Аня кружилась, забыв обо всем на свете. Тяпка была ее партнером по танцам, кусты смородины, которые росли вдоль грядок — другими танцующими парами. Аня и ее партнер виртуозно обходили эти пары, даже не задевая их.
— Вы только посмотрите на это, люди добрые! Я ее полоть отправила, а она на работу наплевала и танцы свои танцует!
Аня от неожиданности оступилась, наступив на здоровенный капустный кочан. Тот хрустнул и развалился на две половинки. Казалось, что тут такого ужасного? Но хруст просто свел мачеху Ани с ума.
— Гадина! Вредительница! Я сутками в огороде горбачусь, а она мне тут вредит!
Тамара подскочила к Ане и несколько раз хлестнула ее ладонью по лицу.
Аня закрылась руками и заплакала.
— А ну пошла коровник чистить! Я посмотрю, как ты в навозе плясать будешь! Пошла, я тебе говорю!
Мачеха замахнулась на нее тяпкой, и Аня бегом бросилась с огорода. Девочка рыдала и никак не могла успокоиться. В коровнике она пробыла до вечера — попробуй все убрать, у девочки в одиннадцать лет сил не слишком много.
На улице уже стемнело, когда Аня ополоснулась в холодной бане и пошла домой. Все семейство ужинало. Мачеха, отец, и два брата. Отец, как обычно, был навеселе. Аня подошла к столу, села и потянулась к тарелке, но мачеха звонко шлепнула ее по руке.
— Э, нет. У тебя сегодня другой ужин.
Она положила перед Аней половину того самого кочана.
— Вот, пока не съешь, другой еды не получишь.
Аня полными слез глазами посмотрела на отца, но он испуганно отвел взгляд.
Девочка встала и вышла из комнаты. Она поднялась на чердак — летом только там жила — упала на свой матрас и дала волю слезам.
Она уже почти засыпала, когда услышала, что кто-то лезет к ней по лестнице. Она подняла голову, это был отец.
— Ну, как ты тут? На вот, я тебе колбасы принес и хлеба.
Аня села на матрасе, стала жевать. Жевала и плакала.
— Пап, ну скажи, зачем она нам? Зачем? Нам без нее лучше будет! Она злая, не любит никого.
— Ну, что ты говоришь... Никак нам без Тамары. Она и так подвиг совершила, замуж за меня пошла, хоть вас у меня трое. А не будет Тамары, так вас всех в детский дом заберут. Ты же знаешь, я это… выпиваю… а люди-то какие, лишь бы назло сделать.
— Папа, так ты не пей!
— Не могу я, дочка, не пить. Как не пью, так все время маму вижу, а как напьюсь, так и живу вроде… да и как Тамара с тобой обращается, уже не таким страшным кажется… Ты что думаешь, я не замечаю ничего? Вижу все, а от того, что вижу — еще больше напиться хочется.
***
Мамы Ани не было всего три года. Она тоже любила танцевать. Они с мамой могли кружиться часами, а папа только улыбался, глядя на них. Мама говорила, что всегда хотела стать если не балериной, то хотя бы танцовщицей.
Аня, замерев, с восторгом спрашивала:
— А почему не стала?
— Потому что я встретила вашего папу и решила, что буду танцевать ему!
Они смеялись и снова кружились, и братья близнецы, еще на слабеньких ножках, тоже пытались кружиться.
А потом мамы не стало. Вот разве бывает такое? Человек пришел с работы, сел на диван, сказал, что как-то нехорошо, и умер. Оказывается, бывает. Врачи сказали, тромб.
А уже через год папа привел Тамару. Когда-то Тамара и мама дружили. Но так получилось, что папа уже встречался с Тамарой, когда полюбил маму. Они все долго не общались, а тут вот встретились. Папа уже тогда сильно пить стал. Правда, пытался это делать вечером, когда дети уже спят. Но Аня все равно все видела.
Тамара сразу установила свои порядки. Да, теперь у них снова были ужины, обеды. В школу все куплено, наглажено, напарено, мальчишки ухоженные, но вот человеком Тамара была… мягко сказать — злым. И больше всех она ненавидела именно Аню, а все потому, что девочка была очень похожа на мать.
