешно, я думала сынок Павлуша мне в утешение послан, а оказалось - ты свет в окне. И Ирочка с ребятишками."
Вот говорят, что нет незаменимых людей, а Алёша с ощущением невосполнимой утраты живёт уже несколько лет: не стало его бабуни, Евдокии Ивановны. В серьёзном возрасте умерла, но успокоением это не воспринимается.
P. S. В минувшую среду я вызывала такси, чтоб доехать с работы домой. Не имея настроя на разговор, села позади водителя. Едва отъехали, пришлось пропустить через дорогу, медленно идущую пожилую женщину.
"Старость не радость,"- на автомате сказала я, а водитель, вдруг оживившись, отозвался: "Не скажите! Моя буня, в очень приличном возрасте, ещё мебель переставляла! Одна, представляете?"
"Буня переставляла мебель? Не представляю, расскажите, если желание есть, " - предложила, ощутив интерес.
И водитель, назвавшийся Алексеем, подарил мне вот эту историю. Уже несколько дней миновало, а во мне до сих пор плещется приятное послевкусие от странного слова - обращения - Буня. Пусть с большой буквы будет.
Благодарю за то, что вы терпеливо со мной. Крайне тяжёлая трудовая неделя. Зато теперь, неограниченный рамками, отпуск. Мы перевозчики. Ну, и вот - нечего пока перевозить стало. Ждём-с перемен. Есть плюс - появилась возможность чаще писать. Прошу голосовать, отзываться, подписываться. Всё будет хорошо! Лина
