Я испытываю крайнюю неприязнь к тем, кто любит смотреть на творчество исключительно сквозь призму биографии автора, кто постоянно выискивает в сюжете и образах произведений психологические травмы детства и прочие «эдиповы комплексы». Но в случае с Хансом Кристианом Андерсеном нам не избежать подобного подхода.
Называя свою автобиографию «Сказка моей жизни», великий датский писатель отнюдь не лукавил. Жизнь Андерсена действительно была похожа на его сказки — ироничные, грустные и светлые одновременно, с непредсказуемыми поворотами сюжета. Ну, а страницы биографии, в свою очередь, попадали в сказочные сюжеты… Но попадали они туда преображенными удивительной фантазией писателя — той фантазией, которая не объясняется никаким психоанализом. Фантазией, которая так же отличается от унылой прозы жизни, как настоящий соловей от механического.
Х.К.Андерсен:
«Сказка моей жизни развернулась предо мною — богатая, прекрасная, утешительная. Даже зло вело к благу, горе к радости, и в целом она является полной глубоких мыслей поэмой, какой я никогда не был бы в силах создать сам… Да, правда, что я родился под счастливой звездой!».
***
Будущий сказочник родился 2 апреля 1805 г. в городке Оденсе, расположившемся на Фионни — одном из многочисленных островов приморской Дании. Начало жизни Ханса Кристиана не предвещало мальчику ничего хорошего. Фамилия Андерсен уже говорила сама за себя — ее обладатель никак не мог похвастаться благородным происхождением. Окончание «сен» носили только простолюдины.
Х. К. Андерсен «Ребячья болтовня»:
«— Я камер-юнкерская дочка! — сказала она.
Она так же точно могла быть лавочниковой дочкой — и то и другое одинаково не во власти самого человека.И вот она рассказывала другим детям, что в ней течет «настоящая кровь», а в ком ее нет, из того ничего и не выйдет. Читай, старайся, учись сколько хочешь, но если в тебе нет настоящей крови, толку не выйдет.
— А уж из тех, чье имя кончается на «сен», — прибавила она, — никогда ничего не выйдет путного. Надо упереться руками в бока, да держаться подальше от всех этих «сен, сен»!
Но дочка купца обиделась: фамилия ее отца была Мадсен, …и вот она гордо закинула головку и сказала:
— Зато мой папа может купить леденцов на целых сто риксдалеров и разбросать их народу! А твой может?»
В семье Андерсенов не было не только «настоящей крови», но и ста риксдалеров. Только отец-сапожник, мать-прачка, сумасшедший дед, вырезавший из дерева причудливые фигуры, и непролазная бедность. Впоследствии Ханс Кристиан всей своей жизнью и творчеством будет доказывать, что и из простолюдинов-бедняков могут выйти талантливые люди. В дневнике писателя даже был обнаружен целый список знаменитых датчан с характерным окончанием: Торвальдсен, Якобсен и т.д. Всю жизнь Андерсен с маниакальным упорством рвался в высший свет, с азартом коллекционера заводя многочисленные знакомства с титулованными особами и знаменитостями.
Х. К. Андерсен:
«Я приехал в Копенгаген оборванным нищим мальчишкой с жалкими пожитками под мышкой, и вот теперь я пью свой горячий шоколад за одним столом с королевой».
К. Мармье об автобиографии Андерсена «Сказка моей жизни»:
«Для нас, тех, кто его любит, мучительно видеть, как он на двухстах страницах перечисляет достигнутые успехи, города, где он встречал людей, высоко оценивших его произведения, стихи, написанные ему и о нем, разнообразные комплименты в свой адрес».
Известен случай, когда Эдвард Коллин — один из аристократических друзей писателя — посчитал ниже своего достоинства перейти с Андерсеном на «ты». Ханс Кристиан жутко обиделся, и эта обида не могла не прорваться в сказке.
Х. К. Андерсен, из письма к Э. Коллину:
«…видите, что напечатано обо мне в листке, где помещен мой портрет; я «один из самых замечательных и интересных людей современности…», а Вы все-таки чересчур важны, чтобы быть со мною на ты!».
