Как писал свою книгу Юрий Поляков? По собственному признанию так: "извлекая из глубин сознания милые мелочи минувшего…".
Вот эти «милые мелочи» и есть главные герои «Совдетства». Они показаны в высшей степени любовно и достоверно: вафли «Лесная быль»; авоськи с продуктами, вывешенные через форточку за окно – это всё точные приметы времени.
Зачем проделывали наши предки эту манипуляцию с авоськой?
Холодильников-то не было! Потом они стали появляться. И Поляков со знанием дела разбирает особенности вышеназванных агрегатов (у «Севера» крошечная морозилка – на полцыпленка, «Саратов» слишком громко работает, «ЗИЛ» самый лучший, вместительный).
Или вот, маленький Юра, он же «Пцыроха» (откуда взялось это прозвище не объясняю – сами прочитаете) собирает портреты героев Советского Союза из отрывных календарей, и соседи его этими листками с удовольствием снабжают. Прямо вижу себя! И у меня такая коллекция была (через 10 лет, в конце 1970-х). В ней тогда уже были не только герои войны, но и члены политбюро, путешественники, писатели, полководцы и лидеры зарубежных коммунистических партий.
Это поистине пушкинское внимание к деталям делает «Совдетство» настоящей энциклопедией советской жизни. А ещё Поляков по-пушкински позитивен. Ну и по-толстовски обстоятелен.
Кстати о Толстом. Помните? Именно такой книгой – о детстве – Лев Николаевич и вошёл в литературу! Но это не про Полякова – Юрий Михайлович занял своё, особое, место в истории отечественной словесности уже давно.
Тут скорее случай Шмелёва: тот написал своё «Лето Господне», когда ему было уже за пятьдесят. И если в ранних своих сочинениях, в том же «Человеке из ресторана», Шмелев довольно критически описывал повседневность царской России, то в «Лете Господнем» она его уже умиляла.
Ну что ж, как сказал поэт, «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии». Эту же мысль можно выразить и проще: «Что имеем не храним, потерявши плачем».
Так что «Совдетство» – это, если можно так выразиться, «Лето Господне», но про Советский Союз. Гимн СССР. Только в прозе.
Ну а как ещё писать о своём детстве? В любом случае получится книга о «светлом прошлом», будь оно хоть "ельцинским", хоть советским, хоть "царским".
Кстати древний пласт «светлого царского прошлого» из простодушных рассказов Пцырохи тоже проглядывает. Его олицетворяет старуха Алексевна. В её детстве тоже ведь было хорошее: «на гривенник фунт говядины отдавали»; лестница в доме, где сейчас живет Пцыроха, от самой входной двери была устлана ковровой дорожкой.
Заметим, однако, что ни «царское», ни советское прошлое, автором не приукрашено.
Он устами своего маленького героя простодушно сообщает нам о том, что «Взрослые почти никогда не говорят "купил", а исключительно "достал", реже – "оторвал", порой – "взял", иногда – "добыл"».
Да, это про СССР.
Ну и очередь в булочную – это тоже примета времени. Правда более раннего, когда ещё правил Хрущев, который «весь наш хлеб отправил на Кубу», как со слов взрослых объясняет Пцыроха, и при ком суббота была рабочей.
Я, росший в благополучные 1970-е о том, что субботы когда-то не являлись выходными, даже не знал. И очередей за хлебом в моём детстве не было. А вот то, что Хрущева в народе не любили, помню. И стишки обидные про него сочиняли: «Ты Гагарин, ты могуч, ты летаешь выше туч, ты возьми с собой Никиту, да как “стукни” об орбиту, чтобы этот “обормот” не заговаривал людям рот». А эту частушку я уже много лет спустя от тестя услышал: «Мясо, масло всё приели, скоро кильку доедим, скоро баб ети не будем, хер Вьетнаму отдадим».
При Брежневе Вьетнаму по-прежнему помогали, и с мясом тоже были нелады. Зато масла имелось в достатке. Всё, как у Полякова написано: «зайдешь в гастроном и вот, пожалуйста: позади прилавка на специальном алюминиевом столе высятся три куба, каждый размером с коробку от радиолы, два желтых, это соленое и несоленое масло, и третий куб – темно-коричневый – шоколадное!».
Некоторым критикам это неспешное любование прелестями советского быта не нравится.
- Они упрекают автора в том, что у него получилось нечто среднее между художественным текстом и мемуарами.
- Пеняют Юрию Михайловичу, что в романе «нет действия».
- А ещё им не хватает КОНФЛИКТА.
- «Нет завязки, нет кульминации», – возмущаются они.
- А что есть? Всего лишь «серия зарисовок о советской жизни, о родителях, о жителях коммуналки».
Ну что же, на то они и критики, чтобы критиковать. Кое в чём я с ними соглашусь. Прежние книги Полякова я «проглатывал» за неделю. А в этой пока не дошёл до завершающей страницы. Читаю по две-три страницы в день – вслух жене. И никуда не спешу.
«Я осторожно, с помощью полотенца снял со сковороды раскаленную крышку. В нос ударил долгожданный запах домашнего ужина, и открылась дивная картина: тонкие кружки золотого, с коричневыми подпалинами, картофеля, пересыпанные истомленными кольцами лука и полупрозрачными, в темных прожилках кусочками сала, каждый размером с ириску».
ЭТО нужно читать медленно.
#юрий поляков #писатели #литература #современная литература #современная русская литература #книги
