Алексей Тараканов
С вином и розами я шествовал доселе, Не привели они меня к желанной цели. Однако в сторону я не сверну: друзей Бросать на полпути пристойно ль, в самом деле?
Омар Хайям. Рубаи.
Прошло несколько дней. Лёха успел посмотреть на древний и красивый город Смоленск. Каждый день он гулял по парку и центру города, смотрел на великолепные памятники, поставленные в честь победы над французами, на архитектуру, природу города, отличавшегося от других городов холмистостью и наличием множества парков и скверов, в основном, посвящённым войне 1812 года. Каждый вечер Лёха пытал Александра Ивановича, переживал, что в предписании сказано прибыть к пятому июля, а уже десятое. Каждый раз получал один и тот же ответ «Штабы думают». Надежда Степановна кормила его разной вкусной едой и приговаривала: «Не волнуйся, у Александра Ивановича очень много дел, но он про тебя не забыл».
Наконец, дядя Саша вечером за ужином после очередного молчаливого вопросительного взгляда Лёхи крякнул и, как бы невзначай, обронил:
- Ну что, Алексей, есть три варианта, по-моему, неплохие. В Тарту. Это в Эстонии, при дивизии, на ИЛ-14. В Энгельс, тоже при дивизии, на АН-26. И здесь, в Смоленске, в местной транспортной эскадрилье, на АН-12. Подумай, есть выбор. Везде есть места помощников командиров кораблей. А вот вертолётов у меня в армии нет. Ну, думай.
Лёха был в небольшом нокдауне. Мало того, что не на вертолёты, так он и самолёты-то эти толком даже не представлял. Конечно, он знал их - видел на картинках и фотографиях в авиационных журналах. Лёха молчал, переваривая эту информацию. И думал: «Про вертолёты заикаться не буду, но надо Галке позвонить». На следующий день на переговорном пункте, разговаривая с Галкой о перспективах, Лёха передал эту информацию. Галка окончила пединститут и доделывала дела в Саратове: оформляла новый паспорт, получала диплом, и сказала, что ей всё равно. В Иркутск-то собиралась ехать с ним. Думай, дескать, сам.
Но долго думать Лёхе не пришлось. Следующим вечером дядя Саша объявил, как отрезал:
- Завтра с утра едем в штаб армии, там тебе оформят предписание в местную транспортную эскадрилью, а дальше самостоятельно добираешься до её штаба. Будешь летать на АН-12, помощником командира корабля. С командиром эскадрильи я уже говорил. Там хороший командир, толковый, грамотный, подполковник Щевцов Александр Фомич. Он из тебя лётчика сделает.
Войсковая часть 15401 20-й гвардейской отдельной транспортной авиационной эскадрильи располагалась в северной части города Смоленска на совместном аэродроме «Северный». Старшим авиационным начальником на аэродроме был командир полка ПВО, на самолётах МИГ-23. Транспортники называли их «свистки», и истребители не оставались в долгу, называя транспортников «мешочниками». На аэродроме также базировалась лётно-испытательная станция авиационного завода, выпускающего самолёты фирмы Яковлева: Як-40, Як-42, Як-18.
Транспортная эскадрилья была, как говорится, придворной - при 46-й Воздушной армии, и обеспечивала перевозки руководства армии, военнослужащих и грузы. Часть была гвардейской, с историей, которая начиналась в годы Великой Отечественной войны. Основателем полка дальнего действия, родоначальника современной ОТАЭ, была Герой Советского Союза Валентина Гризодубова. Основной костяк штата эскадрильи составляли три отряда на самолётах АН-12, было звено из нескольких самолётов АН-26, самолёты ИЛ-22 и Ту-134.
