Начало тут
Так "почему аборигены съели Кука, за что- неясно, молчит наука", вот и с вопросом, почему Генка Шестопал сжег счастье своего класса, тоже ясности нет. Мотив понятен - доказать Рите Черкасовой, что он не инфантил. А вот зачем это понадобилось авторам фильма?
Наша версия - для того, чтобы у Ильи Семеновича появилась возможность поправить свой пошатнувшийся авторитет перед классом, и вновь самоутвердиться в защите поэта и благородного разбойника Генки Шестопала. Который в глазах авторов фильма совершил не возмутительное хулиганство, а благородный подвиг.
Сжег сочинения, да еще и стихи оставил, как "наш ответ Чемберлену". Вот вам, Светлана Михайловна, читайте и учитесь жизни, что такое счастье. Стихи Георгия Полонского.
Это не вранье, не небылица:
Видели другие, видел я,
Как в ручную глупую синицу
Превратить пытались журавля…
Чтоб ему не видеть синей дали
И не отрываться от земли,
Грубо журавля окольцевали
И в журнал отметку занесли!
Спрятали в шкафу, связали крылья
Белой птице счастья моего,
Чтоб она дышала теплой пылью
И не замышляла ничего…
Но недаром птица в небе крепла!
Дураки остались в дураках…
Сломанная клетка — горстка пепла,
А журавлик — снова в облаках!
Только опять неувязочка у авторов. Стихи то, может, и хорошие, но только никак не соотносятся с сюжетом. Какого такого журавлика Светлана Михайловна хотела превратить в ручную синицу? Авторы же ей рта не дали раскрыть, чтобы аргументировать свое отношение к сочинению Надюхи Огарышевой. Тем более, что дальше показали - она с Надюхой согласна. Опять манипуляция сознанием зрителя?
Пока в классе развивался сюжет с сочинениями, Илья Семенович получает новый удар по своим принципам. На этот раз от простой русской женщины, матери семиклассника Вовы Левикова. Еще один маленький бриллиант актерского исполнения в этом фильме - Любовь Соколова. Пара минут - и целая жизнь этой несчастной женщины, у которой отец ее сына, потомственный алкоголик, и сам мальчик родился настолько ослабленным. что врачи и не предполагали, что выживет. И в результате отягощенной наследственности у Вовки страдает память и речь. И единственное спасение от вредного влияния улицы - занятие в танцевальном ансамбле. А если у него будут двойки в школе, то из ансамбля исключат.
- Напрасно вы ходите, товарищ Левикова, честное слово.- Не плакать надо передо мной, а больше заниматься сыном...И он сообщил нам, что Герцен уехал за границу готовить Великую Октябрьскую революцию. Вместе с Марксом. Понимаете - Герцен! Это не укладывается ни в одну отметку.
И ведь не зверь же Илья Семенович, поставил тройку, понимает все. Но вот принципы ему гложут. Ведь должен же был поставить кол, а поставил три. Выходит пожалел. А жалеть учителю нельзя, принципы не позволяют.
Это была последняя капля. С утра он потерпел поражение от забастовщиков из девятого "В", днем влюбленная в него Наташа упрекнула, что он ее избегает и держит дистанцию, а ему и ответить ей нечем. 25 лет разницы, принципы не позволяют, а вернее боится выглядеть смешным, седина в бороду, а бес в ребро.
А под вечер ему поставлена дилемма - или ставить тройки вместо двоек из жалости, или же этими двойками загубить парнишку и его мать. Принципы на стороне двоек, невзирая ни на что, но ведь есть еще и справедливость, и милосердие. Как говорится - натура дура, судьба индейка, а жизнь копейка.
Раздираемый противречиями между принципами и совестью, рванул Илья Семенович к директору школы. Просит дать ему немедленно отпуск. Не может он больше так. А как так? И почему? Вновь, как и со Светланой Михайловной, авторы фильма не дают своему герою аргументов прояснить свое состояние.
Опять какие-то абстрактные рассуждения о принципах. А в чем они? Опять, чтобы Мельников выглядел положительным, ему противопоставляют теперь уже директора школы. Директора Николая Борисовича играет Михаил Зимин. Если Светлана Михайловна не знает Баратынского и Грига, то Николай Борисович виноват в том, что у него "эластичные взгляды", так как для него "свежая газета - последнее слово науки".
Ну никак не получается у авторов зрителю действительно реального "злодея", а не обычную училку-словесницу Светлану Михайловну или затюканного хозяйственными проблемами, милейшего и добрейшего директора школы, бывшего фронтового друга Мельникова, Николая Борисовича. Чтобы действительно показать, что метания Мельникова это не банальный кризис среднего возраста, а что-то такое идейно-возвышенное, как хотят это представить авторы фильма.
