Уверены, что все знакомы с творчеством Льва Николаевича Толстого и по меньшей мере слышали о его произведении «Живой труп». У этой пьесы есть реальные прототипы – Екатерина и Степан Чистовы, которые жили в Щёлкове. Однажды жизнь пары превратилась в криминальную драму с воскресшим утопленником и скандальным двоемужеством.
Начнём рассказ с главной героини. Катюша родилась в 1864 году в бедной семье московского офицера-прапорщика Павла Симона. Их предки были выходцами из Франции и Швейцарии, и примесь французской крови придавала расцветавшей на глазах девушке, миниатюрной худощавой блондинке с красивыми выразительными серо-голубыми глазами, особый шарм. Отец рано умер, и её мать Елизавета Антоновна поспешила выдать дочь замуж в 18 лет. Подыскали подходящую партию в лице дворянина Николая Самуиловича Гимера, но, как оказалось, новоиспечённый супруг любил выпить. Даже рождение сына не исправило ситуацию. Из-за этого глава семьи потерял должность в правлении железной дороги и окончательно превратился в обитателя городского дна. Екатерина, недолго думая, забрала сына и ушла от него. Выучилась акушерству и в начале 1890-х уехала в Щёлково, где устроилась работать по специальности в товарищество мануфактур «Людвиг Рабенек».
Второй герой нашего рассказа Степан Иванович Чистов. Одно время он также работал при фабрике, где и повстречал свою будущую супругу Екатерину Павловну. Подзаработав денег, Чистов вместе с братом купили участок земли (сейчас улица Октябрьская) у Жегаловского земельного общества крестьян, а также два деревянных жилых дома. Построили на территории общежитие и два здания: в одном была парфюмерная лавка, здесь же изготавливали туалетное мыло, пудру, духи и помаду. По рассказам, для производства они пригласили мастера-француза. Однажды, напоив его, вызнали рецепт и после прогнали с работы. Во втором доме варили только хозяйственное мыло.
Здание бывшего мыловаренного завода, в советские годы трикотажной фабрики, сейчас больше известно как бизнес центр «Спиртзавод»
Жизнь юной Екатерины Павловны была бы совсем тяжкой, если бы на её пути не повстречался Степан Иванович. Её новый возлюбленный оказался не только человеком небедным, но и намерения имел серьёзные. Очень скоро он сделал девушке предложение руки и сердца. Но на пути большой любви встала проблема: Екатерина так и не развелась с Гимером, хоть они уже давно и не жили вместе, а двоемужество, как мы знаем, в нашей стране и тогда было запрещено. Развестись в то время было делом непростым: брачное законодательство в Российской империи практически исключало эту возможность. Предусматривалось лишь несколько веских причин: доказанное прелюбодеяние, неспособность к брачному сожительству, уголовное наказание и безвестное отсутствие одного из супругов.
Кстати, первая причина была самой популярной к началу XX века: из-за измен происходило до 95 процентов разводов. В этом случае требовалось представить двух-трёх свидетелей, показания которых не вызывала бы сомнений.
Пришлось Екатерине Павловне искать своего горе-супруга по всей столице и просить развода, но никто не мог знать, что эта затея закончится самым неожиданным финалом.
Поворотный момент
Сочельник 1895 года. У проруби на Москве-реке было найдено поношенное пальто с документами Николая Гимера. В кармане предсмертная записка, почти как в типичной драме: «В моей смерти прошу никого не винить».
На следующий день в полицию пришла убитая горем вдова с только что полученным по почте письмом: «Многоуважаемая Екатерина Павловна, последний раз пишу Вам. Жить я больше не могу. Голод и холод меня измучили, помощи от родных нет, сам ничего не могу сделать. Когда получите это письмо, меня уже не будет в живых: решил утопиться. Дело наше о разводе можете прекратить. Вы теперь и так свободны, а мне туда и дорога: не хочется, а делать нечего. Тело моё, конечно, не найдут, а весной его никто не узнает – так и сгину с земли. Будьте счастливы. Николай Гимер».