Х. К. Андерсен «Тень»:
«— Видите ли, я не из гордости, а… ввиду той свободы и знаний, которыми я располагаю, не говоря уже о моем положении в свете… я очень бы желал, чтобы вы обращались со мной на вы…».
Комплекс простолюдина так угнетал Андерсена, что он нафантазировал себе благородное происхождение. Будущий писатель считал, что родился от связи короля Кристиана VIII и дворянки Элизы Алефельд-Лаурвиг, и его, как плод незаконной связи, отдали в семью сапожника и прачки. Мол, об этом ему рассказала при встрече датская принцесса. Он и в мыслях не мог представить, что принцесса просто пошутила над сказочником. Поэтому, когда он получит ежегодную королевскую стипендию, то решит: «Отец меня всё-таки не забывает».
В этом свете и смысл «Гадкого Утёнка» предстаёт несколько иным, чем принято считать. Андерсен пояснял его так: «Ты можешь вырасти на птичнике, главное, что ты вылупился из лебединого яйца. Если бы ты оказался сыном селезня, то из гадкого утенка превратился всего лишь в гадкую утку, каким бы добрым ни был!». Вот оказывается, что было заложено во фразе из сказки: «Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца!».
Кроме того, однажды местная прорицательница сказала матери Ханса, что ее сын станет знаменитым и «в Оденсе зажгут в его честь огни». Андерсен отнесся к этому сомнительному пророчеству со всей серьезностью, и даже поведал своей знакомой девочке Саре «тайну» о своем высоком происхождении. Сара только рассмеялась, но для Ханса эта девочка навеки осталась одним из редких светлых воспоминаний детства. Еще бы! Сара была единственным его другом и, чуть ли, не единственным ребенком, который не издевался над ним, не показывал на него пальцем.
Х. К. Андерсен «Гадкий Утенок»:
«— Оставьте его! — сказала утка-мать. — Он ведь вам ничего не сделал!
— Это верно, но он такой большой и странный! — отвечала забияка. — Ему надо задать хорошую трепку!
— Славные у тебя детки! — сказала старая утка с красным лоскутком на лапке. — Все очень милы, кроме вот этого… Этот не удался! Хорошо бы его переделать!
— Никак нельзя, ваша милость! — ответила утка-мать. — Он некрасив, но у него доброе сердце, и плавает он не хуже, смею даже сказать — лучше других».
Дело в том, что будущий сказочник действительно был некрасив и нескладен. Впоследствии он так и не избавится от комплекса «гадкого утенка». Однажды Андерсен ехал в темном дилижансе с двумя дамами. Завязалась шутливая беседа, в которой Андерсен начал превозносить невидимые достоинства своих попутчиц. Когда же те, в свою очередь, попросили Ханса описать себя, он не преминул изобразить стройного обворожительного красавца.
Андерсен часто и тщательно фотографировался (известно более полутораста его портретов). Комплексуя по поводу своей внешности, он старался повернуться к объективу правым профилем, который считал "красивее" левого.
Впрочем, в ореоле славы многие поклонницы его таланта впоследствии находили во внешности Андерсена привлекательные черты (одна дама говорила: «Он не был красивым мужчиной, но его обворожительная улыбка заставляла думать иначе»). Сказочника это не утешало. Он постоянно смотрелся в зеркало, давая этим пищу для шуток, и тщательно изучал свои фотографии, чтобы выяснить, в каком ракурсе он выглядит привлекательнее. По поводу одного из удачных фото он шутил, что, увидев его, дамы будущего воскликнут: «Неужели он не был женат?».
Х. К. Андерсен «Гадкий Утенок»:
«— Слушай дружище! …Недалеко отсюда, в другом болоте, живут премиленькие дикие гусыни-барышни. …Ты такой урод, что, чего доброго, будешь иметь у них большой успех!»
Знаменитый сказочник так и не женился. Этому способствовала не только его мнительность по поводу внешности, но и (как это ни странно) одержимость фантазией. Он влюблялся несколько раз, но вел себя при этом подобно трагическому герою: его любовь была возвышенно-истеричной, пылкость сменялась испугом, признания — отступлениями. «Сказка его жизни» осталась без принцессы.
Х. К. Андерсен:
«Я заплатил за свои сказки большую непомерную цену. Отказался ради них от личного счастья и пропустил то время, когда воображение должно было уступить место действительности».
