Анна Коренченко вспоминает, как ее папа сидел в засаде у гнезда, выкармливал детеныша рыси, ночевал один в лесу и говорил - я верю только в науку!
Мой папа, по образовании физик, полжизни проработавший на Байконуре, всегда любил природу, чувствовал её, не боялся. Он мог один уезжать в лес с ночёвкой, вешал гамак между деревьями и ночью спокойно спал. Папа в юности увлекался охотой, даже ружье на стене висело, ездил куда-то в тайгу. А потом заменил это дело фотографированием. Мог часами лежать в траве, когда находил гнездо, чтобы понять, брошенное оно или нет. Или выжидал,чтобы животное вышло — как ящерка на камне или большой краб, которого они с сестрой поймали в Алупке у деда.
Как-то на Байконуре, при выходе куда-то на природу, папа с коллегами нашел маленького рысенка. Они сначала спрятались, думали - мама-рысь на охоте. Выжидали долго, потом поняли, что с рысью, видимо, что-то случилось, и рысенка забрали. Он стал ручной. Кормили из соски. Он стал совсем ручной. Не помню уже, куда они его потом пристроили.
Животные отвечали папе взаимностью, чуяли его любовь, впрочем, как и я. Бабушка рассказывала, что, когда мне было около годика, она приехала к родителям на улицу Чкалова (Земляной вал). Папа открывает ей дверь. На одной руке у него я, а в другой он держит маленького варана, привезенного с Байконура. Бабушка чуть в обморок не упала.
Потом был ушастый ёжик оттуда же. Еще папа привез в банке тарантула. Затем был белый мышонок — мама из лаборатории принесла. Папа его дрессировал. Расстегивал рукава у рубашки и мышонка запускал в один рукав, а из другого он выходил. Затем был хомяк.
Таким образом он нашел куличков, которых мы назвали «чирики». Как-то, году в 1976-м, папа приехал навестить маму в Одинцовский район, в лагерь от МГУ, где она одно лето работала, и меня. Папа пошел в лес и пропал на весь день. Появился затемно с маленькими птенчиками. Оказалось, что он нашел гнездо с ними около ручейка, пролежал в траве весь день, чтобы понять, прилетит ли птица-мама. Птица не вернулась, и папа забрал птенцов. Как-то мы их выкормили, потом забрали в Москву и поселили в угловую комнату - окнами на Садовое кольцо и Курский вокзал. Папа хотел сделать вольер на балконе, но идея была бредовая - от сажи было не продохнуть. Чирики выросли, им было тесно. Мы с мамой съездили в зоопарк, и там сразу согласились подросших птичек взять. Потом я некоторое время их навещала.
Позже у нас появилась утка с простреленным крылом. Тоже папа притащил. Ездил куда-то за грибами, там шла охота, и он нашел в камышах эту утку. Она поначалу шипела и больно щипалась, кое-как мама наложила ей шину. Потом утка попривыкла, спокойно ела из рук, крыло зажило, но летать она больше не могла. Я тогда мечтала о поступлении на биофак, как мама, и ходила заниматься в биологический кружок во Дворец пионеров на Ленинских горах. Там держали много животных. Мы разговорились, и мне неожиданно предложили утку забрать. Помню везла её в коробке, по эскалатору, той самой "лестнице-чудеснице", что вела от метро прямо к Дворцу. Утке там прижилась, свободно вперевалочку расхаживала, стала ручной, любила восседать на прозрачном крытом террариуме, в котором жили небольшие кайманы. Они снизу через стекло носами тыкаются, а она сверху сидит, покрякивает.
Иногда в детстве, в выходные, мы выезжали на природу, в лес. Мама учила различать растения, запоминать их названия А папа специализировался по грибам и животным. Он обучал меня тихо ходить, чтобы не спугнуть, замирать, если замечу какое-то движение. Как-то идем с ним по тропке, впереди пень, а прямо на пне гнездо, замерли, папа сфотографировал — птенцы реполова. То как-то на сосне наблюдали поползней: они сновали по стволу туда-сюда, а мы в кустах спрятались.
Были и курьёзные случаи, например, в одну из поездок папа сообщил, что поедем в новые места. Приехали, идем в лесок, папа говорит: "О, здесь такие девственные леса, приземляемся!". Присели, разложили еду, и вдруг мычание — стадо коров на прогулке. Мама потом долго подшучивала по поводу девственного леса. #анна коренченко