Избушка старухи - старая и настолько приземистая, что в крошечные окна можно было войти, просто перешагнув подоконник, пряталась в саду, тоже таком же древнем, его сажали, похоже лет сто назад. Корявые яблони, груши - дульки обхватом с метр, уходящие мощными вершинами в небо, вишневые переплетеные между собой кусты, перепутанные, непроходимые и колючие заросли крыжовника - сад стойко и мрачно стоял на страже домушки, хранил её в своей тайной сумеречности, прятал от посторонних глаз. Иван с трудом открыл скрипучую калитку - всю ночь шёл снег, сугробы намело нешуточные, проваливаясь выше колена пробрался к дому, с удивлением отметил, что снег вокруг дома почищен, неумело, слабой рукой, но почищен, можно открыть дверь. И не успел он взяться за ручку, как на пороге появилась девчонка лет десяти - небольшого росточка, худенькая, непривычно одетая - в длинной юбке, из под которой слегка выглядывали блестящие носки галош, в коротком полушубке мехом внутрь, вышитым крестиком алым шелком, и в белом пуховом вязаном платке, повязанном концами назад, как шапочка. Девчушка быстро зыркнула на Ивана чёрными глазищами ( и у него аж мурашки побежали по спине, настолько красивыми были у неё глаза - огромные, тайные, глубокие, как омуты), и, развернувшись на одной ножке, мотнув длинными прядями чёрных распущенных волос, бросилась в дом.
Иван узнал девочку. Это взгляд Настасьи, очень похожий на взгляд матери, совсем не изменился, несмотря на прошедшие годы. Может только стал чуть взрослее, глубже даже, но острее, как будто резала она им по живому, больно и горячо.
Иван вздохнул, вошёл в сени, кряхтя стащил валенки, стукнул об косяк, и, не ожидая ответа, приоткрыл дверь. В комнате было почти темно, свет лишь кое-где струился сквозь щели рассохшихся, перекосившихся ставень, и Ивану пришлось напрячь глаза, чтобы разглядеть обстановку. Бабка Анфиса сидела на кровати поперек, опершись о стенку и опустив ноги на пол, опиралась слабой спиной об подоткнутую подушку, смотрела подслеповато слезливыми глазами.
-От, касатик. Хоть ты, да сынок твой добрый подкармливаете старушку. А то б пропала. Вишь, болею все.
Иван подошёл поближе, налил в стакан молока из глечика, пристроенного на холоду у окна, протянул Анфисе. Та ухватила его трясущейся рукой, прижала ко рту и молоко побежало в три струйки - одна мимо рта по подбородку, две по бокам из углов рта. Анфиса чмокнула, как будто пила из соски, всхлипнула
-Вот она жизнь поганая, Ванюша. Быстро убегает. Не уловишь.
-Анфис. Ты девку Варварину навсегда взяла? Как ребёнка растить будешь? На ладан же сама дышишь, а девчонку пригрела. А помрешь?
Бабка вдруг подпрыгнула, как и не помирала вроде, зло глянула, прямо укусила взглядом, тоненько тявкнула
-Какая девка? Что ты несёшь, как дурак? Девку ещё придумал какую-то. Нет у меня никакой девки. Одна я.
-Варькина дочка у тебя. Видел я её, только что. Небольшая ещё девчонка, не вытянуть тебе её, самой жрать нечего. Да и учиться ей надо, не в средние века живём. Я заберу её к себе. Что скажешь?
Анфиса чуть расслабилась, глянула подобрее, потом пустила слезу.
-Дык легше мне с ею-то. Подаст чего, сделает что может. Одной-то совсем невмоготу, Вань. Да и пойдёт ли она к вам. Женка у тебя, не дай Бог.
Иван не сразу понял, что за невесомый мотылёк коснулся его руки сзади, лёгкий ветерок, невесть откуда взявшийся в душной комнате принёс свежий запах реки. Иван обернулся, сзади стояла Настасья. Она смотрела на него в упор, не отводя угольно чёрных глаз
-Пойду…
…
Дина встала в дверях, подперев круглые бока распаренными красными руками - она только что стирала в тазу какие-то Светкины тряпки, не доверяла машинке, мало ли, плохо выстирает её кровиночке. По её круглому, выпуклому лбу стекал пот, чертил дорожки через ещё изящный нос к мясистым щекам.
-Не поняла, вообще… Это ты что? Думаешь я приблудную девку любовницы твоей в дом пущу? За стол с этой заразной сяду? Ты что, Вань? Сдурел?
Она пошла было пышной грудью на Настасью, норовя выпихнуть девочку за дверь, но натолкнулась на такой взгляд Ивана, что поперхнулась на полуслове, замолчала и даже подвинулась, дала пройти. Иван провел Настасью в дом, подтолкнул к столу, накрытому к обеду, сам вытащил из буфета тарелку, ложку, красивую фарфоровую чашку, поставил перед девочкой.
-Устроишь ей комнату в кладовке, она хорошая, теплая, светлая. Я все вынесу, кровать поставлю и комод. Приберете там вместе, занавески повесите. А сейчас обедать давайте, пора.
За обедом Дина не произнесла ни слова, молча возила ложкой в супе, дулась, как мышь на крупу. Зато Светка радостно светила своими крошечными пуговками на вдруг объявившуюся сестру, подпихивала ей лишний кусочек хлеба, подкладывала солёный огурчик. Алексашка тоже еле сдерживал любопытный зырк, прятал глаза, опуская их долу, но они не слушались, предательски выдавали парня.
-Я, мам, тоже вам помогать буду. Что перетащить, что вынести. Мы с папаней.
Дина молчала, и на её смутном, даже посеревшем лице читалось отвращение и отчаянье.