А вы помните этот рассказ? С него все и началось на Дзене.
Котлеты и развод. Рассказ в четырех актах
Акт 1. История Ани
Обычный мартовский пятничный вечер. Притара- банила сумку с продуктами. В планах котлетки с кар- тошечкой и салатик. Как я люблю. Пекинская капуста, огурчик. Соль. Немного масла. И много укропа и зеле- ного лука, очень много! Вкуснятина.
Включаю радио. Пританцовываю. Кошак трется в ногах, тоже хочет поесть. В этом мы всегда были на одной волне. Обжоры. Но что он, что я, научились принимать свои недостатки, причем с удовольствием. Причмокивая.
Слышу, как хлопает входная дверь. Ого! Рано при- шел сегодня.
Тем приятнее будет ужин. Вдвоем.
Фарш на котлетки уже накручен. Лук на терке. Пара зубчиков чеснока раздавлена. Утираю слезы. Кусочки батона размочены в молоке. Укроп мелко нарезан и ждет своего часа присоединиться к картошке с мас- лом. Много укропа, много. Хочется ощущать запах весны по всей квартире, запах свежей зелени и огур- цов. Отличное сочетание.
Муж тихо заходит, садится и молчит. — Ну привет, — говорю я. — Голодный?
— Не очень. Я булку съел у метро.
— Ну даешь. Булку. Я вон какой ужин готовлю. Ви- но откроем?
— Ань, я хочу с тобой поговорить. Мне надо. Пого- ворить.
Я отрываюсь от фарша. Поворачиваюсь и смотрю на него.
— Что случилось? С мамой все в порядке?
— Все хорошо. У меня все хорошо. Я о другом.
Я выдохнула. Его мать уже давно балансирует
на грани жизни и смерти. Но рано еще. Рано. Расслаб- ляюсь. Леплю котлеты и валяю их в сухарях.
— Ань. Я влюбился. Кажется, я потерял голову, Ань. Я люблю ее.
Он трет лицо руками.
Я останавливаюсь.
— И? Кто она?
— Она чудесная. Она такая живая, веселая. Прости. Прости меня. Но я ничего не могу с собой поде- лать.
Жарю котлеты. Они зашквариваются на сковороде, источая невероятный запах. Кошак уже откровенно мяукает, жрать просит. Картошку сдабриваю маслом, посыпаю укропом. Встряхиваю. Молчу.
— На, поешь. Наверное, устал как собака. От эмо- ций. Поешь, поешь.
Накладываю котлеты, салат, картошечку с укропом. Во рту не слюна, а водопад. С водоворотами. Сегодня будет чудесный ужин. Предчувствую.
Он молчит. Не смотрит на меня.
— Ладно, вино сегодня отменяется. Будем пить, что покрепче.
Достаю бутылку, рюмки и присаживаюсь. Он молчит. Смотрит. Решается:
— И ты ничего не скажешь?
— Как ничего?.. Ешь давай быстрее, остынет. Кар- тошка просто нереальная получилась. И котлеты. Ешь. Потом поговорим.
Он взял вилку и стал есть. Сразу неуверенно. Без аппетита. Потом все с большим и большим энтузиаз- мом.
Я смотрю на него. А в голове — тишина. Пустота. Катарсис.
Мы вместе уже сколько? Пятнадцать лет. Да, пятна- дцать, с института. С самого начала. С самого дна и до середины. Вместе. И все — притопали. Вздыхаю. Он отрывается от тарелки:
— Ань. Что мне делать?
— А что ты хочешь делать? Ты знаешь, я держать не буду. Если решил уходить — помогу собрать чемо- даны. Только если уходишь, то все. С концами. Без метаний. Нам они не нужны. Она как? Тоже... влюби- лась?
— Да, Ань.
— Ну вот и решай. Котлеты вкусные?
— Обалденные. Как ты это делаешь?
Я промолчала. Налила рюмку. Выпила. Потом еще
одну. Закусила котлетой и встала.
—Ну что, я пошла доставать сумки? Тебе надо
списки написать, чтоб не забыть ничего. Где жить бу- дешь, решил уже?
Молчит. Жует.
