Если верить Полному собранию сочинений А.С. Пушкина в 19 томах (23 книгах) — юбилейному изданию к 200-летию со дня рождения А.С. Пушкина, то после бракосочетания ни одно своё стихотворение Пушкин не посвятил жене. Есть разве что три текста, вроде как претендующих на эту роль. Начнём с самого позднего — «Пора, мой друг, пора! [покоя] сердце просит…» (1834), про которое частенько говорят, что оно обращено к жене (но, как вы понимаете, у слов «посвящено» и «обращено» смысл совершенно разный). Обычно указывается, что написаны эти 8 строк, вероятно, в связи с неудавшейся попыткой выйти в отставку и уехать в деревню. И в качестве доказательства вдогонку делается ссылка, мол, то же душевное состояние отразилось в его письмах этого времени к жене.
Однако имеется и иная атрибуция этого стихотворения, как по времени написания, так и по адресату обращения. Первым о ней высказался в книге «Судьба Пушкина» Борис Бурсов. Позже его точку зрения разделил Александр Костин в книге «Жизнь Пушкина. Тайна болезни и смерти Пушкина». Их мотивировка, достаточно обоснованная, позволяет сказать, что строки эти написаны Пушкиным, мечтающим о жизни в деревне, годом позже, в сентябре 1835 года, и имеют своим адресатом Александру Ивановну Беклешову — падчерицу П.А. Осиповой (дочь её второго мужа, к тому времени жену псковского полицмейстера подполковника П.Н. Беклешова). Роман с ней, напомню, был у Пушкина 10 лет тому назад. Он в 1826 году вызвал к жизни лирическое стихотворение «Признание», посвящённое тогда ещё невинной 18-летней девушке: «Я вас люблю, хоть я бешусь…»
Спорным по сию пору остаётся и вопрос о том, кому посвятил Пушкин стихотворение «Когда б не смутное влечение…». В беловом варианте автографа у него имелась помета: «1833, дорога, сентябрь». Казалось бы, можно предположить, что помета означает место и время встречи с женщиной, имя которой пушкинистам не известно. Автограф был в том самом альбоме, в котором Пушкин сделал приписку к известному стихотворению, посвящённому А. Олениной, «Я вас любил: любовь ещё быть может…»: «plus'quep arfait» (давно прошедшее). И поставил год — 1833-й. Гипотетически, можно допустить, что «после этой записи он пересмотрел и другие послания к А. Олениной и в беловом варианте автографа стихотворения «Когда б не смутное влечение…» сделал (для отвода глаз) вышеупомянутую помету, что не впервой приходилось ему проделывать. Это тем более вероятно, что стихотворение при жизни поэта не публиковалось, а головоломки задавать своим будущим биографам и исследователям Пушкин практиковал довольно часто». Раздрай хлеще случающихся на игре «Что? Где? Когда?» произошёл после того, как внучка Анны Олениной Ольга Оом написала к парижскому изданию дневника своей бабушки:
«Это стихотворение было признано императором Николаем II непристойным и не было разрешено к печати. В нашей семье достоверно известно, что оно было написано в «Приютинской тиши» и относилось к Анне Алексеевне».
Можно ли после её слов со 100-процентной уверенностью продолжать утверждать, что это стихотворение было посвящено Наталье Николаевне, тем самым не верить фамильной легенде потомков Анны Алексеевны Олениной?
И наконец стихотворение «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…» — по своей обнаженности одно из самых откровенных стихотворений поэта:
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змеёй,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаёшься мне, нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!
При жизни Пушкина оно не печаталось. Ни черновики, ни беловик не сохранились. Впервые увидело свет в 1858 году с датой «1830». Тогда как Пушкин женился в 1831-м. Тем не менее существуют косвенные доказательства: на автографе, судя по копиям, дата отсутствовала; в копии, найденной после смерти Натальи Николаевны вторым мужем П.П. Ланским в её бумагах, стоит «1831»; некоторые списки стихотворения имели название «К жене» и там фигурировала дата «1832».
И всё же академическая наука (в Полном собрании сочинений, переизданном к 200-летию со дня рождения Пушкина, под ним стоит — «1830»), с присущим в таких случаях ханжеством, не позволяла себе и другим признать, что это авторская мистификация. Причина у Пушкина поменять дату под стихотворением тем не менее была. Ему вовсе не хотелось, чтобы кто бы то ни было заглядывал к нему в постель — по крайней мере, при его жизни. Тогда как стихотворение было, он сознавал, из лучших. И появилась уводящая в сторону дата.
Исходя из этого, любое объяснение происходящего, если иметь в виду 1830 год, оказывается из области абсурда. «Стыдливо-холодна» — наверное, характеристика, имеющая единственный адресат в ряду «ста тринадцати» пушкинских женщин. Попервоначалу холодность жены своей странностью и необычностью его, скажем так, восхищала, но недолго. Жизнь без упоения, когда жена, «не внемля ничему», «едва ответствует», отнюдь не способствовала их сближению. Чего не скажешь о поэзии, которая обогатилась пушкинским шедевром.
Вересаев считал временем создания стихотворения начало брака Пушкиных и, восхищённый, изумлялся: какое произошло волшебство, голая физиология превратилась «в такую чистую, глубоко целомудренную красоту». С.Т. Аксаков, когда Бартенев прочитал ему это стихотворение, побледнел от восторга и воскликнул: «Боже, как он об этом рассказал».
Таким образом стихотворение «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем…» позволяет услышать столь же конкретный ответ на вопрос: как всё начиналось, — уже со стороны Пушкина.
Тут надо заметить, что такой взгляд на истолкование стихотворения — как некий образец «натуральной лирики» — разделяется не всеми. Знатоки поэзии находят основания рассматривать его всего лишь как игру в «подражание древним» (как известно, такой цикл составляет богатейший пласт пушкинской поэзии). И обращают внимание на опубликованный в 1820 году перевод эпиграммы греческого поэта VI века Павла Силенциария. Автор перевода — К.Н. Батюшков. Напрашивающийся вывод: Пушкин не мог не заметить это издание и тем более обойти вниманием перевод, сделанный Батюшковым:
Твой друг не дорожит неопытной красой,
Незрелой в таинствах любовного искусства.
Без жизни взор её стыдливый и немой
И робкий поцелуй без чувства.
Но ты, владычица любви,
Ты страсть вдохнёшь и в мёртвый камень;
И в осень дней твоих не погасает пламень,
Текущий с жизнию в крови.
Какой вариант «прочтения» следует отбросить, а какому оставить право на существование, зависит от датировки этого стихотворения. Именно ей принадлежит решающее слово, но она до сих пор до конца не уточнена. И это позволяет одним в качестве довода заявлять тезис, что пушкинское стихотворение, начинающееся с категорического «нет», представляет собой лишь поэтическое опровержение мысли, которую высказал древнегреческий поэт. Мол, «вакханкам молодым», которых некогда воспевал поэт VI века, поэт ХIХ века противопоставил «смиренницу», а изощрённому «любовному искусству» — прелесть «неопытной красы».
Другие предпочитают вместо наблюдения за поэтической техникой и игрой мысли в 14-ти стихотворных строках чувствовать биение сердца живого поэта.
Что ж, «Волна и камень, Стихи и проза, лёд и пламень // Не столь различны меж собой», как пушкинисты, не лишённые порой вдохновения. Испытывающие вдохновение от противного.
Уважаемые читатели, если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 48) повествования «Как наше сердце своенравно!»
Эссе 48. «Младое, чистое, небесное созданье»
Эссе 35. К кому обращено знаменитое восьмистишие «Я вас любил…»?
