Алексей Тараканов
Ранним утром, о нежная, чарку налей,
Пей вино и на чанге играй веселей,
Ибо жизнь коротка, ибо нету возврата
Для ушедших отсюда… Поэтому — пей!
Омар Хайям. Рубаи.
В начале ноября вместе с командиром эскадрильи, подполковником Щевцовым, полетели в Североморск. Командир части был рад вырваться в командировку, отдохнуть от служебных дел, которые в отличии от авиационной, были рутинной ежедневной работой: подготовка к зиме, отопление, порядок на территории, финансовые вопросы и так далее. Вдобавок Лёху надо было проверить на третий класс, и сам Бог велел эту проверку сделать командиру части. Александр Фомич сам соскучился по штурвалу, поэтому честно сказал:
- Сам взлетаю, сам набираю высоту. Немного потренируюсь, потом тебе отдам - не возражаешь?
Лёха не возражал, мягко держался за управление. Вскоре пилотировать командиру надоело, и он отдал штурвал Лёхе, даже не набрав эшелона, закурил и расслабленно развалился в кресле. До Североморска лететь было четыре часа. Все четыре часа Лёха тягал штурвал руками и немного устал. Кнопка включения автопилота была у командира экипажа, а попросить её включить Лёха не решился.
После посадки в Североморске все вышли из самолёта, полюбоваться на местные красоты, морской залив с боевыми кораблями и небольшие горы, покрытые снегом. Местный автобус отвёз экипаж и пассажиров в столовую, затем пассажиры пошли в штаб. Полёт был на рекогносцировку местности, авиаторы Дальней авиации взаимодействовали с морской авиацией и обсуждали, в основном, тыловые вопросы. А у экипажа было часа три в собственном распоряжении, которые «мешочники» тратили, конечно же, на поход по местным магазинам.
В продовольственном магазине нарвались на рыбу палтус. Рыба была замороженной и расфасованой в брикеты, килограмм по пятнадцать-двадцать. Продавщицы, видя каждый день только военнослужащих в морской форме, поняли, что авиаторы с Большой Земли будут брать помногу, пригласили их в подсобку, где стояли большие весы. Продавали только целыми брикетами. Действительно, даже командир, все брали по брикету. Только штурман - он был по совместительству ещё и заместителем командира части по политической работе - майор Скопов сомневался и с надеждой спросил у Лёхи, безучастно стоявшего рядом:
- Ты-то брать будешь? Может, возьмём пополам?
Лёха вообще не хотел ничего брать. Галка была в положении, от запаха рыбы её воротило и тошнило. Вдобавок они жили уже отдельно от дяди Саши. На краю Смоленска, недалеко от аэродрома, в лесочке, были расположены воинские склады. Это была огороженная территория, с пустым штабом, пустой казармой. Чуть в стороне располагались несколько огромных зданий-складов. Это были склады Дальней авиации, что было в них, неизвестно, но, наверное, ничего ценного, поскольку охранял всё это хозяйство сторож, нанятый из местных цыган. Всё это хозяйство поддерживалось в рабочем состоянии, сторож по совместительству был и кочегаром, и дворником. В теплой казарме Лёхиной семье из двух человек, была выделена комната, в ней стояли кровати и стол со шкафом. Соседняя комната была переоборудована в кухню. В ней стоял стол и маленький холодильник. Адъютант дяди Саши, прапорщик Гарелин, по-простому Михалыч, притащил его с какой-то служебной дачи...
- Алексей, килограммов по семь получится, берём?
Штурман-замполит был настойчив, Лёхе не хотелось брать рыбу в таком большом количестве. Да и тащить её до казармы надо было километра три, да ещё в гору, но, в тоже время, начальство просит, тоже кочевряжиться не с руки.
- Давайте, только у меня тары нет, не знаю, в чём нести? - предпринял последнюю попытку отмазки Лёха.
- Я тебе дам, у меня есть старенькая парашютка, потом отдашь.
Парашютка - это парашютная сумка, она всегда была желанной тарой для любого лётчика. Приходилось упрашивать начальника ПДС (парашютно-десантной службы) и всячески ублажать его, чтобы завладеть желанным трофеем. Парашютные сумки были разных размеров. Шиком считалось иметь две. Маленькая, с застёжками, от запасного парашюта и большая - на все случаи жизни.
Делать нечего, Лёха взял вторую половину брикета.
Обратно летели сразу домой, в Смоленск, в этот же день. Командир любил такие командировки, чтобы утром улететь из части, как он говорил, «отдохнуть в полёте от служебных дел», а ночевать прилетать домой. Обратный полёт с самого начала выполнял Лёха. Командир мягко помогал на взлёте, потом откинулся в кресле и понемногу дремал. Лёха опять таскал самолёт на руках. Правда, дали немного отдохнуть, когда пили чай и опять раздавали хлеб с тушёнкой. Дорога домой была немного быстрее, ветер был попутный. Даже посадку командир, как показалось Лёхе, доверил выполнить самому.
После посадки как такого разбора полёта не было. Командир сказал, что всё нормально, пилотирование хорошее, готов на третий класс. Вместе со штурманом-замполитом быстро прыгнули в подоспевший УАЗик и уехали.
Экипаж ещё немного задержался для послеполетной подготовки. Техники заправляли самолет. Леха, вместе с радистом и стрелком зачехляли винты, стабилизатор и крыло самолета. В Смоленске это было заведено чётко, погода здесь всегда была переменчива, за ночь мог выпасть ледяной дождь, и потом не угадавшим с прогнозом погоды экипажам надо было долго отцарапывать самолёт из ледового плена. Автобус стоял возле самолёта и ждал экипаж для развозки по городу после полёта. Лёха, летавший потом на многих аэродромах, нигде не встречал этого хорошего правила - собирать и развозить экипажи и техников после полёта по всему городу. Каждый день смоленские военные автобусы собирали личный состав по городу на службу и вечером развозили обратно. Маршруты были всегда постоянны, и служивые ждали их в определенных местах. И поругивали начальство, если вдруг приезжала обыкновенная перевозка, когда автобус ломался.