Странность и неординарность вкупе с внешностью сделали детство Андерсена невыносимым. И если дома его окружала любовь, то за порогом прием был совершенно противоположным. Девочки смеялись над ним, а мальчишки дразнили, а при случае и били. «Сочинитель пьес! Ты станешь таким же помешанным, как и твой дед!» — кричали они вслед нескладному подростку, который часами слушал сказки старух из богадельни, бредил дальними странами, сидел у норки крота, надеясь побеседовать с ним и, невзирая на свою фамилию, мечтал о карьере актера, писателя или певца.
Голос у Ханса действительно был красивый и настолько высокий, что стал поводом для жестокой шутки рабочих со швейной фабрики: услышав, как чудаковатый подросток поет, они прилюдно стянули с него штаны, чтобы «проверить» не девочка ли это. «Я чувствовал себя тонущей собакой, в которую дети ради забавы кидают камни», — вспоминал позднее Андерсен.
Х. К. Андерсен «Оле-Лукойе»:
«…индейский петух надулся, как только мог, и спросил у аиста, кто он таков; утки же пятились, подталкивая друг друга крыльями, и крякали: «Дур-рак! Дур-рак!».
И аист рассказал им о жаркой Африке, о пирамидах и о страусах, которые носятся по пустыне с быстротой диких лошадей, но утки ничего не поняли и опять стали подталкивать одна другую:
— Ну не дурак ли он?
— …Какие у вас чудесные тонкие ноги! — сказал индейский петух. — Почем аршин?
— Кряк! Кряк! Кряк! — закрякали смешливые утки, но аист как будто и не слыхал.
— Могли бы и вы посмеяться с нами! — сказал аисту индейский петух. — Очень забавно было сказано! Да куда, это, верно, слишком низменно для него!
…И курицы кудахтали, утки крякали, и это их ужасно забавляло».
Обостренное воображение и множество психологических травм превратили психику Андерсена в настоящую кладовую всевозможных фобий. Всю свою жизнь он страдал резкими перепадами настроения, боялся темноты, боялся быть похороненным заживо (поэтому долгое время, ложась спать, обязательно клал рядом записку: «Я только обмер!»), жаловался каждому знакомому при малейшем недомогании и особенно болезненно воспринимал любую критику в свой адрес. Он вырезал из газет все положительные отзывы о себе, а однажды перебежал дорогу, чтобы только сказать знакомому: «Ну, теперь меня читают в Испании! Прощайте!».
Андерсен осознавал свои слабости и даже как-то написал: «Я счастлив только когда меня хвалят все и каждый; всякий же, кто бы он ни был, относящийся ко мне не сочувственно, в состоянии нагнать на меня тоску». Во всем он винил своё «болезненное воображение», способное вмиг раздуть из мухи слона.
В письме к Э. Коллину его племянница Ионна проницательно писала об обидчивости Андерсена:
«Ты называешь эту черту обидчивостью, я, знавшая на своем веку несколько таких людей, уверена, что это был излишек фантазии, заставлявшей Андерсена принимать за действительное то, что ему только казалось. Люди этого сорта так же глубоко страдают от воображаемых обид, как и от действительных, и в могилу сходят вполне убежденные в правильности своего взгляда. Эта ошибка А. доставила много горя и мучений и ему самому, и другим, но я не считаю его ответственным за нее».
Кстати, это письмо было инициировано довольно однобокими воспоминаниями «друга» Эдварда, где тот так и не смог избавиться от высокомерной напыщенности по отношению к Андерсену, в результате чего порядком сгустил краски. Характерно и то, что Коллин почти не упоминает о творчестве своего «обидчивого» товарища, зато уделил немало места его «безграмотности».
Капризен, обидчив, мнителен, некрасив… С этого начинаются многие статьи об Андерсене. При этом как-то забывают, почему такого человека, да еще и бедняка, с радостью принимали во многих влиятельных домах Копенгагена, принимали и любили еще задолго до всеобщего признания. Во-первых, все вышеупомянутые недостатки Андерсена искупались и компенсировались его открытостью, добротой и незлопамятностью.
