В охотничьей заимке царил легкий беспорядок. На сбитом из потемневших досок столе лежал на боку туесок из желтой коры, из которого насыпалась на столешницу кучка желтоватой соли. Рядом с туеском растопырился обломок оленьего рога. Второй обломок валялся в пыли на полу.
Изрядно потертый веник лежал на запыленном широком подоконнике среди кучек высохших мух. Кое где по углам те же мухи висели в коконах густой паутины.
Единственным свежим предметом был приваленный к стенке возле полатей тяжелый штурмовой рюкзак с откинутым верхним клапаном, из которого торчал красный походный термос.
В углу комнаты на простенькой табуретке сидел человек в темно-серой егерской форме с красным шевроном на рукаве, и через затемненные очки смотрел на угол возле печи. В углу, помимо незамысловатой утвари, лежали две крупных перламутровых бусины красного и синего цвета.
За окошком, на небольшой поляне у заимки, маялся средних лет бородатый мужичок в грязной кожаной куртке, таких же грязных штанах и низких сапожках с отворотом. Он то поглядывал в окно, то садился на скамью возле небольшого навеса, потом нарезал круги по поляне. В общем, старательно изнывал. В заимку заходить было не велено.
В сумерках, когда обстановка в доме стала едва различима, одна из бусинок внезапно исчезла. Через затемненные очки было видно, как темный комочек выкатился из-за печи, схватил бусину и замер.
Егерь улыбнулся, достал из кармана еще одну бусинку и аккуратно катнул ее в угол, прямо к темному комочку. Тот отпрыгнул и мгновенно исчез за печкой.
- Я тебя вижу. – Негромко сказал егерь. - Не бойся, я не сделаю тебе вреда.
Пару минут ничего не происходило, потом таинственный гость снова показался. Роста он был невеликого, чуть больше котенка, и на него бы походил, если бы не мохнатые крылышки по подобию летучей мыши, рожки и большие красные глаза. Он неторопливо подошел ко второй бусине, поднял ее и подозрительно посмотрел на егеря.
- Удалось кулику на своем веку. Тебя что ли бояться?
- Я Леха. – Представился егерь. – Егерь Семаргла. А ты чьего племени?
- Ух ты… самого Семаргла? - Гость охнул и попятился в угол.
- Самого, самого. Не бойся, я без умыслов.
- Анчутка я.
- А в доме что делаешь? Другого места не нашел?
Анчутка задумался, тяжело вздохнул и подошел к столу, цокая копытцами. Опасливо покосившись на рассыпанную соль, пристроился с самого краю стола и покатал в ладошке перламутровую бусинку.
- Метил в лукошко, да попал в окошко. Как пещеру нашу спалили, так и разбрелись мы кто куда. Я вот здесь обосновался, благо домовой к этой халупе за версту не подойдет. А другим лихо досталось. Сам знаешь – война, полевики с голоду пухнут, кикиморам да шишигам тож не сахар. Только шиш радуется, ему то у дороги одна забава.
Анчутка засунул бусину за щеку и подозрительно посмотрел на егеря: - а что, этот лишенец, что во дворе лазит, наговорил чего на меня?
- Испугал ты его. Зачем рог в него кинул?
- А чтобы не сквернословил. Не успел зайти – изо рта помои льются. Лес ему не такой, зверь ему не такой, мухи на окошке – и те не так сидят. А теперь еще и рог не такой, об башку сломался, - анчутка хихикнул.
- Дело у меня к тебе… - егерь внимательно посмотрел на собеседника.
Анчутка насторожился. – Ты свои дела при себе держи. У меня с вашим племенем одна речь – на ухват да в печь.
- Уж больно ты грозен… Дело у меня про твое племя, не про мое. Показал бы ты мне пещеру, что спалили. Может, получится вернуть к делу…
- Это с чего такая щедрость? Аль душонку не уберег?
- Мало вас, сам мне сказал. А без вашего племени и наше скудеет, от корней отрывается. Деревня еще как-то держится, а в городах такое творится…
Анчутка подпер щеку рукой и в задумчивости покачал копытцем. - Вот такая канитель, была пурга – теперь метель… А мне с того какой интерес?
Леха рассмеялся.
- Ты что, торговаться надумал? Так это не со мной, со своим племенем торговаться будешь. Если получится, конечно.
Анчутка еще посидел, качая копытом, потом спрыгнул с лавочки и метнулся к печке. Около минуты за печкой слышалась какая-то возня, а потом копытца зацокали в другом углу, за спиной егеря.
- Пошли уж, что расселся. У кого лавка бела, у того жопа гола.
Уйти, однако, удалось не очень далеко, только до двери. Мужичок во дворе заверещал дурным голосом, послышалась пара гулких выстрелов, и на поляну выкатились с десяток оборванцев. Одна из шаек, промышлявших в местных лесах да по удаленным деревням.
