Они познакомились зимой 1895-96 г. г. в Петербурге. Она была там на гастролях с труппой московской Частной оперы С. И. Мамонтова, его вызвали заменить заболевшего художника К. Коровина. Н. И. Забеле было тогда 27 лет, она была, что называется, девушкой на выданье, а в театре на нее возлагали большие надежды, Михаил Врубель – 39-летний художник, был известен только в кругах специалистов.
Он не отходил от нее ни на шаг. Каждое утро появлялся у ее сестры, где она жила, и терпеливо ждал появления своего кумира. Намерения его с самого начала были абсолютно серьезны. Казалось, для себя он все решил сразу и бесповоротно.
Дождавшись свою богиню, он уже до конца дня с ней не расставался, следовал за ней повсюду – в магазины, на прогулки, на репетиции, спектакли. Очень скоро последовало предложение руки и сердца. Надежда Ивановна загадала – если удастся новая задуманная Врубелем картина, где он попытается изобразить ее в одной из ролей, она согласится. Картина удалась, и это означало, что в жизни и творчестве художника появилась Муза, ибо судьба подарила ему источник вдохновения, радости и счастья.
Михаил Александрович даже как-то сказал сестре своей невесты, что, если бы она отказала ему, он лишил бы себя жизни.
Свадьба была в Женеве, в Швейцарии 28 июля 1896 года, а вскоре молодожены уже едут в Харьков, где у Надежды Ивановны были гастроли. В этом сезоне Врубель впервые близко соприкоснулся с миром театра, который его очаровал раз и навсегда.
Впоследствии его работы по оформлению сцены, его декорации к спектаклям жены будут вызывать восхищение и зрителей, и критики, а пока он начал с малого – с тщательнейшей разработки и создания костюмов для супруги и не только сценических, но и повседневных. Как художник-постановщик спектаклей, Михаил Александрович по роду своей деятельности был обязан разрабатывать фасон сценических костюмов действующих лиц, но «создание» для своей жены домашних платьев!.. И даже это еще не все. Он приложил руку и к «изобретению» домашней утвари, мебели. Многочисленные полочки, утренний туалетный столик жены, стульчики, даже кухонная мебель – все было сделано рукой художника и задрапировано любимыми им оттенками различных цветов. Девиз его жизни, который он оправдывал, буквально, каждым своим вздохом – «Il vera nel bella», что в переводе с итальянского означает «Истина в красоте». Красоте, гармонии он поклонялся и истово служил.
Надин выходной костюм: синий сарафан, синяя кисейная кофточка, белая шляпа с голубым и белое шевиотовое фигаро слилось в довольно забавную смесь empire с Москвой; Надя в нем щеголяла в Киеве,
– вспоминает сестра художника Анна Александровна Врубель.
Известная оперная певица М. А. Дулова пишет:
Михаил Александрович всегда собственноручно одевал Надежду Ивановну с чулка до головного убора, для чего приходил в театр вместе с Надеждой Ивановной за два часа (как это и полагалось) до начала спектакля. ... с костюмом Маши в Дубровском произошла целая война. Врубель уличал режиссера и костюмершу в нелепости их творчества, были бурные споры, после которых Забеле разрешили петь в своем собственном костюме. Это было, конечно, несравненно правдивее и ближе к костюму пушкинской Маши Троекуровой. Обыкновенно Врубель, после того, как Надежда Ивановна была одета, готова к выходу, спешил занять свое место в партере (3-й ряд, артистический). Я часто бывала его соседкой и могла наблюдать за ним. Врубель всегда волновался, но с появлением Надежды Ивановны успокаивался и жадно следил за игрой и пением своей жены. Он ее обожал! Как только кончался акт, после вызовов артистов, Михаил Александрович спешил за кулисы и, как самая тщательная костюмерша, был точен во всех деталях предстоящего костюма к следующему акту, и так – до конца оперы.Но вот поставили «Демона» (Лермонтов – Рубинштейн), тут уж я заметила у Врубеля такое волнение, и не только относящееся к Тамаре – Надежде Ивановне, а еще больше к самому Демону. Как только появился Демон, Врубель закрыл руками глаза и, как ужаленный, сквозь зубы сказал: «Не то, не то!»
