Иван Иванович Иванов бережно почистил свои три зуба, натянул байковую пижамку, чепчик, ночную вазу подвинул подальше под кровать и замер в позе молящегося перед портретом Государя. Слова первых строк «Песни хвалы» он позабыл и в голову лезло крамольное:
Дорогие россияне!
Нами правят марсиане!
Путин верно служит им!
Украину победим!
На рюше чепчика Ивана от ужаса и страха проступила испарина.
Эти слова крутились у него целый день, путали мысли, навязчиво перебивали диалоги с односельчанами, коверкали речь и дружеские приветствия. С ними невозможно было выпить, проглотить, улыбнуться на камеру для селфи в одноклассники.
«Предатель»! – подумал про себя Иван.
Раскрывая главный политический секрет даже мысленно, он становился недостойным мизинца на ноге Государя. Марсиане телепатически знали мысли каждого и контролировали жизненно важный мозговой набор для выживания населения даже в части еды, питья, стула. Есть было нельзя, пить было нечего, единственно, что было можно –это с-ть и д-ть - последний, но самый важный пункт Инструкции. Все пункты из сия документа Иван Иванович исполнял своевременно и даже с фантазией, отправлял отчеты по каждому пункту в одноклассники и на другие сайты, делая селфи.
И тут такое…
Мысли. В голову лезли мысли…Да еще какие! Они принимали опасную форму. Это были народные частушки, которые продуцировала явно неконтролируемая часть мозгового набора.
- А вдруг, случайно, просто случайно, не намеренно, я ляпну завтра такое в курятнике?
Иван Иванович не мог понять, может ли быть, что вместо: «Несушки, Пеcтрушки мои, как вы тут?» Он выдаст курам про Государя и марсиан. Реакция курятника была для него полной неизвестностью. Марсиане и слуги Государя пытались контролировать мыслительный процесс даже у кур. Иван Иванович это понял, когда его курятник перешел практически одновременно с жителями села на Инструкцию жизнеобеспечения мозгового набора. Куры, как один, прекратили есть, но с-ли и д-ли усиленно.
Иван Иванович решил пожаловаться брату и набрал номер Афанасия Ивановича.
-Фонь! Не спишь еще?
-Ванюшка, родненький! Слушай, да я ж тебе хотел набрать только! Так, на счет виниров тебе вопрос решил, поставим мосты через импланты, оставшееся заклеем! Будешь женихом хоть куда! Приезжай срочно! Деньги у меня есть! Вчера ректор лично распорядился о выплате премии. Восемьсот тысяч мне от Государя и науки! Представь! Да мы тебя всего, с головы до ног, винирами обклеем через мосты! Приезжай обязательно!
-Фонь! Не смогу я. Давай чуть позже, ладно? Я тебе тоже звоню не просто так. У меня мысли странные в голове. Не знаю, откуда такое, можешь совет дать?
-В полицию мыслей звонил? – тихим голосом спросил Афанасий у брата.
Полиция мыслей была учреждена Государем и работала исправно. В случае обнаружения крамольных строк печатных, книгу или газету требовалось сжечь, что делать с такими мыслями, как у Ивана Ивановича, пока было не известно, так как народ их в слух старался не произносить, особенно незнакомым и в людных местах.
Связь телефонная прервалась, и как не пытались Афанасий Иванович и Иван Иванович перезвонить друг другу, у них так ничего и не вышло.
Тут я хочу перенести вас, дорогой мой читатель, в дом Афанасия Ивановича.
После общения с братом, Афанасий Иванович почистил свои виниры, исполнил инструкцию по жизнеобеспечению мозгового набора и, взяв томик Пушкина, уселся смотреть видео прошлых лет, как он с женой пил капучино и снимал заполненные полки в холодильнике.
Кофеварка стояла на кухне в исправности, но пользоваться ею по Инструкции для мозгового набора было нельзя, да и кофе в продажу не поступал. Холодильник был почти пустым. Афанасий Иванович насладился видео от корочки до корочки, стер горькую слезу и решил погрузиться в поэзию. Томик Пушкина хранился у него еще с советских времен. Скажем даже так, что это был не просто томик, а целый этаж в его библиотеке из собрания сочинений нашего великого русского поэта. Прикоснувшись к драгоценному наследию, Афанасий Иванович крикнул супруге:
-Маш! Ты какой билет по литературе в школе сдавала? Не помнишь?
-Кажется вольнолюбивую лирику Пушкина и Лермонтова. А ты?
-Я про «Завтра была война» что-то рассказывал. Точно не помню уже.
Афанасий Иванович бережно открыл книгу, но не в самом начале, а как он это любил делать со старыми томами, наугад, куда занесет.
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
Как в ваши каторжные норы
Доходит мой свободный глас.
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Такие крамольные строки удивили Афанасия Ивановича и привели в смятение. Сердито захлопнув, словно дверь, дорогой сердцу раритет, Афанасий вновь открыл наугад, куда занесет, и нашел у Пушкина такое:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Афанасий Иванович пришел в смятение. По Инструкции для мозгового набора он был обязан отправить Пушкина в топку. Но сжималось сердце и только от одной этой мысли душа рыдала так, что появлялась даже крамольная неуверенность в необходимости исполнения последнего и самого важного пункта Инструкции.
Афанасий Иванович решил дать Пушкину последний жизни шанс. Он решительно открыл наугад. И тут такое:
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
Афанасий Иванович ринулся к топке. Нервно открывая дверцу, он видел глаза поэта. Пушкин смотрел на него из глубины веков металлическим, пронзительным взглядом. Это был взгляд шпаги, взгляд пули дуэли. Дуэли поэта и Афанасия. Пушкин ранил. Казалось, что пуля таланта и свободы не прошла на вылет, а застряла где-то глубоко в сердце. Было в этой пуле нечто Гаагское, Нюрнбергское.
Афанасий Иванович решительно открыл топку. Огонь пылал, словно в аду. Дрова трещали, пламя вырывалось из оков и было готово обьять в свои языки и лапы тело Афанасия. Афанасий испугался, но сумел привести в исполнение свой приговор.
Отправив Пушкина в топку, он взял томик Лермонтова и, чтобы успокоиться после собственноручно совершенной казни поэта, вновь принялся смотреть любимое видео из семейного архива о том, как они с женой пьют капучино и разглядывают внутренности наполненного дорогими продуктами холодильника. Досмотрев видео до последней дырочки, он открыл томик Лермонтова наугад, куда занесет.
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Лермонтов отправился в топку вслед за Пушкиным.
Сегодня пока все. Спасибо тем, кто дочитал до конца.
P.S:
Не падайте духом!
Если окажется кому-то интересным, напишу продолжение …
Продолжение : https://dzen.ru/a/YiR5kJF6Dyb81ICh