В 1980-х годах на советской рок-сцене с женскими голосами было, мягко говоря, не густо. Первым «лучом», прорезавшим маскулинный сумрак, стал пронзительный голос Жанны Агузаровой. Вторым — мощный хрипловатый вокал Ольги Кормухиной. Однако по-настоящему «женственное» исполнение в рок принесла девушка из Свердловска по имени Настя Полева… Её ломкий, немного сдавленный, голос своими извивами и манерой чем-то напоминал пение британской дивы Кейт Буш.
До сих пор трудно поверить, как изысканная, тонкая и очень некоммерческая музыка Насти смогла пробиться к широкому слушателю. Собственно, первоначально Полева вовсе не планировала становиться ни композитором, ни поэтом. В раскрытии её творческого потенциала роль сыграла цепочка случайностей в духе «Не было счастья, так несчастье помогло»…
Настя Полева:
«Изначально я пришла в это дело во всё — участвовать в рок-музыке, как певица, как голос. Я хотела научиться петь хорошо. Я не планировала себя, как автор-исполнитель, но так получилось, что я им стала. Спасибо Господу Богу, что это получилось».
Поначалу Настя пела в свердловской группе ТРЕК, потом - какое-то время выступала вместе с НАУТИЛУСОМ ПОМПИЛИУСОМ. Лидер НАУТИЛУСА - Вячеслав Бутусов - даже подарил Насте две отличные песни - «Снежные Волки» и «Клипсо-Калипсо» (об их истории я уже подробно писал здесь). Однако у группы был свой путь, и постоянно заниматься написанием репертуара для девушки никто особо не хотел. Все, к кому подходила Настя, отмахивались: «Тебе надо — ты и пиши». И она таки осмелилась…
«Тацу» (1987)
Всё началось в 1986 году, когда Настя подрабатывала в студенческом клубе художником-оформителем и вдобавок мыла там полы. Зал клуба был довольно большим и заполненным музыкальной утварью. Оставаясь одна, уборщица-Настя подходила к пианино и одним-двумя пальцами пыталась наиграть, звучащие в голове, мелодии. Вскоре стало ясно, что она «наковыряла» материала на целый альбом.
Оставалась проблема с текстами и музыкантами. В виде эксперимента Настя раздала свои наброски сразу трём поэтам — Аркадию Застырцу, Дмитрию Азину и Илье Кормильцеву. Хотя ей понравились тексты всех трёх, она остановила свой выбор на Кормильцеве — его стихи было удобнее петь.
Леонид Порохня:
«Первоначально особого желания записываться ни у кого не было. Многие из музыкантов почему-то считали, что альбом будет плохим, и перспективы у Насти нет никакой. И только потому, что у многих музыкантов в тот момент не было ни нового материала, ни собственных групп и находились они в очередном кризисе — именно поэтому их удалось собрать вместе».
Играла на записи сборная команда из членов НАУТИЛУСА и УРФИНА ДЖЮСА. Больше всего музыкантов напрягали хитроумные и плавающие размеры песен Насти. Надо сказать, что эта изысканность родилась не от хорошей жизни.
Настя Полева:
«С ломаными ритмами всё просто — так как играть меня никто не учил, извлечение звука из музыкальных инструментов происходило с некоторым трудом. Особые проблемы были с клавишными, на которых я поначалу пыталась играть — отсюда и кривые размеры, и всякие сбивки-синкопы».
Особые муки вызвала запись «Тацу» — одной из самых оригинальных песен альбома. Услышав, что она написана в «неудобном» размере 5/8, музыканты принялись переделывать её под привычные рок-н-ролльные четыре четверти. По воспоминаниям, в процесс «глумления» над оригиналом вмешался Кормильцев, заявив, что так они просто убьют песню. Размер оставили, но на помощь пришлось призвать более продвинутого музыканта — Игоря Грищенкова из АПРЕЛЬСКОГО МАРША.
Экзотическая тематика песни родилась тоже случайно. Во время сочинения музыки Настя любила напевать всякие бессмысленные фонемы. На этот раз у неё выскочило какое-то странное «Мацу! Мацу!». У Кормильцева эти слова вызвали ассоциации не с еврейскими лепёшками, а с Японией. Известный полиглот, он как раз изучал японский язык — отсюда появилось «Тацу», что на японском означает «Дракон».
