... Она вздрогнула. Прокручивая раз за разом ту сцену в больничной палате, она не замечала главного.
Прости! Даже падая перед ней на колени после своих «взрывов», он повторял «извини». А тут — прости.
Вроде и невелика разница, ан нет. Пропасть. Бездна. И что с этой пропастью делать? Ведь если он просит прощения, значит, ей нужно как-то… отреагировать? Как-то… простить?
Ведь он… понял? Хочет начать все сначала?
Ледяная игла, застрявшая, казалось, в правом запястье, вытянулась, выросла, кольнула в самое сердце.
Сначала?..
Но почему?!
Почему это она должна что-то делать? Почему усилия над собой предписываются ей? Потому что повинную голову меч не сечет? Я же попросил прощения! Как индульгенцию купил. Я же встал на колени, попросил прощения, и теперь ты обязана проявить милосердие. Так?
Милосердие?
Разве это чертово «прости» накладывает какие-то обязательства? Получается, что так. Но вот вопрос — на кого? Не на того, кто просит прощения — он ведь уже склонился, выразил сожаления, чего вы от него еще хотите? Нет. Тот, кому сказали «прости», теперь, выходит, обязан? Обязан проявить милосердие?
⠀
Почему милосердие, если тот, кто просит прощения, искренен? Если он действительно жалеет, ну или раскаивается, ну или как это еще назвать? Если «прости» идет из сердца, оно не для того, перед кем ты на коленях стоишь, оно для тебя самого, разве нет? Тебе стыдно — за себя, за свои слова и действия! — и кричишь! Небесам, мирозданию — неважно, слышат ли тебя. Ты просто не можешь этот крик внутри удержать, тебе необходимо его выплеснуть. Очиститься.
И при чем тут милосердие? Как будто «прости» требует от «раскаявшегося» неведомо каких усилий. Которые как бы сами по себе уже наказание. Ну да. Он ведь снимает камень со своей души? Ага, точно. И вручает его тому, кого обидел: на, держи, сделай с этим что-нибудь.
Теперь это твоя забота.
А ведь так и есть...
⠀
© Олег Рой "Прости" (отрывок из романа)
Книга выходит уже в конце марта!