Предатель

Почему мой отец не пришёл с работы, я понимал плохо. На мои расспросы, мама отвечала уклончиво, создавалось впечатление, что она что-то скрывает, через неделю всё выяснилось само собой. В городе газеты читали почти все, в одной из них была напечатана статья, что на нашем заводе выявлена группа вредителей, среди них значилась фамилия моего отца. Я снова спрашивал маму, но она ещё больше замкнулась, увидев, что она собрала узелок с продуктами, спросил:
- Мама, ты куда собралась?
В ответ она лишь погладила меня по голове, через силу улыбнулась. Придя вечером, с трудом дошла до своей кровати, легла лицом к стене, молчала. Отварив картофель, я пытался её накормить, она отворачивалась, открывать рот не хотела, раньше слышал от неё, что я в детстве делал так же, стало понятно, что случилось что-то плохое. Мой школьный товарищ полгода назад перестал ходить в школу, наша учительница ходила к нему домой, а в ответ на наш вопрос: «Что случилось с Колей?», молчала, потом я узнал, что его маму и папу арестовали, оказалось, они немецкие шпионы.

Дальше было хуже, так как я учился в школе, где мама преподавала русский язык, терпеть обидные слова пришлось нам обоим. На меня показывали пальцем, дразнили, маму отстранили от уроков, оставив ей лишь одно занятие – проверять тетради учеников в отдельной комнате. В таком ужасе мы дожили до лета. Я с трудом окончил восьмой класс, мама уже месяц как была не у дел, подрабатывая на рынке, раскладывала на прилавках рыбу, старалась хоть немного заработать. В начале июня, почтальон принёс нам конверт без обратного адреса, прочитав написанное на листке, мама сутки молчала, я незаметно взял ту бумагу, там значилось, что приговор в отношении моего отца, приведён в исполнение. Через неделю приехал родственник по отцовской линии, он уже всё знал, успокаивал маму, предложил ехать к нему в село, там он был директором школы, обещал, что работа для мамы будет. Мама боялась, что причинит ему беспокойство, но он рассудил, что фамилии у них разные, значит, всё будет хорошо, мама согласилась.

Так уж вышло, что на своё новое место мы приехали в аккурат за три дня до начала войны, мама даже в школу сходить не успела. В понедельник, когда о войне уже все знали, началась суета, многие ходили по селу, разносили слухи, в основном плохие. Местный участковый с помощником таких ловил, закрывал в камере, а когда там стало не хватать места, перевёл задержанных в большой амбар, на вторую ночь кто-то их освободил, убив милиционера. Мама говорила, что до границы от нас не больше ста километров, я смотрел на географическую карту, мне казалось, что это очень далеко. Через неделю, выйдя утром за водой, обратил внимание, что пастух, который выводил стадо за село, очень недоволен, оказалось, что оно стало маленьким. Куда делись коровы? Своим хозяйством мы обзавестись не успели, нас приютила пожилая родственница председателя совхоза, так как она больше молчала, мы не могли понять её отношение к происходящим событиям, мама советовала с ней особо не разговаривать. Моего, ещё детского, ума не хватало, чтобы оценить обстановку, я просто жил, наслаждаясь природой и тем, что меня здесь никто не знает.

Уже несколько ночей я слышал шум и приглушённые разговоры за окном, я без труда различал голос мамы, а вот кто с ней разговаривал – оставалось тайной. Уже совсем скоро мы стали слышать звуки канонады, высоко в небе пролетали самолёты, разглядеть, чьи они, было невозможно, но то, что они летели со стороны границы, пугало многих. Как-то после обеда, как раз, над пшеничным полем, произошёл воздушный бой. Три самолёта накинулись на одного, тот самый один, был со звездочками на крыльях, мы махали палками, целились во врага! Да что там, чем мы могли помочь, сбили нашего лётчика! Участковый с мужчинами поехал в сторону леса, за ним упал наш самолёт, никто не видел, когда они вернулись, в селе поговаривали, что власть сбежала, используя тот шум. А потом война пришла и к нам, всё началось, когда в открытое окошко хаты, мы услышали голос местного мальчугана, он, дико визжа, кричал, что идут танки. К сожалению, танки были с крестами, ещё не заходя в село, они расстреляли четыре крайних дома, решили напугать остальных, им это удалось, местные попрятались, но не все.

Четыре дня немцы пополняли свои запасы, брали всё и у всех, даже у тех, кто радостно их встречал, размахивая зажатыми в руках полевыми цветами. На пятый день состоялся мой разговор с мамой, она начала первой, предупредила, чтобы я и близко не подходил к немецким солдатам, а ещё просила не удивляться тому, что мне предстоит увидеть, или услышать. Не совсем понимая родного человека, я кивал головой, но про себя думал другое, пара местных ребят предложила мне участвовать в сожжении моста, я согласился, но маме решил не рассказывать. Ночью, улизнув из дома через окошко, я встретил своих новых товарищей, в их мешках что-то булькало, оказалось керосин, меня ничего с собой брать не просили, придя налегке, я чувствовал себя нехорошо, как нахлебник. Позже они нашли мне дело, заставили таскать хворост из ближайшего подлеска, а сами расположились на бугорке, один даже курил. Мост тот мы подожгли, горел он жарко, освещая всю местность вокруг, лишь вернувшись домой, под тревожным взглядом мамы, понял, что сделал что-то не то. Она пояснила, что если бы мои «товарищи» хотели помешать движению немцев, то нужно было жечь мост на другой стороне села, а теперь, благодаря мне, Красная Армия не сможет подойти к селу и освободить его, я был пристыжен.

