Заезд в новый дом для русского крестьянина всегда означал начало новой жизни. Эта жизнь пугала, ведь она могла быть очень трудной, вдали от насиженных мест и исхоженных троп. И первым делом в новой жизни на новом месте нужно было подружиться с домовым.
Даже сам процесс постройки дома включал в себя множество этапов, не связанных непосредственно с технической стороной вопроса. Работу плотники начинали с раннего утра, помолившись на восход солнца и выпив "заручную".
Заручная - договор о работе, слово происходит от глагола "заручать(ся)".
Когда были готовы первые два венца (горизонтальные ряды брёвен по всему периметру), приходил хозяин, и все вместе пили "закладочные". Под передним, святым углом хозяин закапывал монету (на богатство), а плотники, от себя, кусочек ладана (для святости).
Этот кусочек ладана был нужен для того, чтобы если жизнь у хозяина в доме всё-таки не заладится, не думали в деревне на плотников, что дескать это они с нечистой силой знаются и проклятые дома строят.
Новоселье (или "влазины") - было делом ответственным и даже опасным. Начало новой жизни воспринималось как собственное перерождение. Что ждет впереди - непонятно. Хотелось, конечно, жить получше. Но на случай, если суждено было в этом доме случиться беде, вперёд себя пускали петуха или кошку, чтобы с ними эта беда и случилось. Этакая жертва духам. (Вероятно, в древнейшие времена это действительно могло иметь форму жертвоприношения).
А уж после них можно было смело заходить - с иконой и с хлебом-солью. Икона сразу ставилась в красный угол, а один сукрой от каравая - под печку. Этот хлеб предназначался домовому.
"Сукрой" - ломоть хлеба во всю ковригу.
Причем такой обряд желательно было совершать в полнолуние, а если до полнолуния далеко, то хотя бы просто ночью. Ночью же перегоняли на новое место и скот.
Был ещё один обычай, который к концу 19 века уже почти совершенно исчез, но кое-где ещё напоминал о себе, например, в Новгородской губернии: хозяйка дома до рассвета (чтобы было темно и не видно) должна была три раза обежать новую избу нагишом со словами:
Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, ни гад не переполз, ни лихой человек ногой не переступил, и дедушка-лесной через него не заглядывал.
А чтобы запереть этот магический замок, она должна была в воротах три раза кувырнуться по земле, так же нагишом, и дополнительно проговорить, что в этом доме "будут род и плод увеличиваться".
Так вот, домовой. О происхождении этих существ крестьяне полагали следующее. Когда Господь низверг на землю и в преисподнюю непокорных духов, некоторые из них попали и в людские дома. При этом неизвестно, сразу ли это были менее злые духи, или это жизнь с человеком их приручила и смягчила, но эти товарищи врагами не были (в отличие от водяных или леших). За их добрый и веселый нрав, люди даже не признавали в домовых настоящих чертей.
В каждом доме есть такой жилец, он же сторож и охранник как дома, так и его обитателей. Слово "домовой" вслух особенно не произносили, то ли из опасения, то ли чтобы не обидеть. Называли его или "хозяином", или "дедушкой" (другие варианты - "он", "сам", "суседка", "доможил").
Считалось, что увидеть домового почти невозможно, а вот услышать - вполне. Это мог быть тихий плач или постанывания, либо задорный смех, а иногда даже отрывистые ответы или определенные знаки, которые он давал хозяевам дома, если был к ним расположен.
Например, если он навалился во сне (чаще всего на большака), то проснувшись от этого, человеку следовало спросить: "к худу или к добру?" Домовой обычно отвечал, а голос его описывали "похожим на шелест листьев". Вот тогда порой можно было увидеть его - какой он маленький и мохнатый, но руки совсем как у человека. Есть у него и рожки, и хвостик.
Если он просто гладил сонных своей мягкой лапкой, то и вопросов не надо было задавать - это точно к добру. А если даже на тот вопрос он отвечал "к худу", то всё равно это было не со зла, это он так пытался предостеречь от опасностей, заставив быть поосторожнее.
Если по ночам он чем-нибудь стучал, или возился за печкой, или даже громыхал горшками, то крестьяне понимали, что это тоже не со зла. Скорее всего, просто от скуки, а может, шутки ради.
Избу свою домовые всегда очень любили, и выселить их было почти невозможно. Но вот в случае переезда семьи в новый дом это было совершенно необходимо. И нужно было хорошенько постараться, чтобы домовой согласился покинуть обжитое место. Одними подарками и увещеваниями дело не обходилось. Нужно было очень любить домового, звать и приглашать его, а домовой должен был любить тебя больше, чем избу.
В Пензенской губернии домовых при переезде зазывали в мешок и в нем переносили, а в Ярославской - приманивали горшочком каши.
Если же домовой оставался, он мог жить один, в тоске, на холоде, даже если тараканы и мыши покидали нежилое место. Неважно почему он оставался - из упрямства, по личным соображениям или по забывчивости хозяев, в одиночестве он всегда страдал и томился.
Рассказывали, что если переселенцы в Сибирь оставляли домовых в избах, то оттуда потом годами доносились печальные стенания. А однажды в Орловской губернии сгорело сразу несколько домов, и домовые тосковали в развалинах так сильно, что не давали никому спать. Крестьянам пришлось сколотить для каждого на скорую руку по новому шалашику, прежде чем приступать к строительству новых изб. К шалашикам клали подсоленный хлеб и приговаривали:
Хозяин-дворовой, иди покель на спокой, не отбивайся от двора своего.
Иногда домовые могли капризничать. Например, если ему не нравилась корова, купленная хозяином, он и за бока её щипал, и даже болезни мог на неё наводить. Тогда говорили, что скотина "не ко двору".
А если любил он какую-нибудь лошадку, то и гриву ей в косы заплетал, и овса подкладывал. Например, в одной деревне под Череповцом ночью навалился домовой на большака и проворчал:
Где Серко? Приведи его назад домой.
Пришлось хозяину наутро ехать в ту деревню куда продал коня, и обратно выкупать. А там и рады - Серко на двор входить не хотел, артачился, а утром нашли его всего в мыле.
Мудрые хозяева слушали предупреждения домового. Плакал он - к горю или даже к смерти. Играл в заслонку трубы на крыше - к суду и тяжбам. Если тебя ночью домовой обмочил - заболеешь. Если ночью жену домовой за волосы подергал - лучше с мужем сегодня не спорить, под горячую руку не лезть. Гремит посудой - остерегайся пожара. Смеётся - к радости, может быть, к свадьбе.
Проказами домовых объясняли и простуды, и отравления, другие неожиданные бытовые мелочи. Если кобыла катается по полу и чешется о стенку, это не потому, что у неё в гриве застрял шиповник по дороге, а потому что домовой его туда засунул. А конь с утра уставший не потому, что сын тайком от отца ночью куда-то ездил, а потому что домовой его замучил.
А вы встречались с домовыми? :)
Материалы из книги С.В. Максимова "Нечистая, неведомая и крёстная сила" (1903)