Михаил Александрович сидел и смотрел, как израненный человек. Только побывав у них, больше по делу, чем в гостях, я поняла, в чем тут дело. Врубель уже болел Демоном ... Врубель, как художник, создавший внешний вид этих образов, смотрел всегда на свое творение влюбленными глазами, сливая искусство с действительностью, т. е. со своей женой, Надеждой Ивановной.
Весна 1896 года ознаменовала начало самой настоящей весны и в жизни художника. Жена вдохновляла его на создание подлинных шедевров. Началом послужила та самая первая заветная картина – акварель «Гензель и Гретель», где в образе Гретель он изобразил супругу и после этого получил ключ к ее сердцу.
Летом следующего года молодые муж и жена гостили у родственников на хуторе в Черниговской губернии. Постоянный круг друзей и знакомых этой большой семьи состоял сплошь из артистов, художников, музыкантов. Волшебная красота природы, творческая атмосфера общения с постоянно приезжающими и уезжающими гостями будили воображение Врубеля. Михаил Александрович и здесь нашел возможность работать – ему выделили мастерскую. Жизнь была прекрасна. Художник работал после завтрака несколько часов, пообедав, супруги шли на прогулку, взявшись за руки, напоминая окружающим пастушка и пастушку из интермедий. Вечер проходил в жарких дискуссиях о музыке, последних работах, вернисажах общих знакомых, и к полуночи все расходились, пожелав друг другу спокойной ночи. Надежда Ивановна засыпала только тогда, когда по обыкновению муж брал в руки книгу и читал ей вслух.
Зимой 1897 года состоялось поистине эпохальное событие – знакомство артистической четы Врубелей с Николаем Андреевичем Римским-Корсаковым. Композитор увидел певицу в собственной опере «Садко», где она пела Царевну Волхову.
Он был просто очарован ею, ее божественным голосом, самой личностью, талантом артистки.
Нужно сказать, что в мире существуют всего две записи голоса Надежды Ивановны Забелы. Вот одна из них. Качество неважное. Но другого нет!!!
Нужно сказать, что Надежду Ивановну нельзя было назвать красавицей, но она была столь женственна, грациозна, хрупка и трогательна на сцене, что в сочетании со своим необыкновенным голосом покоряла абсолютно всех.
Возможно ли было, раз увидев это существо, не обольститься им на всю жизнь! Эти широко расставленные сказочные глаза, пленительно женственная, зазывно-недоуменная улыбка, тонкое и гибкое тело и прекрасные, длинные руки ...,
– восторгался известный композитор, музыкальный и общественный деятель М. Ф. Гнесин.
Кстати, Михаила Александровича тоже никто не рискнул бы назвать красавцем-сердцеедом. Но, среди его несомненных достоинств были безукоризненные манеры, невероятный кругозор, блестящая образованность – он говорил на восьми языках. Несмотря на совсем небольшой рост, он был очень хорошо развит физически, хорошо сложен, увлекался лошадьми и сам был прекрасным наездником, владел этим искусством почти как профессиональный жокей. В поведении, образе жизни, манере общении с людьми, даже во вкусах и привычках это был самый настоящий барин.
В Михаиле Александровиче я каждый день нахожу новые достоинства; во-первых, он необыкновенно кроткий и добрый, просто трогательный, кроме того, мне всегда с ним весело и удивительно легко. Я безусловно верю в его компетентность относительно пения, он будет мне очень полезен, и кажется, что и мне удастся иметь на него влияние,
– пишет сестре вскоре после свадьбы Надежда Ивановна.
А художник К. Коровин так рассказывал о своем первом впечатлении от знакомства с Михаилом Александровичем: «Глядя на Врубеля, на его светлые волосы, желтоватые глаза, на его сдержанную скромность, я почему-то подумал: это Моцарт».