Вначале лётчика Лёху, лейтенанта Таранова, приняли настороженно. Всё-таки племянник командующего. Но потом, видя, что звёздных закидонов у Лёхи нет, вроде бы, успокоились, подходили, здоровались, знакомились. Тем более, командир эскадрильи приказал выдать техническую литературу для скорейшего обучения, все необходимые инструкции, и Лёхи не видно было в классе из-за этой горы книг и бумаг. «С чего начинать, что первое изучать?» Голова шла кругом. Но Лёху, по жизни, в основном, окружали и приходили на помощь, хорошие люди. Так получилось и на это раз. Через несколько дней в транспортную эскадрилью, тоже на должность помощника командира корабля, из гарнизона Бобруйска приехал капитан Николай Богомазов. Капитан был старше лейтенанта лет на десять-пятнадцать, давным -давно окончил Тамбовское высшее военное авиационное училище лётчиков и раньше летал на Дальнем Востоке, на самолёте М-4, самом большом стратегическом бомбардировщике, дослужился до командира отряда и военного лётчика первого класса. Но в одном из полётов умудрился посадить самолёт до полосы. Самолёт М-4 был сложным в пилотировании на посадке, особенно по скорости. После посадки до полосы, из-за большой перегрузки и удара о землю, самолёт начал разваливаться, загорелся и сгорел. Экипаж успел выбраться и остался жив и цел, но при расследовании и разборе аварии установили вину капитана Богомазова, списали с лётной работы, и он служил на земле в разных гарнизонах, в последнее время - оперативным дежурным в Бобруйской авиационной дивизии. Но руки капитан не опускал, летать хотел, и по истечении некоторого времени подал рапорт на восстановление к лётной работе. И ему предложили на полетать – пока правым лётчиком на самолете АН-12, а затем, по обстоятельствам, может, и командиром корабля восстановят.
Капитан Николай Богомазов, имея огромный опыт по изучению самолётов, имея опыт и в обучении подчиненных, взял шефство над лейтенантом:
- Пошли на самолёт! Пока не ползаешь по нему, не пощупаешь каждый прибор, переключатель, не увидишь каждую заклепочку, ничему не научишься. Хорошо бы ещё нам техник попался грамотный....
Учение пошло быстрее, изучали конструкцию самолёта по частичкам, по шпангоутам, лонжеронам, рычагам и качалкам, изучали конструкцию и принцип работы двигателей, различных систем и оборудования.
Общий принцип работы авиационного оборудования был, конечно, на всех летательных аппаратах одинаков. Взять авиагоризонт, высотомер, вариометр - все они работают и на вертолётах и самолётах по одному принципу. Но надо было собрать это всё в голове и запомнить эту огромную схему и конструкцию, под названием САМОЛЁТ АН-12.
Николай Богомазов хорошо знал практическую аэродинамику самолётов и вместе с Лёхой, смотря его училищные вертолетные конспекты, разбирал отличия аэродинамики вертолёта от аэродинамики самолёта, подсказывал, на что надо больше обращать внимания при изучении практической аэродинамики самолёта. Ну, и сам Николай, изучал этот новый для него самолёт. В общем, Лёха был очень благодарен судьбе, пославшей такого хорошего товарища и коллегу в этот, прямо скажем, нелёгкий отрезок. Хотя, по правде сказать, было и очень интересно всё это изучать, а главное, молодые мозги ещё не закостенели, и командир эскадрильи подполковник Щевцов Александр Фомич, даже сказал Александру Ивановичу, когда тот поинтересовался, как там лейтенант учится:
— Это же ещё пластилин - что мы сейчас слепим, то и будет. Мы его и на второй класс через годик вывезем, товарищ Командующий! - и хохотнул. - Он ещё вертолёты-то не полностью знает, быстро их забудет!..
Надо было не только все тщательно изучить и начать летать, но и не подвести своего дядю-генерала. Лёха чувствовал огромную ответственность, а то скажут: вот мол, ничего себе! С вертолёта на самолёт - только по блату… Конечно, племянничек командарма… Неуч, поубивает всех, когда полетит... Это всё-таки не рядовой случай, бывают, конечно, такие коллизии в авиации. Бывает, что и наоборот - с самолёта на вертолёт. Но всё это очень редко.