Через два дня из воды вытащили утопленника, и Екатерину вновь вызвали в полицию, теперь на опознание. В мёртвом мужчине женщина узнала своего бывшего мужа. Благополучно похоронив супруга как самоубийцу за церковной оградой и получив вдовий билет, через месяц Екатерина Павловна тихо и мирно обвенчалась со Степаном Чистовым в жегаловском Никольском храме.
Так бы и жила молодая семья в своём большом доме у мыловаренного завода, да вот спустя всего несколько месяцев полицией Санкт-Петербурга был задержан тот самый Николай Гимер. По одной из версий, супруг Екатерины Павловны, тогда уже Чистовой, опять загулял, и сотрудники правопорядка стали к нему присматриваться. Однажды арестовав мужчину, потребовали предъявить паспорт, которого у него не оказалось: пьяница уверял, что его потерял. Сделали полицейские запрос по месту выдачи документа, в результате чего и выяснилось, что билет на имя Николая Самуиловича Гимера не утерян, а приложен к делу о самоубийстве.
Казалось бы, обманул жену и уехал покорять тогдашнюю столицу. Но следователи так совсем не считали, и правильно. Ведь самоубийство на самом деле инсценировано: когда щёлковец Степан Чистов предложил Екатерине пожениться, та сразу направилась искать мужа. Нашла его в одной из московских ночлежек. Грязный, заросший неопределенного цвета щетиной, он ничем не напоминал человека, за которого она когда-то вышла замуж. На развод его уговаривать долго не пришлось, только вот расторгнуть брак в империи было делом фактически невозможным. А они пытались! Подали заявление, а причиной развода указали прелюбодеяние Николая, даже нашли свидетелей, но суд им не поверил, и расстаться у пары законным путём не получилось. Так и созрел у супругов план инсценировать самоубийство.
После переезда в Санкт-Петербург Николай начал шантажировать Екатерину, вымогая всё больше и больше денег. Благодаря Степану, который был солидным заводчиком-мыловаром с годовым оборотом в десятки тысяч рублей, она могла покрывать расходы «мёртвого» бывшего мужа.
Судебный процесс над двоемужницей и ожившим «мертвецом»
Об уголовном деле в 1896 году в России слышали все: настолько резонансным оно стало. Конечно, после того как правда раскрылась, полиция пожаловала к Екатерине Павловне – нашли у неё первую редакцию якобы прощального письма Николая, и стало совершенно ясно: это был сговор. За подобное преступление им обоим грозило серьёзное наказание: во-первых, лишение всех гражданских прав, во-вторых, конфискация всего имущества и, в-третьих, разрыв всех семейных уз, даже изъятие ребёнка – у пары был общий сын Николаша. Добавьте сюда ссылку в Сибирь на каторгу. За своей возлюбленной туда был готов последовать и верный Степан Чистов, брак с которым суд чуть позже аннулировал.
Николая Гимера отправили из Питера в Москву, и их дело начали рассматривать в уездном центре в Богородске (ранее в его состав входило Щёлково). Позже все материалы передали в Московский окружной суд. Приговор вынесли суровый: 12 лет каторги в Енисейской губернии и лишение всего, что было у супругов. Так развиваться событиям Степан Иванович позволить не мог, поэтому делал всё для смягчения наказания, даже давал взятки.
Чтобы защитить свою любимую, Степану Чистову понадобилось много денег, и они у него были. Хотя по паспорту он числился крестьянином, но вместе с братом Иваном владел мыловаренным заводов в Жегалове. Ещё один их брат, Алексей, был депутатом IV Государственной думы от Московской губернии.
Екатерина Павловна и Николай Самуилович подали кассационные жалобы, которые рассматривали в Уголовно-кассационном департаменте Сената. И тут к делу подключился известный юрист того времени, который отправлял преступников за решётку, невзирая на чины, звания и богатство, – Анатолий Фёдорович Кони. Он считал наказание жестоким. Конечно, оно было совершенно справедливым согласно букве закона, но несправедливым по отношению к несчастной женщине.