Затем Кормильцев вспомнил, прочитанную где-то, историю о японском воине, который во Вторую Мировую войну нёс службу на одном из маленьких тихоокеанских островов. Впоследствии про воина забыли, и он продолжал воевать, не зная, что война давно уже окончилась. Прямо, как в известном анекдоте про белорусских партизан («Вот чёрт! А мы до сих пор поезда под откос пускаем»).
Прототипом «мальчика-Дракона», скорее всего, послужил младший лейтенант императорской армии Хироо Онода, который воевал на филиппинском острове Лубанг. Услышав о капитуляции Японии, Онода решил, что это вражеская пропаганда и продолжал сражаться на острове вместе с двумя солдатами ещё… 29 лет! Его солдаты погибли, но и сам он укокошил целых 30 человек. Лишь обращение японского правительства в 1974 году заставило неистового вояку сложить оружие…
Так на свет родилась одна из самых необычных песен дебютного альбома Насти, который так и назвали «Тацу». В самой песне мы можем услышать и японскую речь (почерпнутую из аудиокурса, по которому учился Кормильцев), и англоязычное обращение к Тацу американских солдат (в переводе: «Тацу, армия ушла, война закончена. Ваш император сдался, покиньте свои скалы, уходите отсюда!»), которое зачитал журналист Александр Калужский.
Нельзя не отметить и прекрасное соло саксофониста НАУТИЛУСА - Алексея Могилевского.
Надо сказать, что на Свердловском рок-фестивале из всех песен Насти отметили именно, измучившую всех, «Тацу» — за оригинальность и новаторство.
Хватало на альбоме и других замечательных песен — от боевой «Ночные Братья» до прекрасной лирической «Вниз по теченью неба», поэтому Настя неожиданно стала знаменитой. Успех позволил ей собрать собственную группу и начать полноценную сольную карьеру.
«Ноа Ноа» (1989)
После успеха дебютного альбома у Насти поменялся «штатный поэт». Вместо Ильи Кормильцева тексты к песням стал сочинять его брат — Евгений — судя по всему, такой же эрудит.
Поэтому второй альбом Насти имел не менее экзотическое название, чем первый. А назван он был по одной из самых необычных песен «Ноа Ноа».
Интересно, что, когда Настя впервые представила группе музыку этой композиции (ещё без текста), басист ничего необычного в ней не рассмотрел и даже обозвал «умца-дрицей» и «Муркой».
Однако вместе со стихами Евгения Кормильцева песня приобрела завораживающую магическую ауру. Однако, даже те, кто испытал на себе её чары, не всегда понимают, про что же здесь поётся. Что это за «Ноа Ноа», которая поёт: «Бросай жену, иди ко мне…»?
Свои истоки текст композиции берёт в биографии великого постимпрессиониста Поля Гогена. Этот французский художник в течении жизни испытывал всё большее отвращение к европейской цивилизации. Его желание «слиться с природой» привело к тому, что в 1890-х годах художник уезжает в Океанию — сначала на Таити, а потом на остров Хива-Оа, где поселяется до конца жизни. Там он находит свой «земной рай» и новые источники вдохновения, среди которых была и юная таитянка Теха’амана.
Поль Гоген:
«…Я поздоровался. Улыбаясь, она села рядом со мной.
— Ты меня не боишься? — спросил я.
— Нет.
— Хочешь всегда жить в моей хижине?
— Да.
И всё…
Последовала неделя, во время которой я был юн, как никогда. Я был влюблён и говорил ей об этом, и она улыбалась мне.
По утрам, когда всходило солнце, моё жилье наполнялось ярким светом. Лицо Теха’аманы сияло, словно золотое, озаряя все вокруг. Таитянское «ноа-ноа» (благоухание) пропитало меня насквозь. Я не замечал, как текут часы и дни. Я больше не различал добра и зла. Все было прекрасно, все было замечательно».
Так же — «Ноа-ноа» — художник назвал и книгу воспоминаний о своей островной жизни («это будет книга о том, что источает Таити»).
Правда, в исполнении Насти светлый текст Кормильцева приобрёл несколько «тёмное», колдовское звучание. Кстати, завершающая песню, тревожная кода какое-то время служила эффектным финалом на концертах группы. Забитая в синтезатор, мелодия продолжала играть после того, как все музыканты покидали сцену.
***
Если вам понравилась эта статья, и вы не хотите пропустить новые, подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки, делитесь своими впечатлениями...
Автор: Сергей Курий