Когда Лёха впервые поднялся, в кабину самолёта АН-12, его охватил ужас: «Ни за что на свете я не выучу эту кучу приборов и переключателей. Убейте - не смогу». Но, приступив к изучению вместе с Николаем, облазив самолёт вдоль и поперёк, через месяц Лёха был как рыба в воде. Не сказать, что всё знал, но на сдачу зачётов для выполнения полётов вполне был готов. Николай сдал зачёты первым и уже начал летать. Лёхе продолжили помогать три курсанта Балашовского авиационного училища, которые были на стажировке. В Балашове специально готовили лётчиков для ВТА, и ребята были подготовлены на АН-12 хорошо. Знали конструкцию самолёта и двигателя и смеялись, что на кафедре самолёта и двигателя часто звучала фраза: «Кто не знает КТА, тот не лётчик ВТА». Командно-топливный агрегат на двигателях АН-12 был, действительно, сложной конструкции, и без упорной и настойчивой учёбы освоить его было нелегко. Лёха поставил задачу изучить его хорошо и извёл инженера эскадрильи по СД до того, что тот сам принёс училищные конспекты и уделил вопросу подготовки лейтенанта не один день. Дошло до того, что курсанты, посмеивающиеся над наивностью и настойчивостью Лёхи, всё-таки признали, что КТА он знает даже получше кое-кого из них. Но и Лёха в долгу не оставался, называл их в шутку «салабонами», хотя выпуск у них был через два месяца.
Зачёты были сданы, к полётам допустили. Но особенностью небольших транспортных авиационных подразделений было то, что полёты в районе аэродрома организовывались редко. Плановости их проведения, как в больших транспортных полках - раза два в неделю, не было. И Лёха, в основном, сидел в классе, слонялся по аэродрому, несколько раз был на запуске двигателей для их проверки, даже посидел на месте правого лётчика, когда штурманы просили корректировку курсовой и крутились на самолёте по полосе вместе со старшим лейтенантом Сергеем Седлетским. Седлетский проходил программу командира корабля, и руководство эскадрильи доверяло ему погонять движки и делать коррекцию курсовой системы на самолёте самостоятельно.
И вот уже неделю-другую Лёха болтался просто так, в основном, повторял инструкцию по эксплуатации самолёта АН-12, сидел в кабине какого-либо не улетевшего никуда самолёта и донимал разными вопросами борттехников. Борттехники вначале посмеивались, а потом уже прятались от Лёхиных вопросов, порой не зная на них ответа...
...В конце августа командир отряда майор Владимир Дмитриевич Степанков готовился к вылету по маршруту Смоленск-Остафьево-Житомир-Белая Церковь-Смоленск. Он сидел в классе подготовки, выписывал полётный лист, рядом за одним столом сидел штурман отряда капитан Алексей Ребухин и готовил бортовой журнал.
«Где правый лётчик? - в очередной раз командир отряда спрашивал штурмана, тот молча жал плечами и аккуратно укладывал карты и сборники в штурманский портфель. Помощником командира корабля в экипаже был Серега Седлетский. Это был очень дисциплинированный офицер и всегда был отличался пунктуальностью и исполнительностью. Серега был партгруппоргом экипажа, комсомольским лидером. На всех собраниях его всегда ставили в пример личному составу. Но с утра его не было на построении, и командир отряда волновался, как бы чего не случилось с правым лётчиком.
- У него дома телефон есть, Алексей? – всё-таки не выдержав ожидания, спросил у штурмана командир отряда. – Посмотри, у дежурного по части, может, записан?
- Щас, командир, - штурман поднялся наверх к диспетчеру. Позвонить дежурному по части можно было только от него. Через минуту спустился: - Нет у него телефона, он частный дом где-то снимает... Что с ним могло случиться?..
Вдруг сверху, от диспетчера, как будто что-то свалилось. Диспетчер, прапорщик Славнецкий, чуть не упал, вылезая со своего места. «Где Владимир Дмитриевич? - орал сверху диспетчер. - Информация по праваку, пусть телефон возьмёт!»
Командир отряда, майор Степанков, будучи довольно большим и крупным мужчиной, вскочил со стула, с грохотом его опрокинув. И несмотря на свой возраст, более пятидесяти пяти лет, переступая через три ступени, взлетел к диспетчеру, схватил телефонную трубку.
