Анализ выполнила Гертнер Анастасия.
Особенности композиции
В повести «Доктор Крупов», написанной в форме дневника доктора, где тот излагает свои соображения о странных психических отклонениях в сознании людей, искренне убежденных в своем здравомыслии, – Герцен продолжает тему «безумия», пронизывающего все общество, живущее традиционными представлениями, и дает ей широкую философскую трактовку. При этом широта взгляда Герцена-философа вновь, как и в финале «Кто виноват?», имеет скрыто пессимистическую окраску.
Образная система текста
Повесть «Доктор Крупов» (1847), по форме являющаяся отрывками из автобиографических записок врача-материалиста, является блестящим сатирическим памфлетом, направленным не только против самодержавно-крепостнического строя России, но и против буржуазных отношений в Западной Европе, вообще против всей истории эксплуататорского общества. Наблюдения над отдельными людьми постепенно приводят доктора Крупова к выводу о повальном безумии всего человечества. Элементы гротеска усиливали мысль автора, придавая ей характер сатирически заостренного, но реалистического в основе своей повествования. В дальнейшем развитии русской литературы подобные приемы сатирической типизации были использованы Салтыковым-Щедриным.
Тематика и проблематика
Доктор Крупов развивает свою теорию "сравнительной психиатрии" обстоятельно и подробно. На каждом шагу он видит, как люди издерживают свою жизнь "в чаду безумия". От наблюдений над современной жизнью Крупов перешел к изучению истории, перечитал древних и новых авторов - Тита Ливия. Тацита, Гиббона, Карамзина - и нашел явные признаки безумия в делах и речах королей, монархов, завоевателей. "История, - пишет доктор Крупов,- не что иное, как связный рассказ родового хронического безумия и его медленного излечения".
Философская соль повести состоит в преодолении гегелевской "прекраснодушной" теории о том, что "все действительное - разумно, а все разумное - действительно", теории, которая была основой "примирения с действительностью". Доктор Крупов видел в втой теории оправдание существующего зла и готов был утверждать, что "все действительное безумно". "Не гордость и пренебрежение, а любовь привели меня к моей теории", - говорит Крупов.
Для того чтобы исчезли чудовища безумия, нужно чтобы изменилась атмосфера, доказывает доктор Крупов. Некогда землю попирали мастодонты, но изменился состав воздуха, и их не стало. "Местами воздух становится чище, болезни душевные укрощаются, - пишет Крупов, - но нелегко перерабатывается в душе человеческой родовое безумие".
Доктор Крупов принадлежит к художественному типу "друзей человечества". В нем есть черты самого Герцена.
Говоря о нелепости современного социального устройства в повести «Доктор Крупов», Герцен критиковал общество с социалистических позиций. Устами своего героя писатель заявлял: «В нашем городе считалось пять тысяч жителей; из них человек двести были повергнуты в томительнейшую скуку от отсутствия всякого занятия, а четыре тысячи семьсот человек повергнуты в томительную деятельность от отсутствия всякого отдыха. Те, которые денно и нощно работали, не вырабатывали ничего, а те, которые ничего не делали, беспрерывно вырабатывали и очень много».
Герцен как бы развивал мысль петербургских повестей Гоголя, особенно «Записок сумасшедшего», о безумии общества, о ненормальности отношений, которые признаны в современном обществе за «норму», и вместе с тем его повесть резко отличалась от повестей Гоголя. В отличие от Гоголя, Герцен стоял на позициях революционера, он был социалистом и видел возможность исправления общества революционным путем.
Образ автора
Образ доктора играет в творчестве Герцена особую роль. Давно замечено, что взгляды, которыми наделен этот персонаж, отражают личное кредо автора, изложенное им в произведениях от первого лица. Это постоянный герой писателя, своеобразный «двойник» автора, ибо, возник нув в романе «Кто виноват?» и повести 1846 года, образ Крупова получает свое продолжение не только в «Aphorismata» — под другими именами фигура доктора появляется в книге «С того бере га» (1847—1850), в очерках «Скуки ради» (1868—1869), «Доктор, умирающий и мертвые» (1869). В повести «Доктор Крупов» главным субъектом речи является сам герой, и по ходу повество вания трагический пафос его утверждений о том, что «история — аутобиография сумасшедшего» (IV, 264) , все более нарастает, будучи подкрепляем скрытой интенцией авторского сочувствия и поддержки слова героя. Однако в конце повести идет «Объяснительное прибавление от автора» (выполненное также от лица Крупова), из которого явствует, что доктор нашел-таки универсаль ное средство борьбы с недугом безумия и поправки «вещества мозга». Таковым объявляются разнообразные вина. «...И вот я десятый год, не щадя ни издержек, ни здоровья, занимаюсь по стоянно изучением действия на умственные способности вышеозначенных медикаментов и раз ных других. Чего не сделает человек из пламенной любви к науке!» (IV, 268) — заключал свое сочинение герой Герцена. Иронический пафос в финале отчетливо сменяет и снимает трагичес кое напряжение основного повествования: эге, — как бы позволяется говорить «проницательному читателю», — да доктор-то сам «с приветом»!..
Смысл текста
Доктор Крупов, медик и социолог в одном лице, ставит откровенно неудовлетворительный диагноз обществу, которое, по его мнению, охвачено множеством различных недугов. К наиболее страшным из них он относит романтизм – «духовную золотуху», неестественным образом раздражающую человеческий организм и истощающую его «страстями вымышленными», и аристократизм – «застарелую подагру нравственного мира». Если, по определению доктора, «всякий человек… с малых лет, при содействии родителей и семьи, приобщается мало-помалу к эпидемическому сумасшествию окружающей среды», то где гарантия, что когда-нибудь будет положен конец этому процессу? Правда, наряду с пессимистически звучащим утверждением, что вся человеческая история есть «не что иное, как связный рассказ родового хронического безумия», герой высказывает суждение, что одновременно происходит «медленное излечение» человеческого рода, позволяющее надеяться на то, что «через тысячу лет двумя-тремя безумиями будет меньше». За этим суждением, конечно, стоит надежда самого автора, его вера в науку и прогресс человеческого знания, однако предлагаемые героем в конце повести конкретные рекомендации к излечению людей, страдающих от «эпидемического сумасшествия», а именно – воздействовать на них «шампанским» или «бургонским» – слишком наивны, чтобы принимать их всерьез и за простодушным научным оптимизмом Крупова не увидеть тайных герценовских сомнений в отношении обнаружения, будь то в настоящем или в будущем, подлинных способов излечения, которые могли бы радикально изменить в лучшую сторону несовершенную человеческую природу.