На следующую ночь я услышал за окном голоса:
- На мосту твой был? – незнакомец спрашивал строго.
- Мой, а чего с него взять, мальчишка совсем, - я понял, что мама меня выгораживает.
- Скоро возраст будет не так важен, - голос был уверенный, мне он нравился.
- Я готова.
- Не пожалеешь?
- Нет.
- Тогда завтра иди.
Куда предстоит идти моей матери завтра, осталось неизвестным, вернувшаяся мама, погладила по голове «спящего» сына. Проснувшись утром, увидел, что мама разложила на маленькой кровати все наши вещи, она что-то искала, но не могла найти. Заметив мой взгляд, спросила:
- Где тот конверт, в котором извещение про отца, я знаю, что ты его брал, читал?! – такой я маму не видел, она была злой.
- Я его сжёг, я думал, нам плохо будет, если кто прознает, как там, в школе.
- Что ты наделал!
Вид плачущей матери ввёл меня в ступор, я не мог поверить, что отсутствие той скорбной и страшной для нашей семьи бумажки может так расстроить последнего близкого мне человека. Растянув шов своей маленькой подушки, я протянул матери мятый конверт, она меня расцеловала и тут же выбежала из дома. Придя ближе к вечеру, мама отозвала меня в сторону, стараясь, чтобы не слышала хозяйка, прошептала:
- Сынок, я буду работать в немецкой комендатуре, так надо.
- Мама!
Я верил своей матери, но не понимал, как это возможно! Уже на следующий день на меня снова показывали пальцем, лишь те ребята, с которыми я сжёг мост, поддерживали со мной дружбу.

Через месяц, когда, казалось, местные освоились при немцах, произошёл случай, который взбудоражил всё село, хотя немногие это показывали. В одной из хат нашли того самого лётчика, что сражался с тремя вражескими самолётами. Его под охраной провели через всё село к большому обрыву на реке, следом за ним привели ещё двоих, это были женщина и совсем старый мужчина, роднёй они оказались, отец с дочерью. Появившиеся к тому времени в селе полицаи выполняли любое приказание немецких офицеров, даже на их взгляд реагировали, вот они-то и устроили показательную казнь. Согнали, кого смогли, виселицу устроили, там всех троих и убили. Правда, она к вечеру не выдержала, рухнула с обрыва, тел потом не нашли. На этом обрыве полицаи всерьёз обосновались, даже избу там поставили, не сами конечно, местных дом перетащить заставили, да и новую виселицу установили прочно. Сгоняли народ на каждую казнь, часто там висели красноармейцы, которые прятались в лесу, их рваные и окровавленные гимнастёрки развевал ветер, от этого становилось жутко. В нашей семье тоже произошли изменения, за мамой стал ухаживать полицай. Мои «знакомые» советовали мне относиться к нему по-доброму, мол, он скоро большим начальником будет, а значит, и почёт нам и уважение, а ещё питание будет хорошее. Их слова я передал матери, она ничего не сказала, только просила молчать в присутствии её ухажёра, но однажды я не выдержал. Видя, как полицай взял мою маму за локоть, я кинулся на него, бил, толкал, пинал, всю свою силу на него потратил. Оттолкнув меня, он лишь усмехнулся, сказав: «Ничего, скоро ты поймёшь, кто за твоей мамой ходит!», его слова были страшными, я в них поверил.

Как-то, я вышел во двор за дровами, хозяйка строго следила за количеством принесённых чурочек, сосчитав до пяти, я услышал голос.
- Привет, парень. Не пугайся, я свой, - из-за забора на меня смотрел обросший щетиной мужчина, за отворотом его тужурки была видна красноармейская форма, а ещё меня удивил сладкий, как сахар, голос. Я молчал, я был испуган, вспомнил виселицу и висящих на ней наших солдат.
- Взрослые дома есть?
Я по-прежнему молчал.
- Напугал я тебя, понимаю, ты вот что, как мамка придёт, скажи, что нас пятеро в лесу осталось, пожрать бы нам, а я вечером приду. Как стемнеет, так и приду. Не рассказывай никому про меня, ты же пионер!
Войдя в дом, я бросил дрова у печки, хозяйка, подозрительно посмотрев на меня, принялась считать, оказалось не достаёт ещё пяти чурок. Не слушая её крики, я ушёл в дальнюю комнату, меня тревожили слова: «Когда мамка придёт…», откуда он знает, что у меня нет брата, отца, а только мама?! Когда пришла мама, я всё ей рассказал, она похвалила меня за молчаливость, я ведь не сказал ей, что смолчал с испугу. Вечером, ни я, ни мама, а уж тем более хозяйка в ограду не выходили. Ночью кто-то опять шептался за стенкой, глянув на кровать матери, понял, что она там, на улице.

