Семён Бескровный с большим опозданием явился в гараж. Его довольно помятый вид говорил о том, что вчера вечером, в отличие от сегодняшнего утра, ему было намного лучше. Вчера он был богат, беспечен и щедр, а вот сейчас в его кармане нельзя было отыскать и ржавого пятака. Но всё это было бедолаге не впервой, вернее сказать - за правило: заработал, выпил, ушёл в загул! И только в этой и никакой другой последовательности протекала вся его холостяцкая, далеко не молодая жизнь. Да и не могло быть иначе. Выпить не заработавши, не представлялось возможности, а не выпивши, в загул не уйдёшь. А для того, чтобы всё это стало возможным, ему было необходимо сесть за баранку, включить счётчик и отправиться бомбить по родному Пятигорью. Сутки, двое, трое почти без сна и отдыха гонял он свою тольяттинку, пока не становился сказочно богат. Ну а потом? Потом Семён пускался во все тяжкие, на какие только было способно его воображение. Говоря по правде, философия его жизни не была ничем отягощена, окромя насущного. И все те смертные грехи, преданные огласке Господом нашим на горе Блаженств, можно было запросто назвать правилами его жизни.
Вот, например, когда Симеону совсем нечего было кушать, он без зазрения совести заходил в большой магазин и незаметно для всевидящих камер наблюдения набивал свои карманы съестным, конечно же, стараясь выбирать харчи с ценниками подороже. А для отвода глаз приносил на кассу классический джентльменский набор, состоящий из бородинского кирпичика, бутылки дешёвой водки, пачки пельменей и шестидесяти семи процентного майонеза провансаль.
Такие грабежи производились им регулярно, два-три раза в месяц и самое главное, что ни разу в своей жизни он не попался, как впрочем и то, что ни разу не пожалел о содеянном. Ну а дома к вышеуказанным пельменям добавлялась колбасная нарезочка из конины, сыр сорта камамбер или эмменталь, рижские прикопчёные шпротики в масле, перепадала даже красная икорка. Бескровный был истинным гурманом и единственное на что мог закрыть глаза, так это на дешёвую водку, считая неоправданным расходом переплачивать за один и тот же состав разным производителям. Ведь водка, она и в Африке водка! А как там её готовят, то ли в этиловый спирт добавляют воду, то ли наоборот, это уже не имело значения. Градус есть, горький жгучий вкус и как следствие – великолепное настроение. Но какое настроение без прекрасного пола? До женских пышных форм Семён был несказанно падок. Да и дамы, к слову говоря, не обделяли его своим вниманием, так как вид он имел брутальный. Высокий, широкоплечий, хоть и с небольшим рыхлым животом, делающим его солидным средневозрастным холостяком, колкий взгляд с прищуром и профессорская с рыжиной бородка – всё это в сочетании выглядело неплохо и безотказно действовало на противоположных особей бальзаковского возраста. Последним его увлечением была вдовая повариха Валентина из столовой номер двадцать три, жаркая, как огонь, большая как перина и такая же мягкая. Вот с ней-то вчера и спустил Семён последний свой грош, а теперь сильно болел и даже сожалел о том, что так нехорошо устроен человеческий организм, никакого иммунитета к похмелью! Но и это тоже было ему не впервой.
Войдя в гараж, Бескровный тут же направился к кучке шоферюг, давно получивших наряды. У кого-то из них прикурив, он также у кого-то занял денег с обещаниями, что сегодня же вечером долг будет возвращён и не просто так, а с магарычом. «Смотри, Сёма, не будет пузыря и бабок, без колёс останешься», - пошутил заёмщик и похлопал бедолагу по плечу. «Не боись, отдам», - с этими словами Семён затушил о подошву окурок и пошёл в диспетчерскую, прогоняя в мыслях предстоящий с шефом разговор. Голова трещала от похмелья и слегка знобило. Искать долго не пришлось, на ловца и зверь. Начальник транспортного отдела Вячеслав Николаевич Огородников, склонив набок голову и глядя поверх очков, сам шёл ему навстречу. Оценив обрюзгшую морду своего подопечного, он недовольно сдвинул густые седеющие брови и прежде, чем Бескровный вымолвил первое слово, строго заметил:
- Иди-ка ты, Сёма, домой и раньше, чем послезавтра в гараж носа не кажи!
Но тому, кто хорошо знал товарища Огородникова, было совершенно очевидно обратное, абсолютно противоположное сказанному. Подойдя к командиру вплотную, провинившийся сунул ему в руку пятисотрублёвую бумажку, которую тот во мгновение ока переместил в свой карман.
- Вон мужики уже наряды получили, а ты всё прохлаждаешься! Ну и разит же от тебя! - не унимаясь, продолжал бухтеть командир транспортного отдела.
После этих слов ещё одна пятисотка аккуратно пролезла в уже известный карман, совершенно не имеющий дна, а бедный Семён продолжал покорно выслушивать монотонную вычитку, слегка пошатываясь на «уставших» ногах.