Аня всегда танцевала на всех школьных праздниках и даже ездила в район на смотр. Ее хвалили учителя, говорили, что она самородок, гордость их местной школы, и поэтому Тамара не могла запретить ей заниматься танцами.
Хотя заниматься — это громко сказано. При школе был кружок, где они вместе с преподавателем разучивали танцы, записанные на видео. Только там Аня чувствовала себя настоящей, такой, какой она хотела быть. Она прикрывала глаза и танцевала. Танцевала каждый раз так, как будто в последний раз.
***
Через пять лет у отца отказали ноги. Столько пить — не выдержал бы даже самый молодой организм. Доктора ничего толком не говорили, только то, что нужно лечиться, нужно хорошо питаться. Денег стало катастрофически не хватать.
Аня безропотно сносила все тычки мачехи, делала самую тяжелую работу и стояла на рынке, продавала овощи, молоко. И однажды там, на рынке, она увидела объявление о конкурсе танцев. Приз был денежный, а им так нужны были деньги!
Она знала, что мачеха ничем ей не поможет, но все-таки решила попробовать. Вечером, за ужином, она заговорила:
— Тамара Петровна, я сегодня в городе видела объявление. Будет конкурс танцев, приз деньги. Хорошие деньги.
— И что?
— Давайте я поеду.
Тамара пожала плечами.
— Ну, съезди. Это же недолго? В огороде работы много.
— Недолго, только...
— Ну?
— Мне платье нужно. Ну, такое, для выступления.
Тамара подняла на нее глаза. Она медленно становилась багровой:
— Ты хочешь сказать, чтобы я тебе платье купила? А не сплохеет тебе? Сели всем семейством ко мне на шею и ноги свесили. Кормилец от пьянки инвалидом стал, а еще троих мне вместо хомута! Ни копейки не получишь! Еще мне всю жизнь отдавать будешь!
— Вы… на нас пенсию получаете! Так что мы за свои едим!
Аня никак не могла унять слезы. Лучше бы она этого не говорила.
— Вон! Пошла вон на улицу жить, неблагодарная!
Тамара привычно отвесила ей пощёчину, и девушка опрометью выскочила на улицу.
Домой ее, конечно, пустили. Но больше Аня не заводила разговора о конкурсе.
Дня через три, когда она на рынке пустыми глазами смотрела перед собой, ее кто-то позвал. Аня подняла голову.
— Девушка, мне молочка и сметанки.
Перед Аней стояла пожилая женщина необыкновенной красоты. Аня никогда таких не видела. Одно девушка понимала четко — эта женщина была нерусской, очень смуглой, очень чернявой. Дорого одета. И вообще, дама производила впечатление человека из прошлого века, как будто ей скоро на бал.
— Что-то у вас глаза совсем грустные, у вас случилось что-то?
Женщина внимательно смотрела на нее. Аня отрицательно помотала головой и расплакалась.
— Ну, вот что. Я покупаю, что тут осталось, и… пойдем вон, в кафе, выпьем чаю.
Как из-под земли появился молодой человек, отдал опешившей Ане деньги и сгреб все с прилавка.
Женщина оказалась цыганкой. Но только по корням. Много лет назад она сбежала из табора с русским парнем, с которым и прожила душа в душу почти 50 лет. А в прошлом году овдовела. Выслушав историю Ани, она улыбнулась.
— Как хорошо, когда можешь помочь хоть одному человеку на свете. Поехали ко мне!
Дальше все было, как в тумане. Цыганские платья настолько красивые, что Аня таких и по телевизору не видела.
— Выбирай. В этом я танцевала в театре, в этом я выступала на конкурсе, в этом...
— Подождите… Я вас узнала! Вы Сара! Моя мама вас обожала! Она всегда мечтала посмотреть на вас, на ваше выступление! Но что вы делаете в нашем городке?
— Живу, детка. Мой муж отсюда родом, и мы решили вернуться, когда совсем состарились...
С этого момента Аня репетировала каждую свободную минутку. И дома, и в школе, и даже, когда приезжала торговать.
***
Настал тот самый конкурс. Аня ужасно волновалась. Ее волосы были подняты вверх, зачесаны, закручены. Сбоку красовалась большая красная роза из камешков. Платье шуршало и развевалось так, что казалось, Анна утопает в красно-черных облаках.
