Текст Ольги Мовчан.
Несколько лет назад итальянский психотерапевт Маргарита Спаниолла Лобб описала очень любопытную концепцию. Она предлагает рассматривать разные периоды состояния социума через призму психотерапии и объясняет, почему в тот или другой период времени общество реагировало на события определенным образом.
Лобб описывает последовательное движение общества, начиная с середины 1940-х. В 1945-50 годах, после травматического опыта Второй мировой войны, самыми распространенными в обществе были «невротические» тенденции: на первый план вышла потребность в
принадлежности, и личные задачи приносились в жертву сохранению отношений. Затем, в 1950-70-х «невротические» черты сменяются «нарциссическими» — с фокусом
личной реализации. В 1970–90-х, когда основу общества составило новое поколение, выращенное
«нарциссическими» родителями, вечно занятыми личными достижениями, доминирующим становится «пограничное» состояние оно
наполнено бурными конфликтными отношениями (не переходящими, впрочем, в войну), неясными представлениями о
идентичности и черно-белым взглядом на мир.
С точки зрения психопатологии переход от невротического опыта к пограничному — это движение от менее тяжелого состояния к более тяжелому. И следующим по уровню тяжести состоянием является как раз психоз.
***
До сих пор до стадии психоза человечество доходило редко. Цикл, пройденный Германией после Первой мировой войны, — скорее, исключение. Гораздо чаще после проживания обществом пограничного состояния происходило какое-то травматическое событие (война, экономическая катастрофа, тяжелая эпидемия), и начинался новый круг.
В 1990– 2010-е вслед за «пограничным» периодом не случилось ни масштабной войны, ни эпидемии, ни кардинального социального коллапса. Зато возникла новая форма психологической организации социума, которую специалисты называли Liquid society. Для него характерны некоторые стертые психотические черты: людям, например, трудно находиться в отношениях, они испытывают одиночество при видимости общения на фоне невероятного развития компьютерных технологий. Психотические черты стали проявляться и на телесном уровне. В частности, человеческое тело стало «включать» в себя гаджеты — многим знакома тревога при выходе из дома без мобильного телефона. Да и в целом уровень тревожности значительно вырос: в 2017 году я брала в Москве интервью у людей разных профессий и удивлялась, как много из них боится терактов и ядерной угрозы.
А потом случился коронавирус. С одной стороны, эпидемия сделала проявления Liquid society еще более явными, будто легализовав нашу изолированность. С другой, опасность COVID-19 для жизни и значительное количество смертей вызывали много военных аллюзий и переживались как травма — пусть и не так, как при реальной войне.
Еще в конце января, размышляя о социальной ситуации, я предполагала, что в результате пандемии коронавируса возникнет некая новая, не описанная до сих пор форма организации общества (как это случилось с Liquid society). Но произошло иное. И сейчас прямо на наших глазах реализуется именно психотический сценарий. (В первую очередь, речь идет о том, что происходит с людьми, ассоциирующими себя с Россией — остающимися в этой стране, спешно покидающими ее или уже живущими за ее пределами. Люди, находящиеся в Украине или ассоциированные с ней, тоже попадают под влияние психотического поля, но все же в большей степени они сейчас переживают травматизацию и пограничный опыт.)
***
Основные признаки психоза — это нарушение связи с реальностью, искаженное мышление и восприятие мира, а также сдвиги в эмоциональной сфере: снижение эмпатии, эмоциональная холодность, противоречивые переживания, бредовая симптоматика (сверхидеи, магические конспиративные концепции и т. п.) и расщепление (схизис), которое состоит в одновременном проявлении несовместимых форм поведения, эмоций и противоречивых посланий.
Психоз сопровождается тяжелыми переживаниями. Возникает внезапное ощущение обрушения мира, очень высокий уровень тревоги, неконтролируемый ужас, чувство нереальности происходящего, потеря ощущения собственного я, агрессия. Когда ужаса много, возникают предпосылки для массовых ответных реакций, особенно на фоне свойственных для психоза противоречивых посланий — а именно ими характеризуется сейчас ситуация в России.
Нам объявляют, что мы начали «спецоперацию» в Донбасе и тут же вводят войска в другие районы Украины, находящиеся в тысяче километров от Донбаса. Говорят, что нам объявили войну, но сами войну мы не ведем и слово «война» под запретом. Внушают, что мы не воюем — но тут же арестовывают людей за лозунги: «Нет войне!». Сообщают, что российская экономика крепка и надежна, но запрещают снимать деньги с депозитов и ограничивают продажу некоторых товаров в магазинах.
Не менее противоречивые послания и по другую сторону фронта. Нам говорят, что весь мир поддерживает Украину, при этом Украина получает лишь небольшие поставки вооружений. Нам говорят, что закрыть небо надо Украиной нельзя из-за угрозы ядерной войны, но при этом никто не опасается вводить эмбарго на торговлю с Россией — будто существует магическое правило, что в этом случае Россия не сможет нанести ядерный удар. России угрожают разрушительными санкциями, при этом основные источники российского благосостояния — нефть и газ — санкциями почти не затрагиваются, зато много говорится о прекращении поставок в страну драгоценностей и сумок Louis Vuitton.