Желая добиться для Екатерины Гимер смягчения наказания, Кони обратился к министру юстиции Николаю Муравьёву, и тот решил помочь. Вместе они написали Николаю II записку с просьбой помиловать супругов, и император удовлетворил ходатайство. В итоге наказанием для обоих стал всего год тюрьмы, но женщина провела там три месяца: в срок ей зачли работу акушеркой в тюремной больнице во время следствия. Степан дождался её, но второй раз развод с Гимером они решили не просить и просто стали жить вместе.
Во время судебного процесса и после Екатерину одолевали журналисты, а пикантные подробности «сексуального скандала» то и дело появлялись на страницах газет. Когда шумиха немного улеглась, Чистовы вздохнули с облегчением, но всё изменилось в 1900 году. В издании «Новости дня» появилась заметка о новой пьесе Льва Николаевича Толстого, созданной на основе нашумевшего судебного дела супругов. После публикации на пороге квартиры писателя появился взволнованный сероглазый юноша с белокурыми кудрявыми волосами. Это был сын Екатерины Павловны Николай. Он просил у Толстого только одного: не печатать драму.
Судьбоносная встреча
Лев Николаевич стал всемирно известным ещё при жизни, что удавалось далеко не каждому. А теперь давайте проведём аналогию. Знаете ли вы, где живут современные звёзды российского шоу-бизнеса? Конечно, можно вспомнить о пресловутой Рублёвке. А вот дом или номер квартиры… Как же тогда писателя отыскал сын Екатерины Павловны Николай?
Оказалось, что Толстой был знаком сразу с несколькими представителями семьи Симон (напомним, это девичья фамилия Екатерины Павловны), в том числе и с будущей главной героиней своей пьесы. Началось знакомство со старшего брата Екатерины Фёдора – он был направлен в качестве негласного надзирателя в Ясную Поляну. Там Федор встретился с сыном писателя и через него с Львом Николаевичем и его женой Софьей Андреевной. Благодаря сыну связалась с Толстым и мать семейства Елизавета Антоновна. Сама же Екатерина Павловна не раз в юности подрабатывала переписчицей его сочинений. А когда она ещё жила с Гимером и тот беспробудно пил, мать, уже состоявшая в переписке с писателем, попросила у него совета. Он откликнулся и посоветовал терпеть и покориться, не подозревая, что спустя десятилетие девушка, которую он пытался наставить на путь истинный, станет прообразом героини его пьесы. Как мы знаем, такой совет Екатерине не понравился, и она пошла ему наперекор.
«Очень прошу Вас, Лев Николаевич, от имени моей матери не публикуйте драму, – произнёс молодой человек на пороге квартиры известного писателя. – Надо мной издевается вся гимназия, но я как-нибудь стерплю, а вот маму жалко. Она столько страдала. Об её деле почти уже забыли, а сейчас всё всколыхнётся с новой силой. Вдруг маму посадят в тюрьму?»
Вскоре к Толстому постучался и сам «живой труп» – Николай Гимер. В отличие от своего сына просьба у него была другая: найти ему хоть какую-то работу. Обе просьбы Лев Николаевич выполнил. «Умру – тогда играйте», – ответил он Владимиру Немировичу-Данченко, просившему разрешения поставить новую пьесу в Художественном театре. Драма была напечатана спустя 11 лет уже после смерти великого писателя. Новая пьеса заняла ведущее место в репертуаре сотен театров по всей России.
Эти годы Екатерина Павловна посвятила своему возлюбленному Степану Ивановичу и жителям Щёлкова: благотворительность и просветительская деятельность для женщины стала отдушиной. По её инициативе было организовано Общество трезвости, оно имело и свою чайную, которая находилась там, где сейчас администрация муниципалитета. Здесь показывали кинокартины, читали лекции. В период первой русской революции в 1905 году отдала её для собраний молодёжи, поддерживавшей коммунизм. Позже из чайной сформируется известный многим щёлковцам клуб Октябрьской революции, ныне ТКЦ «Щёлковский театр». В период Первой мировой войны, в 1914-м, Екатерина Павловна была одним из организаторов военного госпиталя и сама в нём работала. Он помещался на втором этаже теперешнего здания полиции на улице Советской. В это время процветал и мыловаренный завод в Жегалове, принадлежавший Степану Ивановичу.
