Валерий прижал к себе Наташу. Целовал её волосы, задыхался от счастья: Наташкины волосы пахли нетающими снежинками, сухой полынью, ещё чем-то почти неуловимым, но таким родным и желанным…
- Наташка! Наташка! Наташка, как хорошо, что ты моя жена! Ты – жена моя! Как хорошо, что ты у меня есть!
Оглянулся на Мишку, говорил бессвязно, сбивчиво, по-шахтёрски стеснялся своих непривычных признаний:
- Наташ! Наташка! Я знаю, – ты спасла меня. Когда мы шли по выработке к выходу на поверхность… когда сорвалась глыба породы, я, Наташка, твоё дыхание слышал рядом с собой… А Мишка…
Наташа подошла к Гончару, осторожно прикоснулась ладошкой к его лбу. Мишка чуть слышно прошептал:
- Даша…
Валерий тоже зашептал, – горячо, умоляюще:
- Наташ! Скажи, что ты – Дашка! Он там… когда мы узнали, что вряд ли поднимемся… он говорил о ней, говорил, что к свадьбе готовились. Скажи ему, что ты – Дашка!
Наташа сжала Валеркину руку, понимающе прикрыла глаза. Склонилась к Мишкиному лицу:
- Миш, я здесь. Я с тобой, Миш. У нас всё будет хорошо. Я с тобой.
Гончар вздохнул, – как счастливый мальчишка… Голова его в какой-то страшной усталости медленно склонилась набок… Наташа беспомощно оглянулась на Валерку, заплакала:
- Валер!..
Павлухин с Валерием занесли Мишку в «Скорую». Фельдшер взял сигарету из Валеркиной пачки. Валерий кивнул в сторону артиллерийских разрывов:
-Проскочите?
Фельдшер глубоко затянулся:
- А куда мы денемся. Выбора-то нет, – его довезти надо. С его ранами и потерей крови… У нас есть не больше, чем полчаса.
А в Натальиных глазах Валерий рассмотрел какую-то новую печаль, ещё одно горе, – словно поверх того, уже устоявшегося, как у всех луганских женщин за годы войны. И горем этим было… – Валерия обожгло, – новым Наташкиным горем было то, что он на их свадьбе с другой целовался… Он взял Наташку за плечи:
- Наташ! Мы прямо сейчас на позиции. Там мужикам подмога нужна. Вернусь, – мы поговорим с тобой. Наташка, я люблю тебя. Только тебя.
Глаза Наташкины поцеловал, запрыгнул в кузов машины. Пока ехали, видел разбитое ударами тяжёлой артиллерии здание шахтного спуска-подъёма… Если бы они сегодня вовремя, как положено, – после смены, поднялись на-гора… Если бы поднялись, – пусть бы они с Мишкой ещё раз подрались… только не лежал бы Мишка с почерневшими от запекшейся крови ранами…
… Как хорошо!.. Даша медленно просыпалась, счастливо чувствовала какую-то ласковую чистоту, – не только от вымытых Степанидиным отваром волос… От своего сна, что ли… Что во сне нёс её на руках Мишка Гончар… Вдруг встрепенулась,– ясно вспомнила, как во сне Мишка куда-то уходил… и ни разу не обернулся. Быстро вскочила с уютной Степанидиной постели, что какими-то знакомыми и незнакомыми, таинственными запахами трав и цветов так быстро убаюкала её вчера вечером… Прошлёпала босыми ногами на Степанидину кухню. На секунду замерла: Степанида смотрела на неё не обычным своим серо-ледяным взглядом… В глазах её была неясная грусть… и совсем неожиданная нежность. Даша вспомнила, что стоит она в одних трусиках и лифчике, – над печкой Степанида сушила её выстиранные брючки и свитерок. Но почему-то не почувствовала ни капли стеснения – под ласкающим Степанидиным взглядом. Отбросила назад необычайно мягкие – после вчерашнего пахучего отвара – волосы. Нетерпеливо спросила:
- Ты ж сны умеешь разгадывать?
Из Степанидиных глаз уходила нежная грусть. Она вздохнула, будто расставаясь с долгожданным… вдруг сбывшимся счастьем. Протянула Даше ситцевый халат:
- Набрось, – твои брюки не высохли ещё. И за стол садись.
Даша окинула взглядом стол: чашки с горячим молоком, в простенькой тарелке – румяные оладушки. Мама тоже готовила такие на завтрак…
- Сон разгадай!
Степанида прикрыла глаза:
- Что снилось-то?