— Ну ладно, разберешься. У мамы наверняка мож- но пожить какое-то время, пока квартиру не снимешь. Это все мелочи, если речь идет о любви, — без сарказ- ма в голосе сказала я.
— Ты так спокойно это говоришь, что мне страшно. Тебе все равно?
— Нет, Юр. Просто я сама любила. И знаешь — не буду мешать. Если это любовь, то разве я имею право? Значит, пришло наше время. Посуду не убирай, я сама помою.
Он встал. Погладил свой живот. И направился в на- шу спальню.
— Знаешь, Ань. Нет. Точно. Зря я тебе все это ска- зал. Я вообще ни в чем не уверен.
— Что, теперь проверять будешь? Любовь или не любовь? Нет, Юр. Так не пойдет. Мне кажется, раз сомнения есть, значит, им есть причина. А значит, на- до думать. Да и мне, поверь, теперь тоже есть над чем подумать.
Так что давай, я помогу сложить тебе сумку и поез- жай к маме. А там посмотрим. Любовь — это не шутки.
Юра смотрел на меня с изумлением.
— Но Ань...
— Я тебе положу котлет. Маму угостишь заодно. Да-
вай, давай. Проверяй, все ли я собрала.
Я подвинула две сумки к выходу.
— Как доедешь — позвони. Маме привет.
Юра сник. Стоял, смотрел на сумки и на меня.
— Ты серьезно?
— Конечно. Ты же сам начал этот разговор. Ведь хо-
тел уходить? Так вот я помогла тебе с вещами. Можешь идти. Потом созвонимся. Боюсь, что твоя любовь бу- дет сильнее нашего брака. Так что пока посмотрю, что там нужно для развода. Маму пока не пугай. Здоровье ее не выдержит. И береги себя.
Я открыла входную дверь нараспашку.
Юра встал. Глаза его были широко распахнуты. Оделся. Взял сумки и вышел. По пути трижды на меня обернувшись.
Я закрыла дверь.
Пошла на кухню, накидала побольше салата, карто- шечки и пару котлет. Кошаку насыпала корм и села. Зазвонил телефон. Юра. Отключила.
Выглянула в окно. Сидит.
Ну, сиди-сиди.
Еще одна рюмка. И смс подруге:
«Ушел. Влюбился, вроде. Надеюсь, с концами. Сво-
бода. Ура!»
Котлета разваливалась во рту. А по щекам струи-
лись слезы. Жалко, что больше не смогу готовить кар- тошку с котлетами. Они больше не про весну. Про пре- дательство.
Акт 2. Юра
Я даже не знаю, с чего началось. Может, с того мо- мента, как жена стала слишком привычной, домашней. Так похожа на свою маму. А может, когда на работе по- явилась она. Свежая. Красивая. И такая солнечная.
На нее хотелось смотреть. Хотелось улыбаться. А внутри что-то щелкало. Желание? Вожделение? Воз- можно. Хотелось, чтобы никто на нее не смотрел. Что- бы больше она никому не улыбалась. Сияла только для меня.
Света подошла ко мне на корпоративе. Вот. Не знаю, с чего началось. Но точка отсчета была по- ставлена. Веселье. Танцы. И первый поцелуй в коридо- ре. Этот запах... Эти волосы... Я просто сошел с ума. И мне не казалось, что я делаю что-то преступное. Преступление — пройти мимо всего этого. Не испы- тать. Не попробовать.
Да. Дома меня ждала Аня. Но и это не останавли- вало. Никакие мысли не останавливали. Никаких за- претов не было. Так начался наш роман со Светой. Так я понял, что все, что было раньше — пустота. Ти- шина.
Света сразу сказала, что она не из тех, кто встреча- ется с женатыми. Не из тех, кто ломает семью. Ее вы- ворачивало, выкручивало от всей ситуации. Да и я не мог смотреть Ане в лицо. И понял, что надо ре- шаться.
Детей у нас с Аней не было. Последствия молодо- сти. В 19 не захотели. Думали, что надо бросить все си- лы на учебу. Поэтому прерывание стало выходом. А потом оказалось, что больше детей у нас не будет. И честно — это самое большее, что тяготит. Бросить Аню, предать. Дело не в измене, а в этом «у вас не бу- дет детей». Это нереальный груз.