Публикация пьесы вновь сделала Екатерину притчей во языцех. За ней снова начали охотиться журналисты, которые вместо «роковой красотки» судебных хроник видели перед собой маленькую, располневшую женщину с добрым морщинистым лицом, ничем не похожую на «сексуальную революционерку», имевшую двух мужей. Если бы Лев Николаевич знал, какая судьба была уготована героине дальше, то вышла бы совсем не пьеса, а целый роман, по которому даже можно написать дипломную работу.
Время потерь
Шёл 1917 год. На русскую землю пришла революция. А с ней – национализация промышленности. Коснулась она и мыловаренного завода Чистовых. Екатерина и Степан потеряли не только своё состояние, но и светлый и большой дом, в котором прошли их самые счастливые годы. Взамен им выдали старенькую деревянную избушку рядом с платформой Воронок.
Далее – 1930-е. И они обернулись новыми потерями. Если до этого мыло на заводе ещё варили, то сейчас власти распорядились им по-другому. Теперь это – прядильно-трикотажная фабрика. По воспоминаниям очевидцев тех лет, Степан Иванович не смог смириться с уничтожением его детища и решил вынести с производства все машины, которые они когда-то с братом покупали. Так он надорвался и умер. Но и это ещё не все тяготы, которые выпали на долю Екатерины Павловны.
После смерти любимого мужчины её единственного сына Николая арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности как германского шпиона. Юному гимназисту, добившемуся встречи с великим писателем, чтобы защитить свою мать, было суждено стать видной фигурой движения меньшевиков, экономистом и публицистом, известным под псевдонимом Суханов.
Екатерина Павловна как могла пыталась спасти сына. Работая машинисткой в Щёлковском исполкоме, обращалась в различные инстанции, писала прошения, подавала апелляции, но безуспешно. Она боялась, что арестуют и её – в прошлом скандально знаменитую, раскулаченную вдову фабриканта. Сталин не мог простить Суханову, что в своих знаменитых «Записках о русской революции», изданных во многих странах мира, он назвал его «серым пятном, иногда маячившим тускло и бесследно». Этими словами Николай Суханов-Гимер подписал себе смертный приговор, который был приведён в исполнение в Омске в 1940 году. Но тогда его мать уже была мертва.
Последней в живых Екатерину Павловну застала её любимая племянница Юля. Она часто захаживала проведать тётю, но однажды в маленьком домике с обшарпанными стенами между ними состоялся странный диалог. «Наверное, мы видимся в последний раз», – вдруг произнесла Екатерина. «Почему? Что вы такое говорите?» – удивлённо спросила Юля. Но та промолчала. Юля всегда знала, что в потайном ящичке туалетного столика у тёти припасён цианистый калий, но зачем никогда не спрашивала.
Пришедшие за Екатериной Гимер сотрудники НКВД обнаружили её в кресле без признаков жизни. Вскрытие показало: отравление. Место её захоронения неизвестно, но, возможно, её похоронили вместе со Степаном на жегаловском кладбище, в ограде, где лежали все Чистовы, справа от алтаря Никольской церкви и практически напротив входа в собственный бывший дом.
О жизни, так похожей на роман и с таким трагическим финалом, мы, может, и не узнали бы никогда, если бы не известный щёлковскмй краевед Галина Алексеевна Мекедо-Сенцова. В конце 1980-х ей на глаза попалась книга журналиста-москвоведа Александра Шамаро «Действие происходит в Москве», где он писал, что Толстому подсказали идею пьесы на основе судебного процесса, который проходил в Богородске. По рассказу её дочери Ирины Мекедо, известной щёлковской тележурналистки, Галина Алексеевна сразу начала изучать тему. Она успела даже застать вживых родственников Чистовых, которые рассказали, что помнили. По работе своей матери Ирина защитила дипломную работу на журфаке МГУ.
