- У неё ночевал?.. У Натальи… – мать сама ответила на вопрос, горестно покачала головой.
Для них с отцом уже давно не было секретом , что Ванька, бывает, ночует, – то у Лильки, то у Аллочки… Одно время зачастил Иван к Антонине Вахрушевой, что в Ольховке живёт, – рассказывали бабы.
-Шалапут, – переглядывались мать с отцом. Елена Тимофеевна вдыхала: – И в кого такой?..
Батя виновато и поспешно доставал сигареты. Готовый отчаянно оправдываться, – а я что?! – старательно отводил глаза, сокрушённо кивал головой, соглашаясь с Еленой: шалапут, одним словом… И в кого такой?...
А Ванька – вылитый отец. Единственное Еленино счастье… Мальчишка рос, а она, затаив дыхание, счастливо присматривалась, как Ванька всё больше становится похожим на отца. Каждая чёрточка в лице сына была повторением Мишки Зырянова – её единственной в жизни любви… Под тем же разлётом бровей – тёмно-синие, как густые сумерки, глаза, та же – одновременно застенчивая и бесстыдная – улыбка… Сильные плечи, неспешная уверенная походка – всё, как у бати. Что ж про девчонок говорить да про молодых баб, что глаз не сводят с Ваньки, если у неё самой до сих пор сердце замирает, когда на Мишку своего смотрит…
Лилька с Аллочкой особо её не тревожили. Ну, разве что по-женски жалела их, молодых и красивых баб, так рано оставшихся без мужей. А Ванька возвращался не выспавшийся, перед самой сменой. Можно ли, – мастер-взрывник!.. Мать давала ему подзатыльник, а сама улыбку скрывала.
А Наталья – другое. Если бы Ванька раз-другой переночевал у неё, как у Лильки, мать и внимания не обратила бы: соседка, Наталья, четвёртый год без мужа, и Иван – давно не школьник, что уж тут… Но случилось как-то перехватить Ванькин взгляд. Он провожал Наталью тяжёлым, бесстыдно-ласкающим взглядом. После случайной встречи с Натальей угрюмо отмахивался от ужина. Замечала мать, что почти всю ночь не спал Иван, без конца выходил во двор курить. А днём соседский двор и огород снова притягивали магнитом Ванькин взгляд.
Жалея сына, одно время Елена Тимофеевна стала злиться на Наташку: чего уж строит из себя девку-недотрогу, которой ещё замуж идти… Или верную мужнюю жену. Андрей её горноспасателем был, погиб в шахте, – разве ж вернёшь… Не убудет, – если б какой раз и зашёл к ней Иван. А потом обожгла догадка: любит её Иван. Любит по-настоящему, – первой, глубокой мужской любовью. Вот тогда испугалась. Да что ж удивительного-то! Что ж, – радоваться матери, если с двумя-то берёт…
Решилась, – подошла к Наталье. Чуть успокоилось сердце, когда Наталья сказала, что видятся с Иваном только перед спуском в шахту. А в Ванькиных глазах – такая осторожная, бережная нежность, что и спрашивать не надо было, где ночевал…
… -Я уж и не думала…про любовь такую не думала, Ванечка. Как погиб Андрюша мой…
Иван обнимал Наталью, хмурился:
- Он, Андрей… не судит тебя оттуда. Ты женой ему хорошей была. – Улыбнулся, потеплел глазами: – Девчонок – вон каких красавиц! – родила ему… У горноспасателей, сама знаешь… век недолгим случается… А я тебя, Наташка, ещё пацаном любил, – говорил уж. И люблю, – Иван целовал её волосы. – Одну тебя люблю, Наташ. Давай девчонкам скажем… что мы теперь вместе будем. Они маленькие, – быстро привыкнут к новому дому. Хорошо им там будет, – батя, видишь, какой дом построил. Я ж один у них.
Наталья молчала. Вспоминала недавний разговор с Ивановой матерью…
- Девчонкам не надо, Вань… И ты не приходи больше. – Не выдержала, уткнулась ему в плечо, заплакала.
Иван поднялся. Быстро оделся, поцеловал её залитые слезами глаза:
- Ты поспи ещё… Рано совсем. Ещё и не светает. Не дал я тебе поспать, Наташка. Под вечер приду, – калитку подправить надо.
- Ванечка!..
- Если вареников сваришь, – не откажусь. – Бережно прикрыл её одеялом: – Чтоб не замёрзла без меня. Спи.