Атмосфера амбивалентных посланий, конечно, подпитывает дезориентацию людей, снижает критичность и поддерживает психотическое поле. Особенно подверженными ему оказываются те, кто испытывающие страх, чувствует себя ущемленным и нуждающиеся в ком-то более сильном. Присоединение к толпе — действенный способ справляться со сложными переживаниями. В результате, люди теряют способность к нормальному суждению и оказываются захваченными распространяемыми в массе идеями, не подвергая их критическому анализу.
***
С точки зрения психопатии дальше можно ждать углубления и хронизации психоза (нечто подобное описано в романе «1984» Оруэлла). Рано или поздно общество в этом случае придет к одному из двух выходов.
Первый реализует анигиляционную агрессию и ведет к самоубийству социума. Самоуничтожение может принимать разные формы. Один из сценариев — ядерная война, которая положит конец существованию нынешнего мира. Другой — война гражданская, ведущая к самоубийству России как политической и географической сущности. Очень хочется надеяться, что эти сценарии не реализуются никогда.
Второй выход из психотического приступа — это длительная депрессия. Депрессивный сценарий связан с замораживанием или развалом разных сфер жизни, включая экономику, нарушением человеческих связей, углублением аутизации, резким снижением активности, падением самооценки. Есть также опасность направления агрессии внутрь общества, тяжелого переживания бессилия и неспособности отвечать на вызовы.
***
Что мы можем сделать, чтобы все это пережить?
Во-первых, всегда важно помнить, что кошмар не вечен. Даже самые страшные периоды в истории заканчиваются. Психозы тоже проходят: многие пациенты, которые перенесли психотический приступ, даже затяжной и тяжелый, постепенно выходят из болезненного состояния, восстанавливают трудоспособность и возвращаются к более или менее нормальной жизни.
Во-вторых, важно сохранять личную осознанность и связь с реальностью. Когда речь идет о психотическом состоянии, критичность является важным фактором, улучшающим прогноз. Если мы игнорируем чувства, они никуда не исчезают, зато мы теряем возможность ими управлять. Если мы не осознаем свои переживания, есть очень высокий риск оказаться ими захваченными. Поэтому свои чувства важно понимать.
Проблема в том, что, когда человек находится в психотическом поле, чувства сложно дифференцировать. Иногда требуется специальное усилие, чтобы понять, что же именно с нами происходит. Сейчас самыми распространенными переживаниями оказываются:
• ужас: страшно, когда гибнут люди, когда в опасности жизнь друзей и родственников в Украине; страшно, когда в России люди, высказывающие иное мнение, подвергаются арестам и избиениям; страшно наблюдать обрушение жизни;
• стыд: стыдно ассоциироваться с агрессором, с кем-то близким, чье поведение представляется неприемлемым; стыдно, когда страна, с который ты связан, осуждается всеми в мире;
• вина: даже если нет чувства прямой ответственности за происходящее, вина может ощущаться от того, что в данной момент тебе легче, чем тем, кого бомбят, и с этим ничего нельзя сделать;
• бессилие: в реальности очевидно, что никакие прямые действия и протесты не приводят к желаемому результату, иногда не удается поменять даже позицию друзей или родственников — что уж говорить о возможности воздействовать на власть;
• ярость: одни злятся на Путина, другие на бездействующую или агрессивную Европу или НАТО, третьи — на санкции, четвертые — на соотечественников и даже родственников, пятые — вообще на мироздание;
• переживание потери: когда твой дом разрушен или занят чужаками, когда связи с дорогими тебе людьми рвутся, когда появляется ощущение, что ты не можешь вернуться в страну, которую считал домом, — все это очень тяжелые переживания.
С такими чувствами сталкиваться не хочется. Но избегание переживаний приводит к возникновению и углублению депрессии. Поэтому правильная стратегия — наоборот, осознавать и чувствовать. И, желательно, не в одиночку.
В-третьих, очень важно поддерживать жизнеспособность и вообще жизненные силы: заботиться о себе, спать, есть, находить то, что доставляет радость. Как известно, даже в самых тяжелых ситуациях — на войне, в лагерях, тюрьмах, оккупации — выживали те, кто чистил зубы, брился, делал зарядку, позволял себе влюбляться и иметь хобби.
В-четвертых, важно сохранять субъективность — способность иметь свое мнение и действовать активно и независимо от других. В ситуации, когда ты не согласен с тем, что происходит, но не можешь немедленно это изменить, легко почувствовать бессилие и начать воспринимать себя объектом. Чтобы этого не происходило, нужно находить собственные смыслы и делать то, что вы считаете нужным, даже в непростых условиях.
***
Одна женщина сказала мне, что в такие времена добрые силы делятся на воителей и хранителей. Последние в первую очередь способны противостоять психотическому полю, но им может быть трудно. Как выродкам из «Обитаемого острова» Стругацких. Об этой книге сейчас вспоминают многие, и не зря. Может, пора ее перечитать — не ровен час запретят. Но даже если запретят книгу, хранители останутся. Так было во все времена.
.