Хотя были бы дети, и груз был бы гораздо тяжелее. А детей я хочу. Я правда хочу детей. А значит, выбор сделан.
Иду домой. Дома как всегда пахнет вкусно. Что- что, а хозяйка из Ани гениальная. Из сырка «Дружба» и пучка салата с чесноком она может сделать произве- дение искусства.
Меня ждут котлеты. Картошка. И салат. Пахнет изу- мительно. Рот утопает в слюнях. Боюсь смотреть ей в глаза, но решаюсь. Прыгаю с головой в омут. Говорю:
— Ань, кажется, я влюбился.
А дальше — как в тумане. Честно говоря, я ждал, что она набросится на меня, плакать будет. А она на- кормила и собрала мои вещи. Укладывала сумки и что- то объясняла. Но я не слышал. Я смотрел на нее, такую бодрую.
Господи, что я творю? Ведь это Анька, моя Анька. Такая родная и теплая, уютная. Сколько уже вместе? Лет 15? Да. Точно.
Кошак трется в ногах, а Аня настойчиво указывает мне на дверь. С улыбкой. Но я вижу, что глаза мокрые. И мне неуютно, стыдно. Мне адски, блин, стыдно перед ней.
Беру сумки и выхожу.
Ехать никуда не хочется. Она мне про маму говори- ла, Аня. Я беру телефон и звоню Ане. Скидывает.
Звоню Свете. Берет.
— Я ушел от жены. Стою с сумками на улице. Ты дома?
— Ого! Юр...
Молчание. Она шмыгает вроде. Плачет что ли?
— Юр, я сейчас не дома. Буду через час. Приезжай. Я сажусь на лавку. Сил нет. Не думал, что это так
сложно, уходить. На душе тягостно. Вспоминаю Аню и ее реакцию. Почему так спокойно? Хотя она всегда отличалось мягкостью. Взвешенностью. И мудростью.
Даже не знаю, как маме скажу. Она реально не пе- реживет. Достаю котлеты. Ем. Не везти же их Свете? Глупо, правда. А выкинуть — рука не поднимается. Это не котлеты — это шедевр. Эх...
Пустота внутри. Хоть и желудок под завязку. Вызы- ваю такси и еду к Свете.
Ее квартирка маленькая и неуютная. Вся современ- ная. Наша с Аней теплая, мягкая. А тут и сесть некуда, чтобы развалиться у телика.
Сажусь на пластиковый табурет. Света сияет. До- стает шампанское и контейнеры с едой.
— Юр. Ты просто нереальный. Я даже не думала, что ты так быстро решишься. Сейчас отмечать будем, я еды набрала. Ты что будешь? Тут и картошка, мясо. Пицца. Даже шаурму взяла. Вдруг, ты хочешь что-то такое, о чем мечтают холостяки.
Она смеется. И я смеюсь. Господи, как она смеется!
— Я не голодный. Но очень устал. Плохо мне. Тяже- ло. Чувствую себя мерзко.
— Сейчас я тебя согрею, сладкий мой. Сейчас ста- нет легче. Ты все правильно сделал. Для нее правиль- но. Обманывать гораздо хуже, Юр. Гораааздо хуже.
Она подошла ко мне, обняла, и я утонул в этих объ- ятиях. Стало хорошо. Только Анькины котлеты встали поперек горла.
Акт 3. Света
Он позвонил мне, когда я была с друзьями в кафе. Сказал, что ушел от жены. Честно, я поперхнулась. Не знала, что ответить. Шок. Страх. Восторг. Я была на седьмом небе от счастья. Ведь вы знаете, что от жен уходят не так часто. Ну, по крайней мере, не так быстро.
Я даже не рассчитывала на то, что он решится. Все- таки они давно вместе, и отношения у них были ров- ными. Она не бесила его, не раздражала. Жили-то неплохо. Он не жаловался.
Но решился. Ушел. И я обомлела. Ноги отказыва- лись держать. Не помню, как добралась до дома, поку- пая всю возможную еду по пути. Хотелось накормить, обнять. И не отпускать.
Если вы спросите меня, как пахло счастье, я отве- чу — шаурмой. Той самой, что я покупала ему в ресто- ранчике недалеко от дома. Мне хотелось его побало- вать. Удивить.