- Как понимаешь, Сёма, наказания тебе не избежать. Сегодня отправишься в Горячеводский.
- Но, Вячеслав Николаевич, это же самое не клёвое место, - плаксиво возразил горе-водитель.
- А чтоб неповадно было, - погрозил пальцем тот. - Там и отоспишься! Всё, поезжай, а то от твоего перегара и я уж опьянел!
Но, увы, крыть больше было нечем. Купюры Бескровного предательски закончились, соответственно, и варианты возможного разворота событий тоже. Он, молча, развернулся и понуро побрёл к машине. Голова разламывалась, как церковный колокол, жутко хотелось опохмелиться.
- Эй, Семён, про долг не забудь… иначе без колёс, - догнал его в спину насмешливый окрик.
- Ладно тебе, отдам, - отмахнулся Бескровный, - если заработаю…
- Вот и заработай!
- Как же, заработаешь на этих Соловках, - уже себе под нос пробурчал он.
Посёлок Горячеводский находился в десяти километрах на юго-восток от города и долететь до него в считанные минуты не составляло труда, но Семён по-черепашьи плёлся к своему пункту назначения в надежде на то, что по пути ему подвернутся хоть какие-нибудь клиенты-попутчики. Он проехал через весь центр, прокатил по главной, но, увы, удача не сопутствовала ему сегодня. Злой больным похмельем он нервно ударил по газам и погнал на окраину, чтобы залечь там и хотя бы отоспаться, но в этот самый момент его тёмно-вишнёвую тольяттинку остановили две пожилые дамы.
- Свободен, парниша? – спросила та, что была покрупнее.
- Свободен, мамаши! - нескрываемо обрадовался таксист.
Женщины проворно влезли на заднее сидение авто. Семёна привлекли два обстоятельства, сопровождавшие этот процесс. Первым было довольно странное убранство пассажирок, а вторым, та резвость, с которой они ввалились в салон. И он совсем не удивился, если бы старухи попросили доставить их на кладбище на собственные похороны, на которые они серьёзно опаздывали. Обернувшись к дамам своей опухшей физиономией, Бескровный с ухмылкой спросил:
- Куда едем?
- А вот по этому адреску, касатик, - Мария Васильевна протянула бумажку.
Но не адрес городского кладбища был прописан на клочке, а элитный загородный посёлок, где уж давно пустили корни власть имущие слуги народа, работники торговли и небольшая кучка бывших представителей «ножа и топора», нынешних мошенников из разряда учредителей коллекторских контор или богадельных микрозаймов. Семён ещё раз взглянул на причудливых старух и взметнул кормилицу в указанном направлении.
По дороге между женщинами завязался разговор. Водитель лениво слушал его, голова плохо соображала. Дурацкое похмелье не складывало ничего определённого, не выдавало никаких умозаключений, а просто записывало на корку подсознания отдельные слова и фразы. Но по мере поступления информации бульон в его голове не только начал разогреваться, а вскоре стал закипать. Из всего сказанного шофёр понял, что старухи едут к своему знакомому с определённо еврейской фамилией по какому-то довольно срочному делу. Времени у них было в обрез и очень требовались деньги. Требовались срочно, безотлагательно и именно сегодня. Что-то такое ценное и очень дорогое везли они с собой. И последнее обстоятельство заинтересовало его особо.
Остановив машину около роскошного дома, спрятанного за трёхметровым забором, лишь шпилями выглядывавшего наружу, Бескровный ещё больше подивился. «Ничего себе знакомства», - подумал он и без зазрения совести заломил клиенткам двойную цену за проезд. Зинаида Петровна только ахнула, услышав озвученную сумму, но Мария Васильевна достала из кошелька деньги и заплатила ещё больше, чем просил тот, сказав, что сдачи ей не надобно. Семён алчно сглотнул слюну, соображая, что ему дальше делать.
- Так может это, вас обратно надо будет отвезти? - крикнул уже вдогонку уходящим женщинам он.
- Ой, не нравится он мне что-то Мариш, рожа наглая и глаза бегают, как у вора, - прошептала подруге Зинаида Петровна.
Мария Васильевна прищурилась, то ли от солнца, то ли от раздумья:
- Забери нас в... восемь, пожалуй. Да смотри не опаздывай!
- Буду, как штык! – панибратски уверил тот.
Мужчина отдал дамам честь, и запылённая тольяттинка сорвалась с места, оставив после себя клубы чёрной гари.
- У меня, Зиночка, однажды в подчинении был вот точно с такой же рожей заведующий медскладом. И глаза, как ты выразилась, бегали, как у ворюги. Альбертом звали.
- И что же?
- Добрейшей души человек! Честнейшая натура… хотя и вор-рецидивист, в прошлом.