Автобус остановился возле лётной столовой около полуночи, высадил Лёху и повёз других членов экипажа дальше. Здесь был самый короткий путь до складов, если идти пешком. Лёха прошёл мимо потухших окон лётной столовой, начал спускаться вниз, вдоль частного сектора и гаражей, к небольшому лесочку с озерцами, где располагалась зона отдыха смолян.
Было темно и неуютно, особенно возле застывшего озера со стоящими на берегу остовами зонтиков от солнца. На некоторых зонтиках оставались куски материи, и они, вися вниз, создавали ночью жуткую картину. Только луна освещала тропинку, ведущую в лесок и в гору, наверху которой и находились склады и казарма. Выпавший снег днём подтаял, а потом к ночи замёрз, и тропинка наверх представляла из себя ледяную горку. Чертыхаясь про себя, вспоминая всеми мыслимыми и не очень мыслимыми словами замполита, Лёха лез в гору и несколько раз упал, поскользнувшись на тропе.
Болтавшийся в полупустой парашютной сумке палтус из семи килограммов постепенно превратился по тяжести во все тридцать. Тащить портфель и сумку в руках было неудобно, и Лёха, не замечая, что в самолёте палтус немного растаял, забросил парашютку за спину. Минут через двадцать горка начала выравниваться, показался забор складов. На КПП сидел сторож, он открыл дверь, не удивляясь Лёхе - привык, что Лёха появлялся в любое время суток. А Лёхе всегда казалось, что сторож никогда не спит, что он всегда что-то шьёт, то ли уздечки, то ли подпруги для лошади, которая бродила между складами и казармой, летом пощипывая травку, а зимой заглядывая в окна. Лёха с Галкой сперва пугались, когда лошадь неожиданно и протяжно фыркала под окном, потом привыкли.
Галка не спала, обрадовалась прибытию мужа, засуетилась, готовя запоздалый ужин.
- Я в Североморске был, палтуса вот привёз, килограммов семь, пожарить можно...
- Сейчас что ли? - жарить рыбу в первом часу ночи жена явно не хотела.
- Да нет, потом... Завтра… А куда же мне его деть?
Лёха не знал, куда пристроить эту проклятую сумку. Морозилка «Саратова» вмещала в себя разве что пару пачек пельменей. Кстати, этими пельменями она и была занята.
- А на улице минус? Вот я сейчас в коробку положу и на крыльцо поставлю - никто же не сворует?
Картонные коробки лежали в коридоре, не выкидывались и ждали своего часа для очередного переезда - хоть на съёмную квартиру, хоть куда. Жить в этой казарме всю зиму очень не хотелось, особенно беременной Галке. Вроде, к началу следующего года однокомнатная квартира светила - адъютант командующего проговорился. Лёха вытащил из сумки рыбу, положил в коробку и выставил на крыльцо.
- Давай кушай, я спать хочу, почти час ночи, - Галка откровенно зевала.
Уставший Лёха, быстро проглотил ужин, запрыгнул в кровать и мгновенно уснул. Посреди ночи Галка толкнула Лёху:
- Лёш, что за шум? Кто-то, кажется, орёт и дерётся.
- Да лошадь бродит. Цыган на посту, спи, дверь закрытая-я-я, - зевая, пробормотал Лёха, так и не проснувшись.
Утром, собравшись в туалет, а он был на улице, типа «сортир», Лёха отрыл дверь казармы. Глазам его предстала следующая картина: на крыльце в окружении остатков рыбы и разодранной коробки лежали и сидели, обожравшись палтусом, около десятка разнокалиберных котов и кошек из местных частных домов. Они, наверное, сначала орали и дрались друг с другом, а поняв, что достанется всем, тихо и мирно разделили Лёхину добычу. Под утро у котов просто не было сил покинуть это пиршество. Лёха поддал ногой особенно наглого кота, который уже норовил и в казарму заглянуть, остальные, еле волоча лапы, покинули крыльцо. Проблема с хранением палтуса была решена за одну ночь. Жаль, что так и не попробовали эту вкусную рыбу.
Однако, проблема была решена не полностью. Встав после сна, Галка зажала нос и пробормотала:
- Что так воняет рыбой? Мы же не жарили её.
- Так это, рыбы нет, ночью коты пожарили и слопали всю.
- Рыбы нет, а запах есть?
Лёха уже и подмёл крыльцо, и убрал остатки коробки - всё равно воняло рыбой. Начали обнюхивать каждый сантиметр в комнате, казарме. Воняет и всё! Только потом нашли источник запаха - парашютка и Лёхина куртка. Парашютка была постирана и на следующий день возвращена хозяину. А куртка ещё долго воняла рыбой. Что Лёха с ней ни делал: и мылом мыл, и порошком, и на мороз выставлял. Всё рано запах присутствовал ещё долго. А Галка заставляла Лёху оставлять куртку за пределами комнаты, в пустой казарме. Ну, и на службе коллеги воротили нос иногда, не понимая, откуда прёт рыбой. Лёха не признавался и вместе с другими лётчиками делал вид, что принюхивается и не знает, откуда воняет.
…Да, коты, они такие, они знают, что они - хозяева, а люди им прислуживают. Вон сколько рыбы отвалили почём зря!
Продолжение: https://dzen.ru/a/YjVH_kvCFCwGfyiB