Она вышла на сцену и на секунду оробела, растерялась. Оказывается, это так страшно, когда на тебя смотрит столько народа. Но тут, в самом первом ряду она увидела Сару. Рядом с ней сидел мужчина лет пятидесяти и улыбался Ане. Сара подняла вверх большой палец, и Аня выпрямила плечи. Она пришла сюда танцевать, а не трястись от страха!
Она танцевала, как всегда, будто в последний раз. Сегодня она ощущала себя по-другому. Она не одна, за нее переживают, а главное, мама бы гордилась ей…
Танец закончен — Аня распласталась на полу. Почему никто не хлопает? Она так плохо станцевала? Девушка встала, зал выдохнул и разразился аплодисментами. Аня видела, что Сара плачет. Аня ветром спустилась вниз и расцеловала пожилую женщину.
***
Она приехала домой уже вечером. Мачеха с порога накинулась на нее:
— Ты что себе позволяешь? Где шляешься? Я что, одна все должна на себе тянуть?
Аня молча положила перед ней деньги и ушла в комнату. Тамара несколько раз пересчитывала купюры. Да тут целое состояние! В тот день Аня впервые увидела, что Тамара напилась.
Прошло несколько дней, и Тамара принялась допекать Аню с новой силой. Девушка готовилась к выпускным экзаменам ночью, потому что днем мачеха не давала ей даже вздохнуть.
А на выпускном балу Аня снова танцевала. Танцевала и плакала, оттого, что буквально утром мачеха заявила, что учиться Аня никуда не поедет, потому что дома работы хватает. Папа поддержал Тамару, и Аня выскочила из дома в слезах.
Она спускалась по лестнице со сцены, и вдруг кто-то подал ей руку.
— Разрешите?
Аня с удивлением узнала того смуглого, красивого мужчину, который сидел вместе с Сарой на конкурсе.
— Это вы?
— Это я.
— А где Сара? Ой, наверное, я глупость сказала, что ей делать на выпускном…
— Мама умерла месяц назад. Я поэтому, собственно, здесь…
***
Аня сразу ушла с выпускного. Олег, так назвался новый знакомый, рассказал, что у матери прихватило сердце, и за два дня все было кончено.
— Мама хотела, чтобы я помог вам. Деньгами, учебой, в общем, всем, что вы скажете.
— Мне ничего не нужно.
Аня привычно откинула сползающую прядь волос и только потом спохватилась, но было уже поздно.
— Что это у вас?
Олег смотрел на синяк, который скрывала прядь.
— Это…
— Это ваша мачеха? Вас нельзя оставлять в этой семье… Я что-нибудь придумаю.
Он вернулся через несколько дней. А Тамара совсем озверела, и у Ани к этому моменту появилось несколько новых синяков.
— Аня, я вас прошу, не посчитайте меня душевнобольным. Я… я прошу вас выйти за меня замуж. Я понимаю, как нелепо это звучит. Но вот так получилось, что я, мужчина, которому уже пятьдесят, влюбился в девушку, которой нет восемнадцати. Пусть меня закидают камнями, но поделать я ничего не могу. Я хочу вас уверить, если я вам противен, то я ни разу даже не попытаюсь вас обнять. Но у вас будет все. Дом, деньги, вы сможете пойти учиться, вы не будете ни в чем знать отказа.
***
Аня с удовольствием наблюдала за лицом мачехи, когда сообщала ей о том, что выходит замуж.
— Ты не посмеешь! Тебе нет восемнадцати!
— Будет через три месяца. Это же благодаря тебе я просидела год дома со сложным переломом.
— Я не позволю! Тогда и братьев своих забирай!
— С удовольствием!
***
Так все и произошло — она забрала мальчишек, вышла замуж, вскоре поступила в институт культуры. У нее была своя машина, много денег. А Олег ни словом, ни жестом ни разу даже не дал ей понять, что чего-то ждет, или чем-то недоволен. Тогда она решила все сама — она поняла, что влюбилась в своего мужа и хочет стать его настоящей женой.
Через полтора года после свадьбы у них родился сын. Олег огромными глазами смотрел на это чудо и плакал. Это был его третий брак. Предыдущие его жены были просто охотницами за деньгами.