Но он не стал есть. Выглядел так, будто его жевали волки, а потом собирали белки. Очень плохо выглядел. И я его понимала. Он совершил не поступок. Рывок. Он прыгнул со скалы. И прямо в мои руки. Счастье.
Мы смеялись и любили друг друга. А чем еще мог- ли заниматься два сердца, которые наконец-то заби- лись в унисон?
А потом... Потом началась жизнь. Не могу сказать, что было сложно. Нет! Было адски сложно. Я просто
кожей чувствовала его постоянный анализ. Сравне- ние.
«Ага, моя жена стелет кровать по-другому. Ага. Еда у нее вкуснее. Ага...»
Я не бесилась. Я чувствовала отчаяние. Потому что соперничать с мертвой женой сложно. Мне рассказы- вала подруга, которая вышла за вдовца. Но блин, кто бы сказал, что когда жена живая, проблем не мень- ше... Она вот там — сидит в трех кварталах от меня со своими котлетами. И жарит их, жарит. А у меня не получается. Ну никак. Зато я на свою зарплату смо- гу купить хоть с тонну еды. Легко. Но он вспоминает котлеты.
На самом деле черт с ними, с этими котлетами. Де- ло не в них. А в том, что он привык, что его обхажива- ют. Он пришел и сел. Здравствуйте-пожалуйста, а есть что поесть? А я тоже пришла. И у меня йогурт в холо- дильнике. Потому что я не ем на ночь.
В общем, быт нас измотал нормально. Но честно, я же знала, что так будет? Знала. Поэтому грех жало- ваться. Просто перетерпеть, подождать. Тем более тест. Две полоски. Счастье есть! Оно будет. У нас.
Я сама не верю, что так быстро. Развод только на следующей неделе. Но это уже формальность, неважно. У нас будет малыш. Ребенок. Пробую слово на вкус. Сладкое. Нереально сладкое. Ребенок.
Юра пришел поздно. И явно на взводе. Грею ужин, режу салат.
— Привет, любимый. Проголодался?
— Ага. Как волк. Что у нас сегодня?
— У нас праздник. А на ужин я потушила говядину
со спаржей. И салат из редьки с помидорами сделала. — Ты знаешь, я на работе поел. Так что не очень го- лоден. Но мясо буду. Устал как собака. Сегодня съездил к Ане, забрал вещи. Очень тяжко. Знаешь, она взяла
котенка. Хороший малыш. Кошак ко мне даже не подо- шел. Шипел, скотина. А это я ведь его принес. Она странная, Аня. Так себя ведет спокойно. Точно есть у нее кто-то. Со мной улыбается, но вижу, что не мне. В сторону. Так что у нас там за праздник, ты говорила?
— Юр. У нас будет ребенок. Я беременна.
Юра затих. Растерянно. А потом улыбнулся.
У нас будет ребенок.
Это был последний счастливый день моей беремен-
ности.
А потом начались испытания. Токсикоз. Угроза.
Больницы. Врачи. Я вся на нервах. А Юра где-то посе- редине. Он вроде со мной, а вроде нет его. И невоз- можно придраться. Все деньги, вся помощь — мне. И сидит рядом. Но не чувствую его. Нет его. Не со мной.
Роды сложные. Девочка у нас. Машенька.
Похожа на него. Даже залысины такие же. Смеюсь. Вот оно, мое счастье. Моя девочка. Моя. Девочка. Ма- ша.
Юра берет на руки. Целует. А на глазах слезы. Ре- ально плачет.
— Юр, миленький. Она наша. Наша, веришь?
Он молчит. Глаза мокрые. Трогает нос руками. Про- водит по губам. Целует ее. И я таю. Вся таю. Вот они — дочка и Юра. Уже муж, отец. Мой, полностью мой.
Выписываемся. Идем за руку. Он несет люльку.
— Ну как ты жил без нас? — спрашиваю я.
— Скучал. Я скучал по своим девочкам, — отвечает. И молчит. Не смотрит на меня, вышагивает тихо.
А мне почему-то грустно. Сердце сжимается. И чув-
ствую неладное.
— Что-то случилось?
— Да нет. Ничего. Не переживай. — Что-то с мамой?