Зинаида Петровна растерялась. В её голове никак не могло связаться одно с другим. Мария улыбнулась, глядя на подругу, и нажала кнопку звонка:
- Человеку всегда нужно давать шанс. Так вот он устроен. Сытый голодному поверит тогда, когда сам испытает голод. И голод станет для него тем самым спасительным шансом, о котором я и говорю. Никогда не списывай со счетов оступившихся, среди них есть ещё люди, - она неоднозначно затянула, - ка-ли-на красна-а-я, ка-ли-на вызре-е-ла…
Молодой человек довольно приятной внешности подошёл к воротам и отворил им калитку. И хотя черты его красивого лица выглядели идеально правильными, всё же выражение показалось женщинам каким-то неживым, холодными даже каменным.
- Добрый день. Мария Васильевна? – так же каменно спросил он, обратясь почему-то сразу к Белозёрской.
Та утвердительно кивнула головой.
- Мне велено Вас встретить. Следуйте за мной, я проведу к хозяину.
Старухи ступили во двор и по вымощенной диким камнем аллее направились прямо к дому.
Проходя по богатой усадьбе, Зинаида Петровна всё больше и больше раззявливала рот, дивясь окружающей её повсюду роскоши. Такое в своей жизни она могла увидеть только по телевизору. Ровно остриженные газоны, диковинные кустарники, могучие деревья и пёстрые цветы были виртуозно подобраны друг другу, красиво высажены и тщательнейшим образом ухожены. Ни тебе сухой веточки, ни пожелтевшего листочка, ни отцветшего бутона. Сразу видно, толковый садовник орудовал здесь. А дом! Что за чудо! Даже в Рио-де-Жанейро таких отродясь не видывали. Целый дворец с террасами и балконами! Дикий плющ старательно обвил его стены со всех сторон и ещё больше оттенил белизну колонн и барельефов. Зина остановилась. Она уже начала привыкать к тому, что её глаза превосходно видели, уши превосходно слышали, нос превосходно улавливал запахи, а ноги превосходно передвигались. Женщина перевела взгляд на впереди шагающую подругу и заметила лёгкость, с которой та шла. Сила и выверенная точность чувствовались в каждом её движении, но тело, увы, оно оставалось прежним: старым, ветхим, отвратительным. Зинаида Петровна улыбнулась тому, как ловко старость заковала в себе трепетную юность и теперь никак не хотела отпускать. Не помог даже обряд омоложения. И фантасмагория, свершившаяся наполовину, сыграла над обеими старухами злую шутку.
На террасе гостей уже встречал хозяин дома. Высушенный, как гриб, пожелтевший от времени, старый еврей сидел в инвалидном кресле и широко улыбался голливудской белозубой вставной челюстью. Длинная, раздвоенная книзу, серая борода, огромный нос и в противовес ему маленькие глазки составляли всё его лицо.
Увидав Марию Васильевну, гриб всплеснул руками и радостно проскрипел:
- Мария, как я счастлив тебя видеть!
Нажав на какую-то кнопку подлокотника кресла, он медленно покатился дамам навстречу, ослепляя рядом ровных керамических зубов. Мария Васильевна легко вспорхнула по ступеням и тут же заключила старого приятеля в свои объятия. Громкие поцелуи, приветственные фразы, дружеские пожимания длились ещё некоторое время, после чего Белозёрская повернулась к стоявшей рядом подруге:
- Познакомься, Зиночка, Иосиф Моисеевич Файнштейн. Мой хороший товарищ, деловой партнёр, ценитель марок и прочей старины, - она резво захохотала. - Не такой, конечно, старины, как мы с тобой! Ну, а это моя боевая подруга Зинаида.
Зинаида Петровна, зардевшись в румянце, протянула руку мужчине, но в отличие от представляемого ей кавалера, содержимое её рта насчитывало лишь пару доживавших свой век пеньков, показывать которые она постеснялась.
- Хорошо живёшь, Файнштейн! – окинула взглядом усадьбу Мария Васильевна.
- Не жалуюсь, - скромно ответил тот и погладил свою бороду.
- Ну да ладно, не за этим я пришла. Помоги-ка мне с одной вещицей, - Белозёрская открыла ридикюль и запустила в него свою пухлую руку.
- Что за спешка, Мариша? Давайте пройдём в мой кабинет и там спокойно всё обсудим. Он снова нажал на какую-то кнопочку подлокотника, и кресло само покатило его в дом. Дамы последовали за хозяином.
Внутри особняк был не хуже, чем снаружи. Особо поразило гостей количество находящихся всюду зеркал. Возможно, Файнштейн питал к ним некую слабость, так как потолок, стены и даже пол были отчасти зеркальными и создавали иллюзию лемнискаты, такой себе бесконечности в ограниченном пространстве. Зинаида Петровна даже растерялась, замечая с разных сторон своё нелепое и жалкое отражение. Ей стало не по себе; в роскошь этого дома она никак не вписывалась. Ощущение того, что она попала не в свою тарелку, проползло мурашками по спине.
