Вот как так можно было обидеть старого титана? Третьяковка в 1915 году заказала Репину его автопортрет — и не стала забирать картину. «Илья Ефимович уже не тот», — с удовольствием шептались в художественных кругах.
«Картина слабая и недостойна уровня нашей коллекции», — таков был вердикт галереи, рассказывает заведующая отделом живописи XIX-начала XX века Третьяковки Татьяна Юденкова.
А сейчас искусствовед-оптимист сказал бы — что-то в этом есть. Репин стал свободнее, исчезла его фирменная изящная выверенность (и даже лакированность). Вполне в духе наступающих новых времен.
Но тогдашнему рынку новый Репин был не нужен вовсе. Репин? Это что-то из эпохи Александра III. Ему 71 год, пусть себе лежит на полке. А если мы его оттуда достанем, то строго для того, чтобы он воспроизвел нам, ну — классического Репина. Что-то в духе «Запорожских казаков», пожалуйста.
Проводя современную аналогию: Юрий Лоза, пой свой «Плот». Для новых хитов у нас есть новые музыканты.
Пережить свою славу — это трагедия, не меньшая, чем пережить ребенка. Но Илья Ефимович пожал плечами и продолжил писать. Он прокладывал свой курс по известному принципу: в любой непонятной ситуации — делай свое дело. «Точи гайку», как это называл мой старинный друг Илюша.
Ну и Репин был самоуверенный до самоотверженности, как любой талант. Он в этом смысле — наш Микеланджело.
Итальянец в 71 год стал главным архитектором собора святого Петра в Риме — то есть, взялся за крупнейший в мире (на тот момент) строительный проект. И специально, письменно подчеркнул, что отказывается от денег. Трудиться будет «из любви к Богу».
А Репин в 73 года написал полотно «Красноармеец, отнимающий хлеб у ребенка» («Большевики»). Тут есть и старая привычка отражать текущий момент (вспомните его «Арест пропагандиста»). И новая размашистость мазка.
Конечно, сказалась болезнь. В какой-то момент у Ильи Ефимовича стала «сохнуть» правая рука (проще говоря, началась частичная атрофия мышц неясной этиологии). Что ж, мастер переложил кисть в левую руку, палитру подвесил на пояс — и продолжил.
Да, это уже «не тот» Репин, другой — левосторонний. Так тем он и интересен, мне кажется, нет? Отличный ведь эксперимент большого художника.
Но и да, то были для него годы потерь. В 1914-м от туберкулеза ушла последняя любовь Репина, шумная, яркая Наталья Нордман. Причем как ушла! Обидевшись на последние размолвки, сбежала в Швейцарию. И скончалась там одиноко в больнице для бедных.
Тут же началась Мировая война, которая лишила художника заказов. Потом революция. Курортная Куоккала (40 км от Дворцовой площади Петербурга), в которой Репин жил с 1900 года, вдруг стала заграницей — Финляндией.
И вроде повезло, но к 1920 году обстановка в репинских «Пенатах» была вот такой.
Топить было нечем и температура в мастерской опускалась до +4. Курорт вымер. Вокруг стояли темные, заколоченные дома. Спектр возможных опасностей был максимально широк — от нападения бандитов до прихода к власти коммунистов в здешних местах. Репин тосковал, но работал. Писал, что видел — себя. Это автопортрет на линолеуме, холстов не было.
Но вы знаете, он работал, работал — и постепенно многое наладилось. Вот следующее известное полотно художника — «Великие люди Финляндии» (1920-1927 гг.). Это не лизоблюдство, а фиксация момента нового триумфа Ильи Ефимовича.
В сентябре 1920 года он подарил Финскому художественному объединению 60 картин. 37 любимых своих, что годами держал в мастерской. И 23 жемчужины других русских живописцев. У новорожденной страны вдруг появилась коллекция искусства мирового уровня.
Сказать «спасибо, ура» съехались лучшие люди Суоми. От композитора Яна Сибелиуса до недавнего (и будущего) вождя государства, легендарного маршала Карла Маннергейма — он в центре картины, в шапке и с трубкой. Говорят, правда, Маннергейм заехал только на кофе.
Теперь Репин был не один. А потом и в СССР прошли его выставки. Постепенно в Пенатах собрались все дети. Старинный друг Корней Чуковский приезжал из Союза в гости.
Вот что он видел в «Пенатах»: Репин «рисует не переставая». Старик даже отказывался от обеда, если внутри бушевало вдохновение — живопись важнее котлет.
Со временем, вспоминает Чуковский, Илья Ефимович начал терять сознание у мольберта. Врачи строго ограничили время работы. «Он покорно переносил эту тяготу и час и второй, но стоило войти ко мне в комнату какому-нибудь живописному гостю, стоило мне зажечь керосиновую висячую лампу, которая по-новому освещала присутствующих, — и Репин с тоской оглядывался, нет ли где карандаша или пера.
Не найдя ничего, хватал из пепельницы папиросный окурок, макал его в чернильницу и на первой же попавшейся бумажке начинал рисовать. Таких рисунков сохранилось у меня больше десятка».
Старик продержался до 86 лет. И вот, вы только посмотрите: его последняя работа. Буйство красок на холсте, «Гопак». Хотели запорожских казаков — получите.
Я, когда был главным редактором журнала Men’s Health, сдал в печать много заметок про секреты долголетия. Там все время фигурировали какие-то водоросли, козы, горы, свежий воздух. Но практика показывает, что коз недостаточно. Должна быть страсть, которая поднимает с постели.
В последний год жизни Репин так ослабел, что перестал добираться до мастерской на втором этаже дома. «Гопак» перенесли на первый — Репин ковылял к картине с кисточкой. Ну это как Анри Матисс, который в последние 10 лет жизни вообще не ходил. Его катала по мастерской в кресле с колесами наша Лидия Делекторская. Матисс ушел в 85 (почти, не дожил два месяца до дня рождения).
Вы скажете, что такое доступно только гениям уровня Микеланджело — тот, кстати, простоял до 89. Ерунда — страстью, которая удерживает человека на Земле, может быть и коллекция кактусов, и собственная кошка.
Илья Ефимович Репин покинул мир 29 сентября 1930 года. Прощаясь, он написал друзьям: «Мне много было отпущено счастья на земле: мне так незаслуженно везло в жизни... Благодарю, благодарю, совершенно растроганный добрым миром, так щедро всегда меня прославлявшим».