— Да нет. Все хорошо. У мамы все хорошо. Не бери в голову. Все спокойно, — он пытается улыбнуться.
А я замираю. И мир мой замирает.
И мерещится мне в тишине его шепот: — Свет, мне кажется, я влюбился.
Акт 4. Аня
Итак, я осталась одна. Что я чувствовала? Пустоту. Как будто из меня вынули все. До звона внутри.
Я написала смс подруге, и она позвонила. — Ань, ну как ты? Он с концами уже, все? — Да. Думаю, да.
— Может, мне приехать?
—Нет, Люб. Все хорошо. Я спокойна, — почти не вру.
— Ты давай там, держись. Какие твои годы, 36 — это не то, что не конец. Это только начало. Еще наро- жать успеешь. Все будет хорошо.
— Да. Будет.
Я положила трубку. И выключила телефон. Прошлась по тихой квартире. Кошак был рядом.
Не отходил. Да, Кошак — наш кот. Мы так его и назва- ли. С фантазией не очень, но прижилось.
Я знала, что рано или поздно это случится. Правда, знала. Что он уйдет. Одна общая ошибка молодости — и его жизнь продолжается. А моя уже впритык. Все. Пустота внутри начинает выжигать. И поплакать бы, но нечем. Пусто.
Не могу сидеть. Не могу ходить. Беру мусор, сгре- баю ужин туда. Котлеты, от которых тошно. Не жалко, нет. Тошно.
Выхожу из квартиры.
В подъезде жутко воняет. Капуста, моча, что-то еще такое же мерзкое. Мутит.
Подхожу к двери и натыкаюсь на коробку. Что это? Кто оставил мусор?
Блин, да там котята! Новорожденные, еще грязные, все липкие. Бросаю мусор, нагибаюсь. Четыре штуки. Вот черт! Где их мать? Твою ж налево!
Стою, жду, ищу глазами. Решаюсь выкинуть мусор. Подумать надо. Возвращаюсь — котята на месте. Одни. И кажется, уже мертвые.
Вот хрен! Хватаю коробку и несу домой. Звоню по- друге:
— Есть номер ветеринара, кто сможет подъехать?
— Ты там головой не стукнулась? Совсем ку-ку? Ка- кой ветеринар?
— Люб, вызывай на мой адрес. Я в запаре. Потом расскажу. Только сейчас. Срочно.
Беру салфетки, воду. И что дальше? Хочется мате- риться. Матерюсь как пьяный футбольный фанат. От- борно.
Обтираю, ощупываю, смотрю — двое точно живы, а остальные непонятно. Как, блин, понять? Растираю, вытираю, верчу. Они маленькие, с сосиску, детскую. Хвосты с сантиметр. Плачу. Блин, рыдаю в три ручья. Какая гадина их выкинула?
Звонок в дверь. Врач и Люба. Влетают. Люба видит мое лицо и руки и произносит:
— Ну точно чокнулась.
А я начинаю завывать на три октавы, в голос. И не могу остановиться. Ору и вою, от души.
***
Один малыш умер. Еще на улице, судя по всему. А может, при родах. Три других были вне опасности, но требовали ухода с погружением. Кормление по ча- сам. Обтирание. Облизывание, твою ж налево.
Вот так я стала котомамой.
Кошак принял новых зверей на удивление спокой- но и с интересом. Крутился рядом. А потом и вовсе за- лез в коробку. Греть.
Хороший кот. Настоящий.
Через пару недель у меня забрали двоих — Люба взяла для себя и знакомой. Один остался со мной.
И мы зажили втроем. Не могу сказать, что счастли- во. Но одиноко нам точно не было. Хлопоты забрали все мои силы. Но вместе с тем, я почувствовала и об- легчение.
Это как в анекдоте про козу. Когда стоило продать ее, и сразу стало легче дышать. Не могу точно сказать, кто был этой козой — Юра или котята, но дышать точ- но стало легче.
Да что там — я жила! Свободное время, минимум грязной посуды и килограмма четыре веса в минус. Больше не готовлю. Аппетита нет. Приятные бонусы развода.