Через некоторое время девушка забрала отца к себе. Домашний врач не только не давал ему пить, но еще и следил за лечением. Так что в школу дед уже водил внуков на своих двоих. Аня организовала свою студию танцев. Она молила лишь об одном — чтобы жизнь разрешила ей побыть вместе с любимым мужем как можно больше лет.
---
Автор рассказа: Ирина Мер
---
Ненавистный брат
Опять этот запах. Отвратительный запах несвежего тела, перегара и табака. Он преследовал Юльку всегда и везде вот уже несколько месяцев подряд. Тошнотворная вонь выбивала из колеи, лишала последних сил, валила с ног. Снова к Юльке тянулись корявые руки с грязью под ногтями, снова она слышала мерзкое хихиканье, снова на нее наваливалась тяжесть, такая, что и дышать невозможно, будто каменная плита на упала на маленькую, птичью Юлькину грудь. Ей не хватало воздуха, она пыталась закричать, но не смогла – плита давила, давила, давила… Вот-вот умрет Юлька, вот-вот провалится в черную, воронкой закручивающуюся муть… Она падала, падала, падала…
И проснулась. В окно били лучи летнего улыбчивого солнца. Свежий ветерок легонько колыхал тюлевую штору, из кухни доносился запах жареных оладий и кофе. Значит, мама давно проснулась, приготовила завтрак и пьет свежезаваренный кофе со сливками.
Юльке кофе совсем не хотелось. А ведь раньше она и дня прожить не смогла бы без обожаемого напитка. Теперь тягу к кофе отбило напрочь. Хорошо, что от запаха не тошнит, как тошнило от жареной печени, рыбы, котлет… В общем, Юльку тошнило от всего. И есть она могла только яблоки. Яблоки всякие: антоновку, ранет, медовое, осеннее полосатое… Килограммами, корзинами, круглосуточно и круглогодично.
Существо, поселившееся в Юлькином животе, предпочитало только этот фрукт. Поэтому Юлька за почти девять месяцев превратилась в абсолютную доходягу. Тощая, с синими кругами под глазами, с тоненькими палочками рук и ног, с круглым беременным животом Юлька выглядела, как насосавшийся клоп. Или комар.
«Точка, точка, огуречик – вот и вышел человечек»
Невесело.
Юлька поднялась с постели. Вставать не хотелось. Она бы с удовольствием провалилась в сон – при утренних лучах ночные кошмары растворяются, и тошнота уже не так мучает, но… Мама не разрешает досыпать. Ей кажется, что от переизбытка сна Юлькины отёки совсем доконают ее слабый организм. Юльке лучше погулять на свежем воздухе – это полезно для будущего малыша.
Мама очень любит существо, шевелившееся в Юлькином животе: заботится о нем, переживает, рыщет по рынку в поисках самых свежих, самых полезных продуктов. Заставляет Юльку соблюдать режим и читать добрые сказки вслух. Таскает ее по театрам и выставкам. Называет существо – крошечкой и лапушкой:
- Что, лапушка, тесно тебе? Скоро, скоро увидишь Божий свет, не волнуйся! – говорит мама, легонько прикасаясь к Юлькиному чреву.
Да. Любит. И ждет так, будто сама его зачала.
А Юлька не ждет. Юлька ненавидит существо так, будто под сердцем не человеческий детеныш, а чудовище из страшной сказки. Будто оно явится на этот «Божий свет» не так, как рождаются обычные, желанные дети, а как монстр – через кровавую рваную дыру в груди, с визгом и клекотом.
Потому что, зачат этот ребенок был не в любви, не на брачном ложе, а в страхе, ненависти, в канаве, заросшей тальником. И отцом этого детеныша был не молодой и прекрасный принц, а грязное, потное чудовище, насильник.
От осинки, как говорится, не рождаются апельсинки. Юлька физически не могла переносить «ЭТО» в себе. Она видела кошмары по ночам, кричала, дергалась, умирала, мечтала избавиться от плода ненависти и насилия и не могла. Потому что – мама, словно тюремная камера, не давала ей освободиться от кошмара.
- Доченька, но ведь это – твой малыш, - плакала она, - твоя кровь. Прими его и полюби. Он ни в чем не виноват, пойми! Пожалуйста!
Легко сказать – полюби, прими, прости, пойми.
А Юля не могла. Не могла и не хотела.