- Он… ушёл. Я звала его, а он не обернулся…
- Тот, с кем на его свадьбе целовалась?.. К жене и ушёл. Что ж тут разгадывать… Чужое счастье твоим не станет.
Чужое – Наташкино… – счастье сейчас казалось непроглядным туманом. Даша отмахнулась от него: слишком тревожно было, – от того, что во сне Мишка уходил от неё.
- Мишка ушёл.
Степанида долгим взглядом смотрела куда-то поверх Дашиной головы.
- Думал о тебе. О встрече думал.
Даша захлопала глазами:
- А… Он не уйдёт?
- От тебя?.. Это я тебе так сразу не скажу. – Вздохнула, кивнула за окно: – Бомбили вчера шахту.
Даша повела плечами. Сама не знала, почему вдруг спросила Степаниду:
- А чего это ты на меня так похожа?
Степанида сухо усмехнулась:
- Чем я на тебя похожа?.. Ты, я видела, на отца похожа, – как две капли.
Степанида как бы невзначай прикрыла ладонями уши с серьгами в форме крошечных дубовых листочков.
- Я знаю… – Даша не сводила со Степаниды задумчивых глаз. – Я на отца похожа… А ты почему-то на меня похожа. Не пойму вот, – чем… – Тронула мочку уха, словно обрадовалась: – В зеркало посмотри, – у тебя вон мочки ушей точь-в-точь как у меня! Круглые и крупные, видишь? Я ни у кого таких не видела, думала, у меня одной такие… красивые.– Скользнула глазами вниз, по домашней короткой Степанидиной юбке. Уже с откровенным удивлением протянула:
- Иии… колени у тебя!.. Как у меня. – Вскинула взгляд: – Тебе сколько лет-то?
- А к своим годам семнадцать прибавь.
- Почему – семнадцать?
- Я старше тебя на семнадцать лет.
- Всего-то?.. И уже – колдунья?
Степанида повторила:
- За стол садись. – Скрыла тревогу в голосе: – Отец-то… должно быть, ночь не спал, волновался…
- На позициях батя. А вообще, – он меня ругает, если узнаёт, что я к тебе ходила. Говорит, – не любит ведьм.
- А однажды ночью любил… – чуть не вырвалась у Степаниды какая-то давняя, горькая обида… А вслух сказала: – Правильно делает, что не любит.
Даша с наслаждением отпила тёплое молоко.
- Хорошо у тебя. Я уже давно так не спала. – Прищурила глаза: – А я могу стать колдуньей? У меня кое-что получается! Я уже умею кое-что!
В Степанидиных глазах испуганным всполохом промелькнула горечь. Когда-то тётя Полина старалась уберечь её от этой ноши. А ей тогда хотелось, – чтобы вот так, по её желанию! – сбылась любовь. Так не сбылась же.
- Ты ж говоришь, – не любит отец ведьм. И не только он. Ни одной колдуньи нет, – чтобы в любви счастливой была. За умения свои любовью хочешь расплатиться? И вообще, – непосильная эта ноша.
- А я всё равно заберу его у Наташки, – негромко, но твёрдо и упрямо сказала Даша.
Степанида сама чувствовала колючий лёд в своих глазах:
- Может, и заберёшь. Но ни сама счастливой от этого не станешь… ни ему счастья не дашь.
… Домой вернулись с матерью. Наталья вздохнула:
- Не смогла вот… к своим уйти. Валера на позициях, а я уйду?..
Мать обняла Наталью:
- Никуда ты не уйдёшь. Он муж твой, ты – жена. Случается всякое. Вернётся, – ты его спроси. Может статься, что зря Дашке поверила…
- Не зря, мам… Вина в его глазах была. Сказал, что поговорим… когда он с позиций вернётся. – В горестном разлёте жалко трепетали Наташкины бровки.– Значит, есть о чём говорить.
А с утра Наталья – тайком от свекрови – побежала к Степаниде. Степанида сидела у окна, спицы мелькали в её руках, – казалось, колдунья сама не замечает, что мягкий и пушистый свитер почти готов… Наталье не кивнула, не пригласила сесть…Молчала. И Наталья от волнения не могла сказать ни слова. Степанида всё же подняла на Наташку холодные глаза:
- Кто кличет беду… того она и находит.
Наташа безотрадно, чуть слышно прошептала, – будто боялась сказать об этом вслух:
-На свадьбе он… С другой целовался…
- Слышала, что сказала я? Не кличь беду. Ни с кем он не целовался. Иди.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»
