— Я нисколько не переживаю, что мы с Олесей вчера опять разругались, — говорил Максим. — Нисколько! Никаких эмоций. Потому что мы каждый день ругаемся. Я к этому привык и... И я знаю, что она меня всё равно любит. Да-да, любит. Даже такого. И всегда простит. Даже если я не прав. Всё простит. Потому что она знает, что, даже когда я не прав, я прав.
Мы уже 15 лет вместе, как муж и жена. Это срок. Согласись. Ничего, что я на ты?.. Ничего?.. Ну и хорошо.... о чём это я? Ах да! Ну а то, что она часто плачет, так это понятно. Она ведь женщина. Существо слабое. Чего ей не плакать. И мне-то нелегко было все эти годы, а я представляю каково было ей. С её-то характером. Потому что всё близко к сердцу принимает.
Максим громко и очень эмоционально разговаривал сам с собою.
Утром. В ванной. Глядя на своё отражение в зеркале.
— Чего ты смотришь? — прищурившись, спрашивал Максим у своего отражения. — Не веришь? Думаешь, я вру? Нет, только честно, думаешь, что я вру?
Максим какое-то время молча ждал ответа от самого себя. Не дождался и криво усмехнулся.
— Жалкий ты, — сказал Максим. — Ты жалок и смешон своим этим... недоверием. И ты так думаешь, потому что ты подкаблучник. Я знаю таких, как ты. Готовы за каждую провинность ползать перед женой на коленях и вымаливать у неё прощение. Что? Не так скажешь?
Отражение молчало, пристально глядя в глаза Максиму.
— А жена должна вот где у мужа быть! — сказал Максим и показал отражению сжатый кулак. — Вот где!
Некоторое время Максим любовался своим перекошенным от злобы лицом.
— Молчишь! — сказал Максим. — Сказать нечего? Или боишься?.. Если боишься, то правильно делаешь! Потому что ты меня знаешь. Я ведь мужик-то резкий. И не люблю, когда мне перечат. Помнишь, чем кончился наш с тобой разговор в прихожей у шкафа? Ты тогда посмел возразить мне. Помнишь, чем это закончилось? Вижу, что помнишь. По глазам твоим вижу, что знаешь, о чём речь идёт. И Олеся знает это. И молчит. Все 15 лет молчит. И правильно делает. Понимает, что могу и не сдержаться.
Максим какое-то время снова молча разглядывал себя в зеркале, меняя выражение своего лица на более подходящее тому, что он собирается сказать. Найдя нужное выражение, он продолжил.
— Говоришь, что я не сдерживаюсь и тогда, когда она молчит? — Максим сделал удивленные глаза. — Правильно! Не сдерживаюсь! А почему, ты не задумывался? Потому что своим молчанием она злит меня ещё больше. Своим молчанием она доводит меня до бешенства, — закричал Максим.
Максиму нравилось в этот момент его отражение. Он видел себя решительным и мужественным человеком, смело смотрящим правде в глаза.
— Наши дети и те умнее её, — сказал Максим, успокаиваясь и расплываясь в улыбке. — Знают, что когда отец в гневе, то лучше от него спрятаться. Но только от меня не спрячешься. Я их где угодно найду.
Максим сам себе погрозил пальцем.
— Думаешь, что я плохой отец? — сказал он и скорчил кислую физиономию. — Чтобы ты знал, дорогой мой, детей я люблю. Да, люблю. А если наказываю, то за дело. И я постоянно забочусь о них. Кто бы что не говорил и не думал. И, говоря по совести, кроме меня о них вообще никто не заботится. Можно сказать, что у них кроме меня и нет никого.
Максим сделал удивлённое лицо.
— Ты намекаешь, что Олеся тоже заботится о них, что она их мать? Ты это сейчас серьёзно? Ну, какая она мать? Её же никогда нет дома. Тебе ли этого не знать. Она всё время на работе. Она даже по выходным иногда работает. Тогда как я — дома. Постоянно. Весь день. С утра до вечера. Я даже в магазин не выхожу.