В. Блок «Заметки для характеристики Х. К. Андерсена»:
«…его жажда почестей была свободна от всякого самодовольства, и что он не прибегал никогда ради достижения этих почестей к бесчестным или низким средствам. Он был человеком с открытой и строго честной душой нараспашку. Он говорил всё, что думал, не помышляя о том, какие из этого могут возникнуть недоразумения и ложные суждения».
Все обиды Андерсена были импульсивны и коротки, а тщеславие, как правильно подметил Г. К. Честертон, удивительно сочеталось со смирением. Ханс Кристиан никоим образом не считал себя «пупом вселенной», напротив он постоянно чувствовал неуверенность в себе. Но эта неуверенность сменялась неистовым упорством, если дело касалось его ДАРА, в который он верил так же пламенно, как в Бога. «…Я чувствую, что я ничто без Творца, — напишет впоследствии Ханс в письме, — но чувствую в то же время, что люди часто не хотят видеть, что на мне почиет рука Божья, и вся кровь бросается мне в голову…». В этот момент пугливый мнительный Андерсен обретал и смелость, и отчаянность, и стойкость.
Х. К. Андерсен:
«Я не принадлежу к храбрецам, мне это часто говорили, да и сам я сознаю это. Но должен все-таки оговориться, что по-настоящему пугают меня только мелкие опасности. Напротив, когда мне угрожают более серьезные и когда есть за что бороться, во мне просыпается воля, которая заставляет меня двигаться вперед, воля, которая крепнет из года в год. Я дрожу, я боюсь, но, однако, делаю то, что считаю правильным. И я полагаю, что когда обладают врожденной трусостью и все-таки собственными силами преодолевают ее, то дело сделано».
В детстве Андерсена действительно могли счесть за ненормального. Нескладный бедный мальчик мечтал… о Королевском театре. И не просто мечтал, а чтобы скопить деньги на поездку в Копенгаген, стал принимать участие в местных постановках.
Одна из дам вспоминала о сольном выступлении Ханса в доме священника, где он получил свой первый гонорар:
«Мы собрались в круглой комнате, и этот маленький джентльмен на протяжении двух часов импровизировал и играл сцены из разных пьес. Мы были в восторге, но порой, когда юноша принимался исполнять роли любовников, нам не хватало воздуха от смеха. Так неуклюже он становился на колени, вытягивая свои длинные ступни».
Постепенно Андерсен скопил целых 13 рексдалеров и решил уехать, чтобы покорять столичную сцену. Понимая, что для этого необходима поддержка влиятельной особы, Ханс отправился к почтенному горожанину — владельцу типографии Иверсену — и попросил его дать… рекомендательное письмо к балерине Королевского театра Анне Шаль! Иверсен, который с танцовщицей даже не был знаком, решил образумить «фантазера» и сказал: «Поступи-ка лучше в ученье к какому-нибудь ремесленнику!». На что Андерсен твердо ответил: «Это было бы великим грехом!». Старик сдался и безропотно написал рекомендацию.
Мать юноши еще надеялась, что сын повернет назад, едва увидит бушующее море. Но Ханс верил в свою звезду и твердил про себя: «Сначала приходится много-много претерпеть, а потом непременно станешь знаменитым!».
Х. К. Андерсен «Гадкий Утенок»:
«— Ах, плавать по воде так приятно! — сказал утенок. — А что за наслаждение нырять в самую глубь с головой!
— Хорошо наслаждение! — сказала курица. — Ты совсем рехнулся? Спроси у кота, он умнее всех, кого я знаю, нравится ли ему плавать или нырять! О себе самой я уж не говорю! Спроси, наконец, у нашей старушки хозяйки, умнее ее нет никого на свете! По-твоему, и ей хочется плавать и нырять? …Старайся же нести яйца или выучись мурлыкать да пускать искры!
— Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят! — сказал утенок».
4 сентября 1819 года 14-летний Андерсен отплыл в Копенгаген. Гадкий утенок сбежал из курятника. Сказка началась.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
***
Если вам понравилась эта статья, и вы не хотите пропустить новые, подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки, делитесь своими впечатлениями...
Автор: Сергей Курий
(из книги "Культовые сказки")
Другие мои статьи про сказки:
- Настоящая Алиса из «Страны чудес»
- «А с поцелуем торопиться не будем...». Изнанка сказки «Спящая красавица»