Весь день Натаха то слёзы вытирала, то улыбалась. Время торопила,– домой поскорее бы!.. Она знала, что борщ умеет готовить – самый лучший… и вот ещё вареники у неё получаются – просто изумительные. Ни у кого из подруг не бывает таких. А сегодня знала: сделает самые-самые вкусные и красивые – для него…
Любаша привела Сашеньку из садика. С интересом посматривала: чего это мама светится… И как ей идёт – быть счастливой…
Наталья улыбнулась дочке:
- Вареников сварим? Хочешь, – вместе лепить будем?
Любаша обрадовалась, но вздохнула:
- Я ж не умею. У меня такие здоровенные и неуклюжие получаются… что и есть не захочешь.
- Ну, вот… Заодно потренируешься.
Любаша не сводила глаз: как красиво и быстро мама месит тесто!
- А можно – я сама попробую?
- Видишь? – вот так. Не бойся.
В старательных движениях худеньких дочкиных рук узнавала свои уверенные и умелые ладони.
- Сейчас раскатывать будем, – смотри.
Конечно, пара-тройка Любашиных вареников напоминала лапти. Один их них к тому же рваным оказался… Но очень скоро упрямая девчонка лепила такие, что почти не отличишь от маминых. Тыльной стороной ладошки Любаша смахнула муку со лба. Удивлённо кивнула матери в окно:
- Иван?.. И правда, – Зырянов! Он что, – калитку нам ремонтирует?
- Любаша! Иван Михайлович.
Любаша рассмеялась:
- Ой, мам!.. Это он-то – Михайлович?.. Ты бы видела, как этот Михайлович на днях вооон на тот тополь лазил, – за Настиным котёнком. Настюшкин Кузя от Герды Елисеевых убегал, на тополь взлетел, а назад боится… Иван и снял его. Ну, где ты видела, чтобы взрослые по деревьям лазили… А давай варениками его угостим! Он, Иван, хороший… Котёнка за пазуху посадил… и так слез с тополя. И калитку вот нам… Она уже давно не закрывалась. А теперь смотри, – закрывается! – обрадовалась Любаша.
- Угостим, конечно, – согласилась Наталья.
Не могла утаить в глазах горькое удивление: девчонки её так обрадовались, что Иван ужинает с ними! Наперебой прямо ухаживали: Сашуля чистое полотенце принесла… А уж Любаша самые красивые вареники подкладывала ему в тарелку, поджаренным в масле золотистым лучком поливала, про сметану не забывала. Попутно про пятёрку по контрольной по математике рассказала… На мать виновато взглянула… и всё же сказала ему про тройку по русскому. А он слушал, – очень серьёзно, внимательно и… счастливо-счастливо. А маленькая Сашуля даже на колени к нему забралась. Иван обнял малышку, она притихла, прижалась к нему… и задремала. Наталья забрала дочку, сдержанно и строго сказала:
- Спасибо Вам, Иван Михайлович. За калитку спасибо. Поздно уже. Нам спать пора, – завтра в школу и в садик.
Любаша укладывала сестрёнку, а Наталья вышла проводить Ивана. На крыльце он стал целовать её:
- Наташка! Наташенька, – соскучился!..
А у неё и колени подгибались… Бессильно отводила его руки, на окно оглядывалась:
- Вань, девчонки увидят.
С этого дня как-то получалось, что Иван находил в Натальином дворе и в доме всё новую работу – неотложную. Надо было заново выложить плиткой стенку в ванной, в палисаднике забор новый сделать, огород перекопать – скоро картошку сажать… Счастливо расставлял руки, когда Любаша приводила из садика Сашулю, и малышка бежала к нему. Он подхватывал её на руки, кружил по двору. И не видел, что из-за забора на них с девчонками остановившимся взглядом смотрит Анютка Ефимцева.
Сегодня Любаша принесла из школы крошечный букетик пролесков – самых-самых первых. Достала из шкафа кругленькую вазочку – поставить цветы. И замерла: мама уже ставила в простой стакан с водой точно такой же букет…
Любаша недоверчиво взглянула на мать:
- А тебе… кто подарил?
Наталья улыбнулась дочери:
- А тебе?
Дочка совсем по-взрослому вздохнула:
- Тёмка Демидов. На парту положил, пока мы с девчонками после физкультуры переодевались. И убежал, – думал, я не узнаю… А сам покраснел… И целый урок не смотрел на меня. – Внимательно рассмотрела мамины цветы, снова вздохнула: – А у тебя красивее пролески. Синее. И крупные такие. Я знаю, – это из Криничной балки… далеко. Там такие бывают. А Тёмка на большой переменке только и успел на склон сбегать, что за терриконом.
Наталья обняла дочку:
-У тебя тоже красивые.
Любаша догадалась:
- Тебе Иван пролески подарил? – Отошла к окну, повернулась спиной. – Он влюбился в тебя. Я знаю. А как же наш папа? Ты теперь забудешь его?
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Навигация по каналу «Полевые цветы»