Ну возмущается Мельников последним учебником истории, заявляет, что души у него и ребят не бумажные, на которых можно писать, стирать написанное и вновь писать, но уже противоположное. Только вот непонятно, с какой стороны возмущается Мельников. Он сталинист? Он либерал? Он хрущевец? Или он абстрактный гуманист?
Авторы не дают ответа. Для них он самый лучший, самый умный, самый честный и самый порядочный. Но ведь и сталинист, и либерал, и хрущевец могут быть умными, честными и порядочными.
Все недомолвки со стороны авторов фильма придают образу Мельникова в этом эпизоде черты какой-то истеричной дамочки. Не понятен его ригоризм, так как нам не показали, что за принципы он отстаивает. Принципы принципами, но ведь ими, действительно, не пообедаешь, не поправишь здоровья, не согреешься. А вот лишить других здоровья, пищи и тепла - вполне.
В конце концов Мельников добивается невозможного - директор подписывает ему отпуск в начале учебного года. Очень гуманно, попринимает витамин В-12, перебесится, успокоится, дурь из башки уйдет и вернется в гколу.
И на этом можно было бы заканчивать фильм. Но зритель рассматривал бы это как поражение главного героя. Сломался, не выдержал, правда, непонятно чего, сбежал, перестал бороться за небумажные души. Нет, настоящие герои должны совершать подвиг.
Так вот, авторам и понадобилось заставить Генку Шестопала сжечь сочинения, чтобы Илья Семенович смог реабилитироваться в глазах девятого "В" и зрителей. Вновь стать героем.
Сначала он произнес вдохновенный и пафосный спич о лейтенанте Шмидте. Кстати, а ведь в этом эпизоде, если разобраться, неправы оба.
Ни Костя Батищев, который заучив 15 строчек советского учебника истории, отбарабанил, как надо в т.ч. и о безнадежности восстания на крейсере "Очаков", ни Мельников, который возмутился неким "цинизмом" Батищева о бессмысленности поступка Шмидта, в самых превосходных степенях расписал Петра Петровича Шмидта, и призвал оценить высокую себестоимость хотя бы даже и имеющихся ошибок революционера.
Батищев неправ в том, что у восстания не было никаких шансов. Были, и очень большие. Во-первых, волнения в Севастополе длилось не первый день, когда к нему присоединился Шмидт. Волнение охватили весь Севастопольский гарнизон и флот.
Во-вторых, восстал не один броненосный крейсер "Очаков", а и 11 боевых и вспомогательных кораблей ЧФ, и к ним присоединился броненосец "Пантелеймон", бывший "Потемкин", правда, он был разоружен, с орудий сняты замки. И начало обстрела восставших кораблей началось только после того, как по приказу Шмидта на "Пантелеймон" с берега катер повез орудийные замки, чтобы начать обстрел оставшихся верными правительству кораблей.
В-третьих, по пояснениям самих участников восстания, Шмидт совершил роковую ошибку. Он стал на катере объезжать стоявшие на рейде неприсоединившиеся к восстанию корабли и через рупор призывать их к восстанию. Если бы он взял с собой второй катер с вооруженными матросами и с ними поднимался на корабли, то колеблющиеся матросы сразу же присоединились бы к восставшим. У участников восстания в этом не было никаких сомнений. Но Шмидт ограничивался лишь призывами с катера. И офицеры на кораблях смогли удержать ситуацию.
А про заблуждения Мельникова можно сказать следующее. У меня лично возникло ощущение, что та, ненаписанная диссертация Мельникова, как раз и была посвящена Петру Петровичу Шмидту. И не смог он ее закончить по причине того, что хоть лейтенант Шмидт и считался одним из главных "героев революции", и был зачислен в революционный Пантеон. как одно из главных божеств, но все-таки советское руководство и историческая наука хорошо знали реальные факты о нем.
Не был Шмидт для большевиков "социально близким". Он был кумиром кадетов и эсэров. И еще в 1907 г. в российской прессе появились воспоминания о Шмидте, о его политической ориентации, о планировавшемся участии в восстании на броненосце "Потемкин", которое он должен был возглавить по приходу броненосца под красным знаменем в Одессу. Шмидт в то время командовал в Измаиле отрядом из двух старых миноносцев.
Журналист Орлицкий, непосредственный свидетель прихода восставшего "Потемкина" в Одессу, так описывает свою беседу в начале июня 1905 г. с неким Сергеем Самуиловичем Цукербергом, руководителем одесского тайного комитета “За социальную пролетарскую республику!”
Цукерберг: “Моряки уже с нами за освободительное движение. Сегодня, надеемся, в собрании будет и бравый лейтенант Шмидт. Вот увидите и услышите будущего адмирала Черноморского флота, когда мы завладеем эскадрой!”