Диспетчер в транспортную эскадрилью - это был ОСОБЫЙ человек. Он был как бы узлом и источником всей информации. Через него получали разрешение на вылет, через него узнавали о движении всех самолётов части по стране, кто, когда, где, что перевозит. Жёны звонили, спрашивали, когда прилетает экипажи. Офицеры передавали различную информацию друг другу через диспетчера. Он знал почти всё или почти всё и про всех.
- Слушаю, кто говорит?.. В какой больнице?.. Что с ним?.. Понял...
Штурман тоже поднялся наверх, внимательно прислушивался. Кивнул головой командиру: «Что случилось?»
- В больнице Серёга, ночью на «скорой» отвезли, аппендицит вырезали. Врач с больницы, вот сейчас звонил, передал: вроде, всё нормально…
- А полетит-то кто, командир?
Майор Степанков взял вновь трубку.
- С командиром части соедините... Александр Фомич, у меня правый лётчик Седлетский в больницу попал сегодня, аппендицит вырезали... Состояние нормальное... Кого взять-то? ...Нет никого... Курсантов мы отпустили домой в Балашов... Хайрезов и Григорин в отпуске... Капитан Богомазов в экипаже Войтова сегодня улетел... Только этот... Лейтенант Таранов молодой... Он зачёты-то хоть сдал?.. Вон он... В классе сидит... А в районе-то он хоть летал? Не-е-е-ет?! Я вообще-то в Москву, в Остафьево лечу... Ну, инструктор я... ну и что...ну это же нарушение командир… Понял я, командир, понял... Так точно!
Командир отряда майор Степанков со штурманом отряда капитаном Ребухиным молча взглянули друг на друга, спустились вниз в класс, встали в проходе - майор впереди, штурман, со своим толстым портфелем, сзади, выглядывал из-за плеча.
- Таранов, ты вообще летать-то хочешь? Сидишь тут второй месяц... Тебя как зовут-то, Лёшей, что ли? - командир отряда сделал суровое лицо и посмотрел на штурмана.
Лёха вскочил.
- Так точно, Алексей. Вот, схему полётов в районе аэродрома изучаю.
- Хорошо хоть, что ты в комбезе… Готовься, сейчас полетим в командировку в Остафьево, потом на Украину и обратно.
- Куда?!
Командир подтолкнул к Лёхе штурмана Алексея Ребухина.
- Алексей, давай- ка объясни ему, куда и как полетим, схему аэродромов покажи, порядок радиосвязи… Где радист? Пусть талоны возьмёт на него, с довольствия снимет. Вылет в 12.00, время ещё есть. Встречаемся в 11.00 у доктора, передай экипажу.
Штурман покопался в портфеле, достал сборник и карты, открыл на странице аэродром Остафьево, начал показывать, как будем лететь, как заходить на посадку.
- У тебя карта есть?
- Да, вот, с трассами и аэродромами, - Лёха достал из портфеля карту. Сдавал зачёт штурману эскадрильи, тот заставил рисовать карты по всем основным аэродромам воздушной армии – это, в основном, были Белоруссия и Украина.
- Тут МВЗ, Московская воздушная зона, ты её изучал?
Лёха покачал головой.
- Да... дела... Ну, в общем, вот МВЗ, вот коридоры входов и выходов, вот зоны аэропортов, - штурман отряда подвёл Лёху к стенду с МВЗ, пальцем тыкал по схеме, рассказывал особенности полётов вокруг Москвы.
Лекция длилась недолго, надо было пройти медосмотр, получить метеобюллетень, разрешение на вылет. Лёха, как верная собачка, сперва ходил за штурманом, а после медосмотра за командиром. Командир отряда, майор Степанков, конечно же, воспитал и научил летать большое количество лётчиков, командиров кораблей, был на высоком счету не только руководства эскадрильи, но и командования Воздушной армией, но и для него был большой неожиданностью этот полёт. В Остафьево везли группу офицеров из ВА во главе с генералом, выполнить вылет надо было любой ценой.