Это я — им мать! Потому что кто, как не я, всегда рядом с ними, когда они... приходят из школы или... возвращаются с прогулки? Я! А их родная мама раньше восьми вечера дома и не появляется. Всё дела какие-то производственные. Утром вскочила, завтрак всем приготовила, в школу их отправила и всё. И нет её. Дети, можно сказать, брошены на меня.
Лицо Максима снова перекосила злоба. И Максиму снова понравилось его отражение.
— У неё же на уме одна работа, — сказал он и скверно выругался. — Работа и деньги. Вот и всё, что её волнует. Все её интересы ограничены только этим. А домой придёт, ужин приготовит и сразу спать. Что там муж, что дети, её ничего не интересует. Говорит, что её ноги не держат. Меня почему-то ноги держат, а её — нет.
Детей она любит? Я тебе скажу, что она любит. Деньги! Целая корзина грязного белья, а её ноги не держат. Почини, говорит, машину стиральную. У неё, видите ли, руки болят вручную стирать.
А что я ей, мастер что ли по стиральным машинам? Я — токарь третьего разряда, а не... Не, она точно сбрендила. Как будто без машины и не постирать уже. А как раньше стирали? Обходились ведь как-то и без стиральных машин. И ничего. Справлялись как-то. Ни у кого руки не болели. У тебя вон ванная какая большая. Стирай, сколько влезет. Кто мешает?
Максим смотрел на себя широко открытыми глазами.
— О деньгах она может говорить бесконечно, — тревожным голосом продолжал он. — Бесконечно. Это её любимая тема для разговоров. Я всегда знал, что деньги для неё на первом месте. Их она любит даже больше, чем меня или детей. Я думаю, что и замуж она пошла за меня ради денег.
Почему я так думаю? Так а что мне думать ещё? Если целыми днями только и слышу от неё: «Где денег взять? Где денег взять?» Разговоры только о деньгах. Как будто нам с ней и поговорить больше не о чем, как о деньгах. И знаешь, она так это говорит, как будто я должен ей эти деньги. Можно подумать, что я обещал ей денег, когда делал ей предложение.
Максим закрыл глаза, покачал головой, и снова открыл их.
— Я, когда замуж-то её за себя звал, говорил о большой и чистой любви своей! А тут выясняется, что ей нужна не только моя большая, светлая, чистая, незамутненная ничем материальным, любовь, но ещё и какие-то деньги. Какие деньги? У меня никогда их не было. Я понятия не имею, откуда они берутся.
Деньги! Это просто смешно! Наверное, ей кто-то сказал, что я знаю, где взять деньги. И она поверила в эту чудовищную ложь.
Прежде чем продолжить, Максим ещё раз внимательно посмотрел в глаза своему отражению.
— А откуда мне знать, где их взять! — сказал Максим и развёл руками. — Мне деньги вообще не нужны. Ты же меня знаешь! Вот, веришь, я пытался поговорить с ней по-хорошему. Спрашивал её, зачем ей деньги? Отвечает, что не может без них обойтись. Ну, не смешно? Ну, почему я могу без них обойтись? Почему ты можешь без них обойтись? А она почему-то не может!
Многие люди на нашей прекрасной планете, я точно знаю, как-то обходятся без денег, а она, видите ли, не может. В Индии, например. Там много таких, которые вообще не знают, что такое деньги. И ничего. Живут же как-то. Всемирные учения создают. Умные люди со всех уголков Земли нашей к ним за просветлением едут. Зачем, спрашивается? Ежу понятно, всё за тем же! Чтобы понять, что не деньги в жизни главное! Не в деньгах счастье!
Максим сделал серьёзное лицо.
— И знаешь, что она мне ответила? — сказал он. — Ты не поверишь. Ты обхохочешься. Сказала, что деньги нужны на оплату квартиры, на еду, на одежду и... на эти... как их... школьные принадлежности детям. Ты слышал что-нибудь более глупое? Школьные принадлежности! Она точно спятила.
Максим широко открыл рот и стал рассматривать горло, язык, зубы.
