Эту цитату приписывает Антону Павловичу его старший брат Александр. Чехов не детский, конечно, автор, но как тут было остановиться.
Через три года после смерти знаменитого родственника Александр Чехов начал издавать очерки об их общем «отравленном» детстве:
- «В греческой школе» (1907);
- «А. П. Чехов – певчий» (1907);
- «Антон Павлович Чехов – лавочник» (1908);
- «В гостях у дедушки и бабушки» (1912);
- «Из детства Антона Павловича Чехова» (1912).
Но! После смерти самого Александра ещё один брат Чеховых – Михаил – выпустил мемуары-опровержение («Вокруг Чехова»). В них он обвинил Александра во вранье и алкоголизме. Мол, в целом умнейший был человек, профессор, оратор и все дела, но как входил в штопор – садился за воспоминания и безбожно их искажал.
Не было, утверждал Михаил Чехов, ночных подъёмов на репетиции церковного хора. Хотя хор был – его собрал показательно религиозный отец. Из попивающих кузнецов и старших сыновей.
Не было пыток в греческой школе. По рассказам Александра, учеников там могли подвесить на оконную раму или оплевать целым классом (сделать отдельный пост?). В воспоминаниях Михаила осталась только сама школа: Антон Чехов поступил туда в 7, а к 8 (почему-то) с трудом разбирал буквы. Тогда его экстренно перевели в подготовительный класс гимназии.
А после школы, получается, не было выматывающих дежурств в лавке отца. По словам Александра, каждый день в любую погоду они с братом проводили в семейном магазинчике – караулили мальчишек-продавцов, чтобы те чего не украли. Штука в том, что ещё дед Антона Павловича был крепостным. Он выкупил семью за 20 лет до отмены рабства в России, и больше всего на свете его сын, отец Чехова, боялся упустить эту путёвку в жизнь. Благое намерение проложило дорогу в личный ад его старших детей (младшим Ивану, Михаилу и Марии этой благодати почти не досталось, отсюда, видимо, путаница в показаниях).
Бегать нельзя – «сапоги побьёшь».
«Балуются только уличные мальчишки».
«Я тружусь – пускай и он трудится».
«Детство отравлено у нас ужасами», - писал Антон Павлович.
Примерно такой распорядок дня у Чехова был с 8 до 16 лет:
7.00 – подъём в гимназию.
До 16.00 – уроки.
До 21.00 – дежурство в лавке, которое надо было совмещать с домашним заданием (не выучишь – порка).
До 00.00 – спевка церковного хора. Хорошо, если не предвиделось никакого большого праздника, иначе уже в 3.00 благочестивый отец поднимал детей на генеральную репетицию.
К физической усталости стоит прибавить постоянный стыд перед сверстниками. Потому что голос у Антона Чехова поставлен не был, а слуха хватало ровно на то, чтобы ёжиться от собственных промахов.
«Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание – с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным, религии у меня теперь нет».
Светом – неуверенным, но светом – стала для писателя его мама, женщина мягкая и спокойная. Её рассказы и сказки сыграли не последнюю роль в художественном воспитании Чехова. Одно «но»: в любых спорах она уступала напору мужа. «Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно и страшно вспоминать».
Когда Антону Чехову было 16, семья разорилась. Отец бежал от кредиторов в Москву, мама осталась в Таганроге, но ненадолго: у Чеховых отняли дом.
В итоге переехали все, кроме будущего писателя. Он доучивался в гимназии, зарабатывал частными уроками и впервые в жизни наслаждался возможностью распоряжаться собой.