Доставив своего господина в рабочий кабинет, чудо-кресло остановилось около мини-бара. Дамы присели на мягкий диван тёмной кожи и стали осматриваться по сторонам. Зеркала здесь сменились натуральным деревом и дорогой кожаной обивкой. Хозяин поставил на столик три рюмки и плеснул в них выбранный из большого количества бутылок один из напитков. Затем предложил гостьям.
- Нет-нет, - запротестовала Зинаида, - я не буду, спасибо. Нельзя мне! Сердце слабое!
Мария Васильевна вытаращила на неё свои некогда небесно-голубые глаза:
- Какое сердце, Зиночка? Спятила ты что ли? Ты же его вылечила… давеча, - она незаметно подмигнула подруге. – Сегодня утром сама мне сказала, как хорошо, что сердце у меня больше не болит, как будто и нет у меня его вовсе! - и сделала акцент на последних словах.
- Ах, да-а, совсем забыла, - неуверенно стукнула себя по лбу Зина, - не болит, совершенно не болит, - и, взяв из рук Файнштейна рюмку, выплеснула её содержимое себе в рот.
Еврей немного смутился, мысль о том, что старуха немного не в себе закралась в его голове. Он чокнулся с приятельницей и сделал пару глотков.
- Не обижайся, Мариш, - замялся он, - но когда ты позвонила, я сразу и не поверил, что это ты. Мы ведь лет пятнадцать не виделись.
От выпитого алкоголя, глаза его заблестели. Сильно постаревшая и располневшая Мария теперь казалась ему прежней.
- Нет, Йося, не пятнадцать, а семнадцать, в две тысячи втором году, на банкете, когда провожали меня на пенсию. Но, как видишь, я перед тобой – жива-здорова и даже очень хорошо себя чувствую. А вот тебе-то как не стыдно? Ты ведь меня на семь годков моложе, а вон тебя каталка возит.
- Да, семьдесят семь уж исполнилось…
- А от дел так и не отошёл, старый плут?
- Делами уж больше дети занимаются... Эх, смахнуть бы с плеч полвека!
Файнштейн задумчиво улыбнулся.
- А, давайте выпьем за это! - предложила Мария Васильевна.
- За что? – не понял еврей.
- За молодость, которая была! За юность, за дерзость, за глупость и смелость!
Все трое снова вздрогнули.
- Многое бы отдал, чтобы снова её вернуть, - скривившись от горечи, вымолвил Иосиф Моисеевич.
Старухи лукаво переглянулись.
- Знаешь, Йося, - обратилась к нему Мария, - если бы у тебя и была такая возможность, ты бы ни за что на свете не расстался со всем этим, – она описала взглядом кабинет, намекая на движимое и недвижимое имущество своего приятеля. - Человек ты такой, живущий всегда впрок, назавтра откладывающий грошик. Да дело в том, что завтра может и не настать. Скажу тебе одну вещь, не обижайся только. Не говорила тебе этого никогда, а вот теперь видно время пришло. Не ушла я от Ивана своего к тебе, потому что не могу впрок. Мне всё и сразу надо, одним днём, да весело, с музыкой, как в последний раз. Ничего меня в этом мире не держит, ничего у меня, вот кроме Зины, да кота не осталось, но тем я и счастлива. А про тебя точно скажу, не вернётся к тебе молодость никогда, твоя бронированная дверь для неё навсегда закрыта. Многое отдал бы он! Конечно!
Зинаида Петровна, ошалевшая от поворота событий, сидела с раскрытым ртом. Глядя на бедного, ещё больше пожелтевшего еврея, она почувствовала к нему безграничную жалость. Его вид напоминал вид человека, целиком проглотившего лимон. Казалось, он вот-вот расплачется.
Мария Васильевна шлёпнула Зину по подбородку, отчего её челюсть по инерции захлопнулась, налила всем по третьей и протянула наполненную до краёв рюмку подруге. Та, не задумываясь, в третий раз осушила её.
Файнштейн сидел молча, наблюдая за происходящим. Он уже не сомневался, что находится в сумасшедшем доме и даже сожалел о случившемся визите.
- Ну, не обижайся, - деловито продолжила разговор Белозёрская и потянулась за ридикюлем. Достав из него коробочку красного дерева, она передала её приятелю:
- Взгляни-ка, думаю, тебя это заинтересует.
Открыв футлярчик, старик поднёс его к носу и, щуря свои, итак, маленькие глаза, принялся пристально вглядываться в диковинную вещицу. Затем напялил очки и ещё с большим усердием уставился на камень, который необыкновенными переливами граней играл на свету и будоражил воображение. Казалось, что в этот самый миг весь мир притих и замер в любовании редким удивительным бриллиантом.
- Откуда, Мария? - взволнованным голосом проскрипел Иосиф Моисеевич.
Та глубоко вздохнула и принялась рассказывать свою долгую историю, - и про фрейлин, и про Романовых, и про Распутина, и про переезд на Кубань, - ничего не утаила. Захмелевшая Зина лишь утвердительно кивала головой, в знак подлинности всего сказанного подругой. Еврей внимательно слушал, поглаживая серую бороду на своей груди, стараясь не упустить ни единого сказанного слова. В заключение Мария умоляюще посмотрела на него и так же умоляюще произнесла:
- Цена этого кольца настолько велика, что ни один ломбард города не даст мне и четверти его стоимости... А деньги мне нужны срочно. Прямо сегодня! Прямо сейчас! Моисеич, ты один можешь помочь мне в этом деле.
- Но, Мариш, при всём уважении к тебе, к нашей дружбе, такие дела одним днём не делаются…
- Йося, мне очень нужно… сегодня! Завтра будет поздно!
- Но к чему такая спешка? - в недоумении спросил он.
Мария Васильевна не была готова к подобному вопросу и, хватая ртом воздух, тут же соврала:
- У меня… э-э-этот, как его… ну… лейкоз! Деньги нужны для лечения… иначе… - она попыталась выдавить из себя слезу.
Зина уже не удивлялась. Она поняла, что в обществе Марии Васильевны возможно всё, что угодно.
- Ох, Мариша, какое несчастье… - жалостливо замямлил мужчина, - но ты же говорила, что прекрасно себя чувствуешь.
- Перед смертью не надышишься, - трагично выдохнула Белозёрская.
- У меня есть много знакомых среди докторов.
- Нет-нет, деньги! Только деньги! - категорично отрезала женщина.
- Ну, хорошо, я постараюсь сделать всё возможное, - как бы сдаваясь в плен, поднял руки Файнштейн.
Теперь Мария виделась ему чахнущей, доживающей последние дни старухой. Он нахмурил брови. Как бы печально ни звучал приговор, но такую операцию представитель священной земли никак не мог пропустить мимо своих рук. Большой куш светил ему зелёным светом. Мысленно он принялся выстраивать все возможные комбинации данного предприятия. Во-первых, камень нужно было оценить, получив заключение профессионального эксперта. Для этого он непременно позвал бы Норика Аракеляна, лучшего в своём деле специалиста. Хотя нет, лучшим специалистом был отец Норика и Файнштейн полжизни проработал с ним плечо о плечо, но тот бедолага всего пару лет назад скончался от подагры, передав своему сыну бразды правления. Норайр показал себя не хуже папаши. Владея отличными знаниями ювелира и ещё большей хваткой к жизни, чем, конечно же, славится весь братский народ Армении, он стал авторитетным экспертом в высших кругах Северного Кавказа. Получив сертификат Национальной Ассоциации Ювелирных оценщиков, он мог не только устанавливать качество изделия, но и назначать ценность на него.
Итак, камень нужно было непременно оценить и, во-вторых, его необходимо было выгодно продать. Выгодно, прежде всего, для себя. Если эта вещица имела историческую ценность, как утверждала Белозёрская, то она могла заинтересовать кое-кого из рыбёшек покрупнее. Обмозговывая всё это, еврей пристально посмотрел на старух. Что-то было с ними не так: то ли в их внешнем виде, то ли в поведении. Наконец, хлопнув ладонями о бесчувственные колени, он произнёс:
- Попытка - не пытка! Сегодня так сегодня, но предупреждаю сразу, можешь, Мария Васильевна, много потерять.
- И пёс с ним, - быстро согласилась та.
Еврей нажал на какую-то кнопочку своего подлокотника и в мгновение ока в кабинете появился молодой человек. Женщины узнали в нём того самого, что встречал их около калитки. Он присел в свободное кресло и стал внимательно слушать то, что говорил ему хозяин. Мария Васильевна не теряла бдительности и время от времени вступала в мужской диалог, довольно грамотно делая какие-то замечания и поправки. Зинаида сначала со вниманием следила за разговором, но хмельное сознание вскоре потеряло концентрацию и понесло куда-то далеко отсюда. Её отяжелевшие веки невольно опустились, слух время от времени улавливал какие-то слова, обрывки фраз. Стало тепло, хорошо, уютно… Перед взором всё также оставался образ молодого человека с каменным лицом. Он так же сидел напротив, но как-то странно вёл себя, напоминая кого-то довольно знакомого. Зина попыталась угадать кого же. Два громадных передних жёлтых зуба торчали из его рта, длинный хвост, толщиною с канат, разлёгся на полу под ногами, короткие руки шевелили когтистыми пальцами, а красные икры глаз впились прямо в неё. Ах! Хивря! От испуга она не могла шевельнуться. Холодом повеяло от фантастического существа. Женщина хотела закричать, но голос не слушался, лишь сердце бешено вырывалось из взволнованной груди. Зинаида Петровна поняла, что крыса явилась ей неспроста.