— Ну если я такой плохой, то чего она до сих пор от меня не ушла? — сказал Максим и кивнул себе. — Чего ждёт? Думает, что я поменяюсь? Стану другим?
Максим улыбнулся.
— С какой стати я стану другим? — сказал он. — Если я не хочу становиться другим! Если мне нравится быть таким, какой я есть. Зачем мне меняться? Чтобы что? На работу устроиться и деньги начать зарабатывать? В семь утра вставать, в шесть вечера домой возвращаться? Смешно, честное слово.
А случись что в доме? Ведь нет никого. Она — на работе, я — на работе, дети — в школе. Гори всё ярким пламенем, так что ли, случись что? А главное, зачем мне это, если у меня и так всё есть. У меня есть дом, жена, трое детей. Я сыт, обут, одет. Ну бельё она не постирала и что? В воскресенье постирает. Если, конечно, опять на свою работу не попрётся. Да даже если и попрётся! Что с того! Ничего страшного. После постирает. Мне-то зачем меняться?
Это было всё, что Максим хотел сказать сегодня утром. Выйдя из ванной, он прошёл на кухню.
За одним столом с Олесей сидели трое серьёзных мужчин.
— Олеся! — радостно сказал Максим. — У нас гости?
Сказав это, Максим сел за стол и с интересом стал смотреть на Олесю.
— Вы всё слышали, — сказала Олеся и вздохнула, мельком взглянув на мужа. — Он даже не помнит, как вы пришли, и он попросился у вас на минутку в ванную. Вот уже полгода он так себя ведёт. Почти каждый день. Сам с собой разговаривает. Он раньше в коридоре разговаривал, а последнее время — в ванной.
Он не только утром разговаривает, но и днём, и вечером. Дети говорят, что когда приходят со школы, то в ванную попасть не могут. Там, говорят, папа разговаривает. Он и по ночам иногда встаёт и... разговаривает.
Всё время, пока Олеся говорила, Максим молча кивал головой, как бы подтверждая всё ею сказанное. При этом он растерянно улыбался.
— Ну что, Максим Викторович, — сказал первый серьёзный мужчина и улыбнулся, — по-моему, всё ясно.
— По-моему, тоже, — радостно ответил Максим, радуясь тому, что серьёзный мужчина не сердится на него и улыбается.
— Вам придётся проехать с нами, Максим Викторович, — сказал второй серьёзный мужчина и тоже улыбнулся.
Максим не боялся только свою жену и своих детей. Это он с ними мог быть грубым, злым и жестоким. Всех остальных людей, а тем более серьёзных, а тем более, когда их много, Максим боялся очень.
— Я с удовольствием, — сказал Максим. — С вами? С большой радостью. Поехали. А куда?
— Здесь рядом, Максим Викторович, — сказал третий серьёзный мужчина. Он не улыбался Максиму, а что-то записывал в тетрадь. — Вам там понравится.
Максима увезли. Обратно он уже не вернулся.
***
Олеся вспомнила, как неделю назад рассказывала этим людям о своей жизни.
— Почему я 15 лет терпела его? — говорила Олеся. — Любила. Да и... А куда мне идти? У меня никакого другого жилья нет. Да и не понимала я, что с ним происходит. Он ведь не сразу начал сам с собой разговаривать. Только полгода назад. До этого вроде нормальным был. Правда... не работал и... Но сам с собою не разговаривал.
Я бы, наверное, и дальше его терпела бы. Даже говорящего. Если бы он в прихожей зеркало у шкафа не разбил. Он ведь до того, как стал в ванной разговаривать, разговаривал в прихожей. Там у нас шкаф, он раньше с зеркалом был. Так Максим встанет перед шкафом, смотрит на себя в зеркало и разговаривает. Я, когда он со шкафом-то подрался, очень тогда испугалась и за детей, и за себя. Ну, вот и пришла к вам. ©Михаил Лекс. Поставьте лайк, пожалуйста, и поделитесь с другими. Благодарю. Можно ещё почитать: