Еще лет сорок тому назад наше село весной и осенью тонуло в жидкой глине. Дороги после дождей становились непроезжими и непрохожими. Жители села засыпали под завывание буксующих грузовых машин и просыпались, когда уже другие машины, но тоже буксовали, пытаясь выбраться из глиняного плена.
Приходилось всем ходить дворами, огородами, отыскивать какие-то более-менее сухие тропинки.
Помню, торопишься, бывало, утром в школу на работу, в одной руке несешь сумку с тетрадями и учебниками, в другой руке тащишь ребенка в садик. И нельзя ни одной руке отдохнуть: некуда поставить ни портфель, ни ребенка.
А в двух километрах от нас находилась деревня Головино, в которой всегда было сухо и чисто, потому что стояла деревня на песочке, и такого горя, как у нас, головинские жители не знали. Но, увы, из неперспективных деревень всех жителей переселяли в центральные усадьбы, и поэтому, уже в 80-е годы в такой большой деревне осталось всего три жилых дома.
Странная картина. Идешь по деревенской улице и видишь: добротные, хорошие дома-особняки. Толстые бревна, резные наличники. Не просто крыши в избах, а с окошками, даже балкончиками, и тоже резьбой украшенными. Палисаднички, скамеечки, баньки уютные. А жителей нет!
Зайдешь внутрь дома, ахнешь от удивления. Дома строились на века! Половицы не доски, а бревна, распиленные вдоль на две половинки. Полати занимали полдома. Прикинешь: там детишек с десяток уместилось бы. У русской печи всякие закуточки, выемки, ниши для дров, для сушки обуви, для ухватов – всё было продумано.
В центре дома стол. (Я один такой стол привез домой себе.) Ножки точеные. Огромная съемная столешница. Много хитроумных секретов: выдвижные ящики с двойным дном, в боковой доске потайной кармашек, в который можно было спрятать что-то очень ценное. (Я нашел там денежную купюру с портретом царицы Катерины.)
Самое роскошное украшение в доме – это буфет, сделанный деревенским мастером. Каких только полочек, ящичков тут не было! И все расписано деревянными лепестками, завитушками, переплетениями. (Я приглядел для себя один такой буфет, нашел хозяина дома, спросил его разрешение, приехал, а буфета уже нет – кому-то он оказался еще нужнее.)
Да, три жилых дома.
В одном доме жил Егор со своей женой Людмилой. Странная пара: он был необыкновенно робок, а она смелая, отчаянная женщина. Трудно поверить, но он на тракторе боялся в лес ездить, даже днем.
- А вдруг волки? – объяснял он свое нежелание ехать в делянку за дровами.
- Так ведь ты в кабине трактора! – горячился бригадир.
- А если что сломается, и надо из кабины вылезать?
В лес все-таки Егор ездил, но только тогда, когда с ним рядом сидела его Людмила Ивановна. Та не боялась никого.
Этот Егор на колхозном собрании, когда говорили о непроезжих дорогах, выступил с любопытным предложением:
- Вдоль дорог по обе стороны столбы стоят. Купить много пленки и натянуть ее между столбами над дорогой. Будет сухо, и дороги наладятся.
Тут начальство и догадалось, что работать Егору на тракторе нельзя. Стал он разносить почту, и его сразу же стали называть «почтальон Печкин». Почту он разносил так: бежит вприпрыжку, а за ним шесть его собак. Бегом, чтобы успеть засветло домой, а собаки – это личная охрана, мало ли что.
Теперь о его жене. Один зубоскал в селе посмеялся над этой парой:
- Твой Егор не мужик вовсе, а ты не баба!
Людмила Ивановна посмотрела на этого шутника и спросила:
- Ты хочешь, чтобы я показала тебе все, что у меня есть? Нет, дорогой! Иди, мой Егор тебе покажет, а может, и в руках подержать даст.
Сконфуженный земляк не знал, что и ответить.
Второй жилой дом – это дом Коли Горбатого. Коля, действительно, был маленьким и горбатым. Я его фамилию и вспомнить не могу, потому что его так все и называли по прозвищу. Слышал, что все горбуны – злые люди. Нет, Николай был человеком добрым. К нему из села, это два километра пути, время от времени приходили два мальчика, близнецы лет шести-семи, какие-то ему дальние родственники. Они стучали палками в стену его дома и кричали:
- Горбатый, выходи! Будем драться!
Коля открывал окно и с улыбкой возражал:
- Сегодня мне некогда драться – булки пеку. Сметана, мед на столе. Может, зайдете?
Юные разбойники, оставив палки, заходили в дом и плотненько кушали в гостях у Николая.
Если мальчиков долго не было, не приходили в Головино, старичок сам шел в село и нес какое-нибудь лакомство для них. Но больше всего он все-таки любил, когда ему стучали в стенку дома:
- Горбатый, выходи!
А в самом конце деревни жили Евсей и его жена Анна Акимовна, старенькие оба. Но Евсей еще работал в колхозе, никак не мог расстаться со своей лошадью. Он ее очень уважал и даже частенько говорил:
- Толковая она. Гораздо умнее меня, хотя и в школу не ходила. Да и я-то закончил всего два класса, третий - коридор.
Евсей во всем доверял своей лошади. Приедет, например, в село, слезет с телеги и пойдет по своим делам, не привязывая лошадь ни к чему. Та стоит, ждет хозяина. Больше того, пробовали озорники как бы в шутку угнать лошадку, сядут в телегу: «Но! Поехали!» - животное стоит и даже ухом не поведет.
Евсей на лошади возил комбикорма из сельских складов на головинский свинарник. А раз в месяц он в село ездил «для себя»: получал зарплату и кое-кого навещал, наносил дружеские визиты знакомым, родне. Все его угощали: кума стаканчик нальет, сослуживец бутылочку красненького достанет.
А потом Евсей выезжал за село, доставал припасенную заранее чекушечку, выпивал ее в один прием, устраивался в телеге поудобнее и спокойно засыпал. Лошадь его сама шла в деревню, хорошо зная дорогу. Доходила она до нужного дома и ждала, когда из дома выйдет жена Евсея, Анна Акимовна. Старушка лошадь распрягала, спящего мужа укрывала тулупом – дело сделано.
Умное животное само уходило в конюшню, а рано утром вновь приходило к дому Евсея, чтобы разбудить его – работать пора.
… Да, я еще помню старую деревню, с керосиновыми лампами, с колодцами, с запахом свежего хлеба. Лучше сейчас стало у нас в стране или хуже? Наверное, лучше. Но это уже другая Россия, не та.
(Щеглов Владимир)
#рассказ из жизни
#деревенские истории
#деревня
#деревенская жизнь
