А когда мы с Данькой увидели в школьном коридоре эту незнакомую девчонку, сразу не поняли, что нас – двое, а она – одна… И всё же вместе с привычным сознанием того, что мы с Данькой умеем одинаково видеть и чувствовать, какой-то неясной тенью вдруг мелькнула тревога… Так было однажды в степи: мы с Данькой лежали в низинке, смотрели, как кружит над гнездом степной орёл. На мгновенье тень от его крыла всколыхнулась над ковыльными волнами… И сейчас невидимым крылом мелькнула между нами с Данькой неосознанная тревога. Но мы по-мальчишески беспечно отмахнулись от неё. Мы не думали, что светловолосая девчонка, так похожая на нашу степную ромашку, выберет одного из нас. Когда мы искали её по всей школе, нам обоим просто хотелось её увидеть… А потом каждые сорок пять минут любого урока, даже такого одинаково нами с Данькой нелюбимого, как химия, обещали нам счастье впереди – видеть её, слышать чуть насмешливый и уверенный, с явными командирскими нотками её голос. Если не надо было двигать столы, мы просто всю перемену торчали в 1-А. Нам нравилось наблюдать, как Александра Павловна справляется со своими первоклашками, как послушны они её негромкому чёткому голосу. Мы с Данькой переглядывались: дисциплина в нашем 10-Б даже близко не напоминала этот стройный порядок в 1-А. Александра Павловна как-то непостижимо умела одним внимательным взглядом остановить мальчишек, которые вдруг, как драчливые воробьи, наступали друг на друга, готовясь отстоять свою правоту. Своей радости, когда мы с Данькой приходили в 1-А, она не показывала, – лишь мельком взглядывала на нас, поднимая глаза от прописей или девчоночьих косичек, которые она умела заплетать как-то по-особому красиво. Но у нас с Данькой одинаково замирали сердца: мы оба замечали в её серых глазах эту мимолётную радость, и нам хватало счастья на следующие сорок пять минут – до звонка на перемену.
И это счастье было у нас одно на двоих… Что удивительного!.. У нас с Данькой многое, если не всё, было одним на двоих: наш день рождения ранней осенью… старый террикон шахты «Перевальная», с которого был виден Северский Донец, твёрдое решение стать горноспасателями тоже было одним на двоих… Может, и оставалось бы это счастье одним на двоих, если бы не субботняя дискотека. В начале октября у нас в школе всегда бывает «Осенний бал». Как-то случалось, что именно на этой дискотеке часто свершалось-сбывалось то, что не могло произойти на простой перемене, в школьном коридоре или во дворе. К «Осеннему балу "девчонки под руководством нашей императрицы и Софии Аркадьевны заготавливали целые вороха листьев – из обычных тетрадных листов получались кленовые листья-звёзды… Липовые листья сердечками рассыпались по партам в кабинете литературы, девчонки раскрашивали их в жёлто-багряные цвета. Во время бала на кленовых и липовых листочках мы писали записки – самые смелые признания, которые ни за что не скажешь вслух, просто так, в школьном коридоре… А на балу почтальоны только успевали разносить записки на листочках. И случалось, что кто-то кого-то осмеливался пригласить на танец… а потом и домой проводить.
У моего бати в эту субботу оказался редкий, долгожданный выходной. Отец работал горным инженером, а это значит, что работать приходилось чуть ли не в четыре шахтёрские смены. Поэтому для меня не существовало выбора: дискотека или давно задуманная поездка на Северский Донец, на всю ночь. А Данька пожал плечами:
- Схожу, наверное… Расскажу тебе потом.
Мы с Данькой не думали, что на школьную дискотеку придёт Александра Павловна, учительница 1-А. А она пришла – в в коротком золотистом платье, с распущенными по плечам светло-русыми волосами. И, хоть пришла она с нашим физруком, Игорем Олеговичем, – он обычно дежурил на наших дискотеках, – уже после первого танца она взяла у ведущих Юрки Нестерова и Анжелы Фроловой из 11-А микрофон и уверенно объявила:
- Белый танец!
И на виду у всех подошла к Даньке Евдокимову.