Через два дня состоялась встреча с моими «друзьями», они терпеливо дожидались меня в пустом огороде, предварительно постучав в окошко.
- Чего пришли?
- Смотри, что у нас есть! – один из мальчишек развернул рогожу, на ней лежал немецкий автомат с приставленным к нему магазином.
- Вы где его взяли?! Украли что ли?
- Так они бражки набрались, трое карабины под себя положили, когда спать легли, а этот руки раскидал, грех было не взять.
- Немцы искать будут, облаву устроят, людей побьют!
- Нас не тронут, батька не зря в полицаях ходит, и за Мирона слово скажет, - говоривший кивнул на товарища, - да и про тебя я ему рассказывал. У тебя ведь отца большевики убили?
- Убили.
- Так чего трусишь? Ты спрячь у себя, если у меня отец найдёт, вожжами не отделаюсь, а вещь то хорошая, смотри, - сын полицая взвёл затвор автомата, внутри что-то шелестело, - теперь хоть стреляй!
Я промолчал, вспоминая похвалу матери, только и в этот раз я молчал, потому как испугался. Присматривая место для тайника, мне приглянулся старый нужник, по всему им давно не пользовались, совсем он покосился, а вот запах был, самое место. Припрятав оружие, решил матери не говорить. Вечером видел, как ухаживающий за ней полицай, провожал её до дома, теперь он смело держал её за локоть, чуть приподнимая его, он не боялся меня, он никого не боялся. Мама, глядя в лицо мужчины, улыбалась, но только я знал, что это притворная улыбка, когда маме весело, она не так делает, мне ли не знать!
- Я убью его! – сказал я шёпотом, когда мама вошла в комнату.
- Обязательно, но ещё рано.

В следующую ночь, в окно, которое было со стороны огорода, тихо постучали, мы с мамой не спали, но оба сделали вид, что не слышим. Тихий стук раздался снова, мы продолжали лежать, от волнения у меня свело судорогой ноги. Шум за стеной стих, но мы ещё долго не могли успокоиться, наконец, уснули. Чего я не мог ожидать, так это того, что тот самый незваный гость в красноармейской форме придёт днём, но так и случилось, он пришёл. Я пытался приладить доски навеса, чтобы защитить сухие дрова от снега, когда услышал чуть слышный свист, наверное, даже шипение змеи. Разглядел в бурьяне соседского огорода знакомое лицо, показав ему знак войти в ограду, стал спускаться, коленки тряслись, рука выронила молоток.
- Чего не открываете, помочь Красной Армии желания нет?!
- А чем мы можем помочь?
- Хлеба нам надо, самогонки.
- Ни того, ни другого нет. Чего мама принесёт, тем и живём.
- Слышал я, что бабка ваша богата, посмотри у неё, как возможность будет.
- Тебе надо, ты и смотри.
- Ладно тебе, мы не грабители какие. Чего про партизан слыхать?
- А кто это? – я действительно не знал, кто такие партизаны.
- Ночью придём, окошко-то откройте.

Помня мой рассказ о встрече с незнакомцем, мама не спала, не спал и я. Стук в окно раздался неожиданно, хоть его и ждали, но тут он был другим, добрым что ли. Мама встала, чуть приоткрыла занавеску и створку окна:
- Кто здесь?
- Свои, - дальше последовало слово, значения которого я не знал.
- Гости к нам напрашиваются, подозрительные.
- Когда придут? – голос с огорода был знаком, это он разговаривал с мамой по ночам.
- Сказал сегодня ночью.
На улице раздался шум, кто-то бежал, матерился, ругая крепкий забор, мама показала мне на окно я, не раздумывая, прыгнул в узкий проём, к моему удивлению меня поймали чьи-то руки, они же поставили на землю.
- Прячься, - скомандовал всё тот же голос.
Отбежав в огород, я обо что-то споткнулся, растянувшись во весь рост на сырой земле, присыпанной первым снегом, обернулся: «Где мама?!». Рядом с домом раздался голос, тот самый, сладкий, как сахар:
- Знал, что придёт кто-то, как чувствовал!
Что есть мочи, я закричал:
- Мама, это предатель!
Из темноты между сараями раздались несколько выстрелов, что-то ударило меня в грудь, было больно, но ещё больнее было понимать, что моя мама ещё в доме. Как я дополз до нужника, не знаю, разбросав жухлую траву, достал старый мешок, направив ствол автомата в сторону опасности, ждал, в доме был шум. В просвет, освещаемый полной луной, вошли двое, это были полицай, который ухаживала за мамой и тот самый «красноармеец», я, вспомнив слова сынка полицая: «А теперь стреляй», нажал на спуск автомата. Два тела упали на землю, из дома раздался женский крик, а потом взрыв, который вынес на улицу два окна, кто-то стрелял совсем рядом со мной, я не понимал, в меня или нет. Рано утром я был в лесу, большой шалаш, пахнущий сосной, приветливая девушка, которая сменила мне на груди повязку. А ещё был тот самый понравившийся мне голос, он сообщил, что мамы больше нет.