Майор шёл на стоянку в сторону самолёта и говорил:
- Запишем этот полёт в лётную книжку как ознакомительный в зону, остальные - как полёты по кругу, сам ничего не пиши, вместе потом покумекаем. Замкомандира Георгиевич что-то подскажет, запишем, посмотрим номера упражнений. Пока никого нет, давай-ка небольшие тренажики в кабине пройдём, посмотрим, что ты знаешь, чего нет.
Лётчики уселись в кабину, майор спрашивал, лейтенант отвечал, иногда невпопад, путался, волновался. Командир отряда был спокойным и просил повторить ещё раз все действия и команды.
- Всё - по команде, сам, если точно не знаешь, что делать, не торопись. Борттехник подскажет, если что. Да тебе и не надо пока ничего делать. Шасси и закрылки - у борттехника. Только герметизация да наддув… Ну, радист подскажет. Да, кстати, а что у тебя в портфеле?
- Вот карта, рабочая тетрадь, конспекты, ручка, карандаш, линейка офицерская...
- Надо будет в военторге купить щётку, бритву, тапочки. Не на один день летим.
У Лёхи голова шла кругом. А жена Галка что подумает, когда он сегодня не придёт домой?
Вскоре приехали пассажиры. Майор Степанков доложил генералу о готовности к полёту. Все заняли свои места, начали запуск двигателей, рутинную работу. Все команды по СПУ, самолётному переговорному устройству, были чёткими и спокойными. Когда Лёхе надо было что-то ответить, борттехник пихал его в бок, показывал пальцем, подсказывал. Вырулили, взлетели, набрали эшелон. Лёха, как говорится, мягко держался за штурвал, всё было необычно, погода была прекрасной, как лётчики говорят «миллион на миллион», под самолётом расстилались поля, дороги, речки.
Двигатели гудели ровно и сердито. Пилотировать Лёхе не давали, командир сразу сказал: «Смотри на приборы, запоминай, впитывай в себя, что чувствуешь и слышишь», - и Лёха внимательно смотрел на приборы для пилотирования. Их расположение было примерно, как на вертолётах: скорость, высота, курс, авиагоризонт, вариометр. Леха смотрел и на приборы двигателей, других систем, поглядывал на землю, прислушивался к радиообмену...Потом, уже будучи подполковником «Военным лётчиком первого класса», на разных руководящих должностях, летая на многих типах самолётов и вертолетов, обучая и проверяя своих лётчиков, Лёха часто вспоминал этот свой первый полёт на АН-12 с правого сидения, якобы в вывозную зону, и всегда был благодарен майору Степанкову за то, что он в этих сложившихся обстоятельствах не дал Лёхе разочароваться и испугаться сложности и новизны. Как бы ещё пошло дальше...
Борттехник Лёня Хохловский, правда, поначалу пытался экзаменовать Лёху, всё спрашивал: а это что за прибор, знаешь? А на какой высоте летим, видишь? А что пролетаем там, внизу, понимаешь? Лёха, как ему казалось, отвечал правильно. Борттехник так этим увлёкся, что командир не выдержал, да как рявкнет:
- Отстань от него, видишь, пока охреневший сидит!
Лёха действительно летел охреневшим. В училище летал только на вертолётах, в районе аэродрома. Были в программе обучения и полёты по маршруту. Но эти маршруты на высоте девятьсот метров, по-честному, были изучены наизусть, и, как говорится, «летали по окуркам», каждый поворотный был в памяти, хоть ночью разбуди. Всё ориентирование - визуальное, по речкам, лесам и дорогам. Иногда, правда, некоторым курсантам везло больше - их брали с собой инструкторы, летевшие по заданию на другой аэродром. Например, из Сокола в Озинки. После таких полётов, курсанты с восторгом вспоминали эти ощущения полета. И как на предельно малой летели над степями, и как пугали рыбаков, пролетая у них над головами. Предел мечтаний! Завидовали им все. Посмотрели бы они сейчас на Лёху!