Пошевелив длинными усами, Хивря что-то пропищала и снова принялась принимать облик каменного человека. «Всё будет устроено…», - успел вымолвить уже понятным ей языком он, и в этот самый момент неожиданно для себя и всей честной компании, старуха, подобно громадной теплоходной трубе, выпустила пар… захрапела во всё своё сонное горло. Испуганно вылупив раскрытые сонные глаза и окинув взглядом публику, она поняла, что опростоволосилась. Пару секунд гробовой тишины и резкий дикий хохот, последовавший за ней, от которого даже стёкла задребезжали в рамах окон. Так стыдно Зине ещё не было никогда. Она почувствовала, что вот-вот разрыдается от обиды, но собрав всю себя в кулак, поднялась с места и направилась к выходу.
- Ты куда? – превозмогая смех, спросила Мария.
- Пойду прогуляюсь, - обиженно ответила та.
Обернувшись у двери, она ещё раз взглянула на молодого человека и про себя произнесла: «Всё будет устроено». В знак подтверждения он подмигнул ей левым глазом. Мурашки пробежали по её спине, когда она увидела, что туфли его, сплошь покрыты инеем.
Выйдя на улицу, Зина чертыхнулась на саму себя и пошла кругом дома. Молодые зелёные газоны сочной влагой переливались на солнце. Вращающиеся вертушки автополива мелкими струйками орошали их. Сбросив тесные туфли, старуха босыми ногами ступила на мокрый зелёный ковёр. Прохладой укололо ступни, но было довольно приятно. Приподняв немного юбку, она пошла по газону. Капли мелкой моросью попадали на её платье, лицо, запястья, колени. Невдалеке она заметила радугу, небольшим коромыслом повисшую над землёй. Женщина залюбовалась её природой. Красный, жёлтый, синий… а между ними целая пропасть видимых и невидимых человеческому глазу оттенков, уловимых и неуловимых волн света, холодных и тёплых, коротких и длинных. Зинаида умыла ладонями лицо. Хмель совсем выветрился, стало легко дышать. Она прошла сквозь оптический спектр и очутилась под раскидистым старым дубом, старожилом всей усадьбы. К самой нижней его ветви были подвешены за верёвки качели, вероятно устроенные для детей, обитающих в этом доме. Зинаида огляделась по сторонам. Никого. Затем она уселась на деревянную перекладину и принялась раскачиваться. Вверх-вниз, вверх-вниз взлетали её мокрые босые ноги. Ветер свистел в ушах и, при каждом нажиме щекотало где-то внутри живота.
- Эй, Дина, скохее сюда, - раздался за спиной детский картавый голосок. – Здесь какая-то бабушка желает убиться!
Зинаида Петровна обернулась на лету и увидела позади себя мальчугана лет пяти, такого довольно выраженного Файнштейна в миниатюре. Тот же большой нос, те же маленькие глаза, только без мочалки-бороды. Она остановила качели и окликнула мальца:
- Я не желаю убиться, с чего ты взял?
- Дед говохит, что если сильно хаскачиваться, то можно упасть и убиться и ханьше него полететь в Хай, - снова прокартавил малыш.
Зинаида Петровна не могла сдержать улыбку. Маленький Файнштейн ей сразу приглянулся.
- Так ты внук Иосифа Моисеича?
- Не внук, а пхавнук. Пхосто кохоче говохить дед, а не пхадед, - научно объяснил он.
К мальчугану подбежала девочка лет десяти с длинными и мелко вьющимися тёмными кудрями. Она опустилась перед ним на колени и поинтересовалась.
- Давид, это кто?
- Не знаю, какая-то стахушка, - ответил тот, разводя руками, - я давно за ней наблюдаю. Сначала она вышла из дома, зачем-то хазулась и пошла по нашему газону, а тепехь вот качается на моих качелях!
- Не на твоих, - возразила девочка.
- Нет на моих, на моих! – затопал ногами мальчик, - пусть немедленно слезает!
Зинаида встала с качелей, уступив место прямому владельцу.
- Извините его, - краснея, произнесла девочка, - он ещё маленький, совсем глупышка. Меня Диной зовут, а это мой младший брат Давид.
Она протянула руку старухе.
- Очень приятно, Зинаида Петровна.
- Вы знакомая дедушки?
- Я знакомая его знакомой.
- А-а-а, понятно, - Дина задумалась.
Мальчуган забрался на качели и принялся теребить сестру, чтоб та его раскачивала. Дина покорно выполняла его капризы.
- А нам нельзя босиком, - глядя на Зинины ноги, с сожалением заметила она.
- Почему?
- Дед не разрешает, говорит заболеем.
- А родители?
- Они живут далеко. У них, итак, много дел, кроме нас.
- Ничего, бывает. А как дед, строгий, наверное?
- Нет, не очень. Гоняет только сильно за еду. Говорит, что нужно соблюдать все традиции!
- Даже подзатыльника можно схлопотать, - вмешался в разговор Давид и погрозил кому-то кулачком. – Поигхай с нами, - он посмотрел на Зинаиду Петровну и серьёзно сдвинул брови, - поигхай, иначе деду хасскажу, что потоптала наш газон.
- Давид, как тебе не стыдно!
- Ничего, - успокоила её Зина. – Не сладко видно тебе приходится с таким братом.
Девочка снова задумалась:
- Вообще он хороший, с нами просто никто не играет.
В Зининых глазах заблестел огонёк. Она остановила качели и, наклонившись к мальчишке, прошептала ему на ухо:
- Поиграю с тобой, если пообещаешь больше никогда не ябедничать и не обижать сестру. По рукам?
Мальчик на мгновение задумался, очевидно, взвешивая то, чего мог лишиться. Но старуха настолько заинтересовала его своим необыкновенным поведением и внешним видом, что он тут же согласился:
- По хукам!
- Ну-ка, кто сможет меня догнать?
- Я-я-я, - хором закричали дети и помчались вслед за удирающей Зиной.
- М-да, - глядя через окно кабинета на происходящее под дубом, протянул Файнштейн, - определённо сбрендила.
Мария Васильевна, затаив дыхание, сидела на краю дивана и не сводила глаз с расположившегося за рабочим столом хозяина, недавно прибывшего эксперта. Невысокого роста, довольно плотный и слегка плешеватый Норайр через ювелирный бинокуляр пристально разглядывал кольцо. Приложив камень к шкале возможных оттенков, он без труда определил, что тот имеет прозрачность абсолютную, даже примеси лёгкой желтизны в нём не было. Взяв лупу с десятикратным увеличением, он принялся выискивать дефекты и вкрапления внутри и снаружи бриллианта, но таковых тоже не оказалось. Тогда он перешёл к следующей процедуре, самой кропотливой – оценки алмазной огранки. Измеряя пропорции граней и их соотношение по шкале стандартов для огранки ашер, он нескрываемо удивился. Они тоже оказались идеальными. Блеск и сияние бриллианта были налицо. Норайр педантично принялся записывать в свой блокнот параметры: ширину площадки, полную глубину камня, блеск и симметрию граней, ширину пояска и размер калетты. Наконец, дело дошло до определения массы.
Файнштейну, равно как и Марие Васильевне, было неспокойно. Он разъезжал в своём кресле по кабинету, тем самым только раздражая присутствующих. Не выдержав всеобщего напряжения, он проскрипел:
- Ну, что скажешь, Норик?
- Ещё немного терпения, Иосиф Моисеевич, - попросил Норайр, не отрываясь от своей кропотливой работы.
Записав в тот же блокнот количество карат, он перешёл к оценке оправы.
Еврей снова подкатил кресло к окну, за которым велась оживлённая погоня теперь уже за Диной.
- Не знаю, господа, что и сказать, - минут через пятнадцать нарушил молчание мастер. – Бриллиант настоящий! И стоимость его - семь миллионов, - он запнулся, - но самое интересное то, что это кольцо может представлять историческую ценность. Если действительно подтвердится факт его принадлежности к дому Романовых, то цена может возрасти в энное количество раз. Я даже не осмеливаюсь предположить в какое.
- Файнштейн, купи кольцо, ты же перепродашь его потом в два, в три раза дороже, - взмолилась Мария.
Старик ухмыльнулся:
- Если…
- Я бы мог приобрести его, - предложил Норайр, - но выплатить такую сумму одним разом сейчас не имею возможности поэтому, если Вы согласитесь…
- Деньги полностью нужны сегодня, - перебил его Иосиф Моисеевич.
Оценщик беспомощно развёл руками. Итак, ситуация зашла в тупик. Был один мужчина, который имел возможность выплатить всё и сразу, но который не хотел заморачиваться с перекупом. Его вполне устраивал свой процент с этой сделки. И был другой, готовый купить кольцо, но не имеющий возможности заплатить наличными всё и сразу. И тут на ум Файнштейну пришёл третий мужчина. По-видимому, ход мыслей еврея совпал с течением мыслей армянина. Их взгляды встретились и оба они вымолвили одно и то же: «Черкес!». Мария Васильевна вопросительно уставилась на обоих.
- Мариша, я знаю, кто тебе нужен. Это истинный ценитель раритета, неимоверно богатый человек, – он повернулся к оценщику, - выписывай сертификат и сейчас же отправляй Черкесу фотокопию заключения и фотографии изделия. А после позвони и скажи, что Иосиф Моисеевич Файнштейн головой ручается, что кольцо действительно принадлежало Романовым, - он снова посмотрел на Марию Васильевну, - эта женщина никогда не обманывала меня и я доверяю ей больше, чем кому бы то ни было.
Старуха самодовольно покачала головой, её глаза игриво заискрились. «Ай да, старый плут, знает, на чём сыграть. Конечно, доверяешь! Ты себе-то толком не можешь довериться. Вон армяшку своего позвал оценщика, а мог бы напрямую с этим самым Черкесом связаться. Нет же, проверяешь всё, чёрт безбожный. Времени столько потеряли!» - подумала про себя она, а вслух сказала:
- Обед-то скоро подадут? - а то время уж к ужину подходит, а я, кажется, с самого утра маковой росинки во рту не держала
Так и случилось. Поздний обед был плавно переходящим в ужин. Все ожидали приезда Черкеса. Сказать по правде, нашим старухам, по незримому велению рока, несказанно повезло. Хотя с тем, что рок был «незримым» можно запросто поспорить, ведь и здесь не обошлось без чертовщины. Потенциальный покупатель в эти самые дни, во-первых, не находился ни в каких заграничных разъездах, а пребывал в родных пенатах, совсем неподалёку от них, в двух часах езды от Пятигорска, а во-вторых, заимел жгучее желание взглянуть на диковинку, принадлежащую самой императрице Александре Фёдоровне. И, получив материалы от знакомого и авторитетного оценщика, он тут же снарядился в путь.
Мария Васильевна всё это время пребывала в нервном напряжении, Зинаида Петровна же была спокойна, как удав после плотного обеда. Неожиданная встреча с Хиврей вселила ей уверенность в то, что сделка непременно состоится в их пользу. Сейчас её беспокоило другое. Пройдя в столовую, она села подальше от хозяина дома и исподлобья следила за всеми участниками трапезы, боясь снова сделать что-нибудь не так. Дети не отходили ни на шаг и теперь уселись по обе руки от неё. Совершенно необыкновенная старуха, играющая в догонялки, лазающая по деревьям и так бесстрашно качающаяся на качелях, здорово понравилась им.
Прислуга начала подавать кушанья. Зинаида Петровна, уже наслышанная от детей за строгость деда к еде, решила не брать грех на душу и поужинать одним хлебом. Потянувшись за кусочком насущного, она тут же получила по руке тумака с левого фланга от пацанёнка. Громкий шлепок обратил внимание всех на конец стола.
- Дома будешь хлеб жевать, а в гостях ешь мясо, - серьёзно произнёс маленький Файнштейн, - пхавильно, дед?
Мёртвая тишина тут же притащила за собой гогот всех присутствующих и весёлое настроение на весь ужин. Зинаида Петровна добродушно махнула рукой, улыбнулась своим беззубым ртом и уже больше не смущалась, сделав вывод, что чем больше хочешь казаться культурным человеком, тем бескультурнее выглядишь на самом деле.
Дети быстро поглощали еду. Им хотелось поскорее удрать на улицу и утащить за собой сухопарую весёлую старуху. Да и та была рада избавить себя от взрослых серьёзных разговоров. Это Мария умная, опытная, подкованная, всю жизнь только и делала, что руководила да беседы вела на званых ужинах, ей и карты в руки. И «взрослые» остались за столом одни, ведь им предстояло ещё много серьёзных разговоров.
У детей тоже нашлись свои дела. Расположившись под выше упомянутым дубом, Зина принялась учить их новой игре. Для этого нужно было загадать любую букву алфавита. Давид без раздумий выбрал «жэ». Затем каждый по очереди загадывал слово на эту букву, а сам предмет, обозначающий слово, мысленно помещал в трёхлитровую банку. Поэтому и сама игра носила простое название - «Банка». Ежели загаданный предмет помещался, игра шла дальше, ежели нет, то игроку давалось немного времени для раздумий. Если ничего подходящего не приходило в его голову, он выбывал из игры, а остальные продолжали ход, но уже без него.
- Жук, - первой начала Дина.
- Жёлудь, - подхватила Зина.
- Жихаф, - продолжил Давид.
- Нет-нет, жираф слишком большой, он в банку не вместится! Ну, думай ещё! – поправила его старушка.
- Так он же не настоящий! Игхушечный! - быстро сообразил мальчуган.
- Ну, если так, тогда принимается, - улыбнулась детской изобретательности Зинаида Петровна.
- Жаба.
- Жестянка.
- Жвачка…
В восьмом часу приехал тот самый, о ком так много говорили за ужином. Зинаида и дети лишь издали видели его высокий силуэт. В сопровождении каменного и ещё двух мужчин, он направился к дому. Рослый, статный, чернявый, она залюбовалась им.
«Эй!» - чей-то окрик прервал её раздумья. Все трое обернулись к решётчатым воротам. Наглые глаза смотрели с той стороны ограды и улыбались:
- Ехать не передумали?
- Не знаю, не сейчас… - пожала плечами Зинаида Петровна.
Это был тот самый таксист, который привёз их сюда и который так не понравился ей с первого взгляда.
- Договаривались на восемь. Я могу подождать.
Зина растерянно молчала.
- Поинтересуйтесь у своей подруги, - не отставал он.
- Ой, - махнула она рукой, - да некогда ей.
- Сказано тебе в восемь, значит в восемь! Динка, котохый сейчас час? - вступил в разговор мальчуган.
- Четверть восьмого, - взглянула но крохотные наручные часики девочка, - ещё сорок пять минут.
Семён было замялся, но в конечном итоге решил остаться до положенного срока в надежде на то, что вторая старуха не обманет. Он влез в машину, откинул назад сиденье и, устроившись поудобнее, прикрыл глаза.