Данька не выполнил своего обещания – рассказать мне про дискотеку… Он угрюмо отмалчивался, а про золотистое платье Александры Павловны и о белом танце я узнал из восторженных и одновременно завистливых разговоров наших девчонок. Не секрет, что не только наши одноклассницы ждали «Осеннего бала» – многие девчонки из девятых и даже одиннадцатых классов собирались при помощи кленовых и липовых листочков растопить холодное и равнодушное сердце Евдокимова: где-то в начале девятого класса Данька презрительно назвал все эти встречи-вздохи на школьных переменах давно прошедшим детством… Но кленовые и липовые листья из обычных тетрадных листков в линейку и в клетку были тайной девчоночьей надеждой. На балу почтальоны буквально засыпали Даньку багряно-жёлтым листопадом приглашений и смелых признаний… А он так и не прочитал ни одной записки. Александра Павловна с интересом смотрела на весь этот листопад, и снова приглашала Даньку на танец.
Данька отчаянно делал вид, что ничего не произошло… Будто мы не вместе искали, в каком классе учится новая девчонка, будто не вместе двигали столы в 1-А… Словно не сверяли всю жизнь со звонками на перемену, – чтобы увидеть её, учительницу 1-А класса. Всё и оставалось по-прежнему: утром мы вместе шли в школу, вместе тренировались и готовились к матчу в полуфинале, вместе возвращались домой. Но с каждым днём мне становилось всё тяжелее без Данькиного взгляда. Мы давно умели вот так, без слов, одним взглядом, понять и поддержать друг друга… А теперь Данька упорно не поднимал глаз – даже когда мы разговаривали, смотрел непонятно куда… в лучшем случае – мне в переносицу.
Всё же однажды Данька посмотрел мне в глаза:
- Тём! Она… Александра… – Данька чуть запнулся – Павловна… спрашивала… спрашивает, почему ты не заходишь.
И затаил дыхание, ждал моего ответа. Я не ответил, просто пожал плечами.
А потом наша София Аркадьевна уехала на курсы, и вместо неё на литературу к нам в 10-Б пришла Александра Павловна. Литературу нам теперь ставили последними уроками – к этому времени занятия в 1-А обычно заканчивались. Яростным коршуном Данька Евдокимов был готов наброситься на любого, кто на литературе, да ещё на последнем, шестом уроке, позволял себе привычно расслабиться. Мне тоже было непонятно, как Ярик с Вадиком, удобно расположившись за последней партой, увлечённо играют в карты, словно не видят, не замечают, какая она, эта сероглазая девчонка-учительница из 1-А… А нам с Данькой – обоим – хотелось, чтобы сорок пять минут урока длились бесконечно.
Александра Павловна собрала наши тетради с домашним сочинением по лирике Есенина. После звонка с урока Данька собрался отнести стопку тетрадей в 1-А: Александра Павловна проверяла там тетрадки своих первоклашек, а заодно и наши сочинения. Но в класс вошла Екатерина Алексеевна. Отыскала глазами Даньку:
- Евдокимов! Ко мне – в девятнадцатый. Поговорим о твоих успехах по химии.
Как и положено, императрица никаких возражений не принимала… Тем более, у Даньки сегодня – третья двойка по химии. Евдокимов обречённо отправился в кабинет географии, а я успел подхватить чуть не рассыпавшиеся веером наши тетради с сочинениями. Александра Павловна благодарно кивнула, и мне не оставалось ничего, кроме как отнести стопку тетрадей в 1-А.
Я искренне жалел Евдокимова… Потому что ответить на глубокомысленный, задумчивый вопрос классного руководителя – когда начнём учить химию, ответа не было. И Екатерина Алексеевна обычно сама отвечала на заданный вопрос. В середине её рассуждений о разгильдяйстве как единственной причине всех бед Данька взмолился:
- Екатерина Алексеевна! Тренировка! Можно, я побегу?
А я забыл про тренировку… Про всё остальное тоже не помнил. Александра Павловна проверяла прописи, а я сидел за первой партой, краснел, когда она изредка поднимала на меня глаза… и всё-таки не уходил.
Данькин взгляд я почувствовал. Он смотрел на меня с незнакомым , каким-то усталым прищуром. Из-за Данькиной спины мне приветливо помахала ладошкой Женя Боровикова.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»