Кстати, с разводом уладили быстро. Юра хотел пого- ворить со мной. Но честно, я знала, что так будет лучше. Ему. И мне. У него — новая жизнь и шанс иметь детей. У меня — свобода и возможность не жить с мыслью, что я его лишаю будущего, продолжения рода. Се ля ви. Луч- ше в 38 лет развод, чем всю жизнь прожить на пустых квадратных метрах, как заложники одной ошибки.
В один из вечеров ко мне позвонили в дверь. Сосед сверху. Открываю и слышу:
— Вы, случайно, котят не видели?
А у меня прям сковорода зачесалась. Давно стояла без дела. Так и захотелось по башке ему дать.
— Видела. А что?
— А не знаете, где они?
— А вам какое дело?
И тут он удивил. Рассказал, что кошка у него бере-
менная была. А ему надо было уезжать в командировку срочно, оставил с подружкой. Приехал, а кошка одна. Котят нет, киса с ума сходит, высохла вся, проблемы со здоровьем. Обошел часть соседей. Никто котят не видел и не слышал о них. А дама его молчит. Гово- рит, что кошка в подъезд выскочила, а потом пришла через два дня.
—Уже как бы месяц прошел, — сказала я ему, но к себе пустила.
Показала Котика (с фантазией у меня швах). И рас- сказала, как нашла коробку, как выхаживала этих ко- тят, как один умер, а двое других нашли дом.
Так и познакомились с Андреем. Хороший мужик. Но вот девушка его... гадость. Хотя, скорее всего, быв- шая девушка, насколько я поняла.
Коты мои росли. Вернее, один старел, другой знат- но подрос. Котик и Кошак. Отличная команда. А глав- ное — веселая.
Я работала и скучать некогда было. С Андреем на- шли общие интересы. Ходили вместе в магазин, иногда в театр, кино. Было приятно чувствовать себя интерес- ной. Я ожила и взбодрилась. А главное — поняла, что все правильно. Все получилось абсолютно правильно.
А вчера я в этом точно убедилась.
Шла днем по парку и увидела Юру. С коляской. Идет один. И меня явно видит. Я чуть не прыснула со смеху, когда поняла, что он мечется и не знает, куда себя деть. Испугался, бедолага.
— Привет, Юра, — говорю я и улыбаюсь.
— Привет, — смущенно отвечает он.
— Твоя коляска? В смысле, ребенок?
— Моя. Дочь, Маша, — говорит, а глаза его из пуг-
ливых превращаются в нежные, теплые. По ним раз- ливается солнце и тревога. Страх.
— Поздравляю, Юр! Правда. Поздравляю от души!
Улыбаюсь, дотрагиваюсь до коляски. Там лежит что-то большое и розовое, пушистое. Спит. И вот тут я понимаю, что все не зря. Глаза наполняются слезами. Не могу сказать, что мне горько. Но чувства сложно описать. Зависть? Нет. Тоска? Да. Зеленая. Тягучая. И бессмысленная.
— Ань, прости меня. Прости! Я по тебе скучаю. Я бы сказал, что жалею о своем поступке. Очень жалею. Но...
И он смотрит в коляску. Я киваю.
— Нет, все правильно. Все правильно. Счастья те- бе, — говорю и набираю ход.
— Ань, прости, — слышу вслед и ускоряюсь.
А вечером пришел Андрей. И я накидалась вдрызг. До зеленых соплей и прочих радостей. Он смотрел на меня с нескрываемым изумлением и неподдельным весельем, а я вела себя как дура. Ну, смех там, шутки, флирт. Вы поняли, скорее всего. Дура и есть. Отборная.
А потом уснула. В одежде. Кошак спал в ногах, а Ко- тик на голове. Где спал Андрей, я не в курсе, если чест- но. И я не хочу отношений. Не сейчас. Когда свобода стала такой чистой и прозрачной.
А утром... Утром я решилась. Знаете, я давно уже об этом думала. Но был Юра, и было его мнение. А сейчас... Сейчас я точно знаю, нет, я уверена в том, чем займусь сегодня. Беру телефон.
— Люб, привет. Помнишь, ты говорила, что твоя сестра работает в Доме малютки? Я могу с ней встре- титься?
— Оу! Ань, ты уверена, что Юра вместо твоего че- модана мозг не захватил?
— Уверена. Теперь точно, на все сто!
— Пиши номер. Буду ждать тебя на остановке.