Вспыхнув яркой кометой, мы падали вниз, сквозь сотни лет, на раскалённый шар, пылающий словно огни разбитых наших душ: сгорая, тая, ненавидя и любя.
Десятилетия тянулись веками, проклиная бесконечность, что была и будет после нас. Этот миг содрогания и ужаса переплетался с останками воспоминаний о прекрасном Рае, таящей на глазах точкой в размытой пепельно-чёрной дали звёзд и надежд.
Рдяно-жёлтые капли вздрогнувшего от преходящего силуэта испуганной нимфы, в те поры ещё малоизвестного художника, дополнили собой холст.
Был ли такой художник в те поры вообще или же его никогда и не существовало, трудно сказать. Говорят, эта картина была украдена, а сам художник убит во сне, потому что отказался продавать её за какие-либо. Убийца по совершенной случайности, если таковая вообще существовала в ту пору, увидел её незадолго до кражи. Но это всё не о том. Спекуляции и сплетни, кружащие на мерцающих гладях отполированных экранах смартфонов и телевизоров, словно воплотившиеся голографические химеры, слухи, распространяющиеся внутри возвышенных кругов ценителей искусства и броские заголовки, скудно, но пока ещё выпускаемых газетах, не могли дать ответа на вопрос, почему же этот бедный артиста не продал свою картину?
Не то, чтобы художника вообще никто не знал, нет, такого не было. Говорят, его работы знали некоторые коллекционеры, богатые поклонники искусства, а после смерти журналисты крупных телевещателей даже написали несколько некрологов. Как это водилось в те поры, таланливые люди не были вожделением масс, более того, сами массы обладали неким талантом восхищаться до мерзоты бездарными певцами, блогерами и шоуменами. Лёгкие деньги безóбразных патогенов прогрессивой эпохи манили миллионы людей надеждой обрести личную свободу. На деле же единственным их желанием была возможность плевать с денежной горы на других, чтя своё эго превыше всего. Обманутые, морально грязные толпы скитальцев тянулись к неведомому горизонту между небом денег и морем грязи.
Мир создавал иллюзии, художник же вырисовывал картинами эти иллюзии. Я был знаком с некоторыми его работами, но с ним лично - никогда. Друзей тот не имел, к известности не стремился. Откуда же хоть и немногие, но знали его при жизни, спросите вы, если этого человека никто и никогда практически не видел?
А ведь как все, он когда-то учился и в школе, и в университете, где его талант ещё не был замечен: по словам учителей и некоторых одногруппников, будучи студентом скромным, но точным и острым, как лист бумаги, парень редко заводил разговоры первым. Однако если собеседник оказывался вежливым, воспитанным и грамотным, то художник с лёгкостью поддерживал беседу, ровно как и наоборот, если одиозный визави вызывал раздражение, то наказывался сначала грозным взглядом, а потом и пронзающим публичным словом.
Но года промчались, университет был закончен, и с тех пор того парня никто не видел. Возможно, именно этот юноша и стал тем самым художником, уж очень его характер контраста между суровым холодом и бурей сантиментов похожи на найденные после смерти картины. Да и к тому же, его любимая ещё со студенческих времён подпись в виде двух янтарных пятен на угле работ виднелась на каждом окне его квартиры.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ.