Орлицкий: “А когда вы завладеете эскадрой?”
Цукерберг: “Матросы на нашей стороне. Офицеров, которые не согласны, Шмидт обещает побросать в воду. А раз броненосцы будут наши — весь юг будет наш. Здесь создается Южная республика с Крымом и плодороднейшими землями Волыни и Подолии... Пусть старая насильница некультурная Москва погибает от внутренних раздоров. Это нас, южан, не касается... У нас будет чудное, незамерзающее море и лучшие пшеничные земли, виноградники и шелководство, первоклассные порты и крепость Севастополь с броненосным флотом”.
Орлицкий: “А народ Южной республики?”
Цукерберг: “Народ! Эти хохлы-волопасы пойдут за интеллигенцией... У нас капиталы, наука, энергия; мы господа в торговле и политике. Заставим, коли добром не уживутся...”
Орлицкий: “Выходит, ваша Южная республика со столицей Одессой будет царством евреев?”
Цукерберг: “А хотя бы и так! Пусть будет снова царство семитов. В России его основать удобнее, чем в песках Палестины или где-нибудь в Уганде. На Черном море воскресим Карфаген... Мы, евреи, создадим торговое государство, создадим капиталы, торговлю, коммерческий флот... Занимать деньги со временем Европа будет у нас, в Одессе, а не в Париже или Берлине... Богачам-евреям, которые сейчас скупятся на революцию, достанется! Их склады сожгут, дома разграбят. Будут убитые, раненые, оскверненные синагоги. Мы к этому готовы. Это не больше, как расплата за грядущее восстановление царства семитов на Черном море. Не в далекой Палестине или Аргентине оно должно воскреснуть, а здесь, где миллионы евреев живут уже сотни лет...”
Орлицкий: “Когда же начнется восстание?”
Цукерберг: “Ждем сигнала, а у нас в городе все давно готово!”
Оказывается лейтенанта Шмидта комитетчики прочили в протекторы Южно-Русской республики до того момента, когда все успокоится и будет избран президент. Услышал Орлицкий и то, что в предстоящих событиях решающая роль отводится броненосцу “Потемкин”. В назначенный день на нем якобы должно произойти восстание и броненосец должен прийти в Одессу. По плану он должен был произвести артиллерийский обстрел правительственных войск. Восстание в Одессе началось утром 13 июня 1905 года, а вечером 14 июня в Одессу пришел броненосец "Потемкин".
И во время восстания на "Очакове" в ноябре 1905 г. , его руководитель поступил как трус. Когда "Очаков" стал обстреливаться правительственными войсками, Шмидт позорно бежал, бросив восставших. Пересел на стоявший возле "Очакова" миноносец и попытался на нем прорваться из Севастопольской бухты в море, и добраться до Турции. Но миноносец был поврежден огнем артилерии и встал. Шмидта нашли под палубным настилом, он переоделся в матросскую робу и пытался изобразить из себя ничего не понимающего кочегара. Но был разоблачен.
И с его речью на суде, о которой с таким восхищением говорит Мельников, не все так просто. Шмидта защищало пять лучших адвокатов, которых наняла партия кадетов. И уже тогда кадеты стали создавать легенду о поведении Шмидта в суде, что он сказал такую речь, что конвоиры отставили штыки. Все это появлялось в тогдашней печати со слов адвокатов.
Последнее слово Шмидта, которое якобы так поразило конвоиров, имеет две версии, расходящиеся между собой. Первая, самая известная и распространенная, именно на нее и ссылается Мельников, известна из публикации сестры Шмидта. В своем письме к ней Шмидт написал, что он сказал на суде. Но есть еще и стенограмма его речи в судебном деле. И она не совпадает с тем, что Шмидт писал сестре. Но вот только вся историческая литература о Шмидте основывается на письме сестре. А про стенограмму в судебном деле историки написали только один раз, в далеких двадцатых.
А уж "почтовый роман" с Зинаидой (Идой) Ризберг, так это в действительности сплошная достоевщина с вариациями из Мити Карамазова. Где и растрата казенных денег на скачках на роковую любовь.
Вот так примерно в действительности выглядят некоторые эпизоды жизни "романтического" Петра Петровича Шмидта, которым так артистично восхищается Илья Семенович в исполнении Вячеслава Васильевича.
И вроде бы "революционный романтик" Мельников победил молодого "циника" Батищева. Ученики слушают его искреннее краснобайство разинув рты. От Кости даже уходит Рита, обвиняя его в цинизме. Все, вроде бы Илье Семеновичу удалось посеять "разумное, доброе, вечное", но тут судьба посылает ему новое испытание. Какое? Об этом в пятой части. Продолжение тут
Пишите комментарии. Ставьте лайки. Подписывайтесь на наш канал.