Как заходили и садились на аэродром Остафьево, Лёха понимал частично. По команде с земли снижались, занимали курс, крутили штурвал. Командир с радистом вели радиосвязь одновременно и с гражданским сектором, и с военным аэродромом. Надо было учиться переключать СПУ, чтобы быть в курсе одновременно на всех каналах, услышать свой позывной, понять, какую команду тебе дают с земли, и какая команда прошла внутри экипажа, услышать, как зачитывается карта, отреагировать на всё это правильно и ещё самому дать квитанцию, что всё понятно. В московской зоне гвалт стоял неимоверный, да ещё часто на английском языке, но все друг друга понимали, и даже Лёха начал слышать свой позывной среди множества других. Сделали крайний разворот - и вот она, полоса, совсем близко. Заход на посадку и сама посадка прошла быстро, под брюхом самолёта мелькнули высотные дома, до которых, казалось, можно достать рукой. Аэродром Остафьево располагался очень близко к Москве и отличался короткой полосой.
Пассажиры и экипаж вышли из самолёта, штурман и командир поехали к диспетчеру. Прапорщики, радист и стрелок, хотели уточнить, успеют ли они добежать до магазина. Командир из автобуса крикнул:
- Никаких магазинов! Добро уже есть, вылет через сорок минут.
Прапорщики брели к самолёту от автобуса, увозившего командира, и недовольно бурчали:
- Можно до китайской границы добежать и обратно… Хотели апельсинчиков прикупить... На весь экипаж...
Через сорок минут всё повторилось: взлёт, отход от аэродрома. Пассажиров на борту не было, самолёт ещё не вышел из МВЗ, в наборе высоты. Командир, покрутив штурвал, дал понять Лёхе, что передал ему управление:
- Бери управление.
- Взял управление.
- Триммерками помогай, вон они, от тебя справа, - Лёха знал, где триммера, только надо было понять, как правильно распределить нагрузку на штурвал.
- Не дёргай ты так штурвал, плавненько надо, это тебе не ручка вертолёта, самолёт летит сам. Вот, смотри, бросай управление - видишь, летит, как утюг. Чуть помогаешь, и всё... Вертикальная - 7 метров, скорость набора какая должна быть?
- Ммм… 360...
- Правильно, вот и держи.
Лёха держал штурвал, смотрел за скоростью по прибору и вертикальной скоростью.
- Ну, вы, там, наверху! Курс держите 190... Из коридора выходим - подал голос штурман.
- 12456, Москва-контроль, уклоняетесь вправо, поправку возьмите влево, - подала команду Москва. - Набирайте шесть тысяч.
- Ну вот, я же говорил, курс возьмите влево 180, пилоты... - обиженным голосом повторил команду Москвы штурман. - А подумают, что это штурман блудит...
Лететь от Москвы до Озёрного, то бишь Житомира, было около двух часов. Лёха пилотировал около часа. Стрелки в горизонтальном полёте стояли, в основном, согласно заданию, однако, часто разбегался в разные стороны курс, горизонт держал нормально, но иногда Лёха начинал дёргать штурвал - сказывалась привычка с вертолёта. Вертикальная скакала - плюс-минус один метр.
Пока не взмолились радист с бортэлектриком:
- Командир, всю душу вымотал правак! Пусчай отдохнёт… Давайте чайку попьём, мы вскипятили свеженького… Включите, ради Христа, автопилот!
Конечно, все понимали, что иначе пилотировать не научишься - повидали всяких лётчиков… Но бутерброд с чайком — это святое. Начиналась чайная церемония. Она представляла из себя следующее. Радист отрезал огромный кусок хлеба и накладывал на него тушёнку. Командиру - в первую очередь и, конечно, лучшие куски, остальным - по справедливости. Бортэлектрик наливал крепкий чай - почему-то кружки все были, наверное, по пол-литра. Лёхе на хлебе достался один жир. Но и он, с куском хлеба и сладким чаем, казался вершиной кулинарного искусства. Лёха проглотил его за несколько секунд:
- Чё, вкусно? - сзади улыбался радист - Хлеба дать ещё? Тушёнка, правда, кончилась. На, возьми горбушку... Заслужил...
Посадка на аэродром Озёрная была по стандартной схеме. Штурман зачитал подробно схему захода и по просьбе командира передал сборник Лёхе. Лёха посмотрел на схему, сделал вид, что всё понял, передал обратно. Командир выполнял все развороты и подробно комментировал свои действия, специально для правого лётчика: «Вот смотри и запоминай: снижаемся до эшелона перехода, устанавливаем давление аэродрома 756, снижаемся до высоты круга... А какая у нас высота круга? Правильно (штурман, не тебя спрашиваю)! Идём к третьему развороту, гасим скорость до 350, готовимся к выпуску шасси. Четвёртый, закрылки, фары, проходим дальний, ближний, проходим торец, выравниваем немножко на себя», - и так подробно, вплоть до самого сруливания с полосы.
По сравнению со скоротечным и сумбурным, как показалось Лёхе, заходом в Остафьево всё было понятно и чётко, заход на посадку и сама посадка на аэродром Озерная была классической.
Вот на этом аэродроме Озерная, рядом с украинским городом Житомир, Лёха впервые в жизни увидел вживую чудо-самолёт ТУ-22, по неофициальному названию «Шило». Он с интересом смотрел на эти красивые самолёты, похожие на ракеты. Ряды самолётов стояли бесконечным, до горизонта, ровным строем вдоль всей стоянки, чувствовалась их стремительность и мощь. АН -12 долго рулил мимо них на свою стоянку для перелетающих самолётов, расположенную возле КДП (командно- диспетчерский пункт). Лёха с восторгом смотрел на эти ровные ряды крылатых машин - их серебристые бока отсвечивали красными цветом из-за заходящего солнца - и вздрогнул, когда тоже смотрящий в окно и стоящий сзади, на своём парашюте, радист сквозь шум моторов, прямо в ухо прокричал: «Людоед».
«Людоед» - это было второе, неофициальное, название самолёта ТУ-22. Из-за большого количества катастроф, огромное количество экипажей погибло, особенно в самом начале освоения самолетов данного типа. Самолёт ТУ-22 был очень строг в технике пилотирования на посадке, и имел одну особенность: лётчик в экипаже был один и два штурмана. На этот самолёт переучивались, в основном, лётчики с ТУ-16, где в экипаже было два лётчика. Конечно, они страховали друг друга, у командира была всегда хоть маленькая надежда на помощь правого лётчика. А на этом самолёте лётчик был один, как на истребителе, и всё было, как в той поговорке: «всё сама, сама, сама». Эту негативную информацию, рассказанную про самолет ТУ-22 тем же радистом, Лёха запомнил, и в впоследствии она сыграла важную роль в Лёхиной лётной карьере...
…Потом, подготовка правого летчика Лехи Таранова была в районе аэродрома Смоленск Северный. Отрабатывались с правого сиденья взлёт, полёт по кругу, заход и посадка. Что-то получалось сразу, что-то требовало дополнительных тренировок. Инструкторы, в основном, командиры отрядов майор Владимир Дмитриевич Степанков и майор Юрий Александрович Дедкин, в общем, были довольны пилотированием начинающего летчика Лехи, но часто делали замечания ему, что он дёргает штурвал. Вроде бы, и налёт на вертолётах был не очень велик, но первые в жизни училищные лётные уроки надолго оставались в мышечной памяти. По всей видимости, маленький летательный аппарат, типа МИ-2, удерживался в воздухе только такими вот мелкими почти неуловимыми движениями рулей, а вот для большого самолёта АН-12 такие движения на штурвале были, как слону дробинка. Тяжелый самолет их попросту не замечал и не реагировал. Летел прямо и ровно.
И неудивительно, любовь и уважение к этому великому самолёту-труженику, АН-12, росла всё больше и больше, отодвигая далеко юношескую влюблённость в вертолёты.
Продолжение: https://dzen.ru/a/YjSCnrZIjA22K5YQ
Предыдущая часть: