Не каждый человек гитарист, тем более, с большой буквы. Не каждый гитарист интересен как личность и понятен как человек. Рори Галлахер был прост, техничен и образован.
Число британских гитаристов-одиночек было слишком велико, чтобы выбрать кумира вне канонической троицы Клэптон-Бэк-Пейдж.
Помимо мастерства при выборе играли роль внешний вид, былые заслуги (кто, где и с кем играл), приверженность блюзу или наоборот – поиск новых форм. Хотя в основном человека с гитарой уважали за узнаваемость и предсказуемость.
Следить за миграцией и стилистическим дрейфом таких мастеров как Дэйв Эдмундс, Крис Спеддинг, бог британского слайда Микки Муди, Лютер Гровенор (Ариэль Бендер) было довольно сложно и утомительно. Энтузиаст отставал и по времени, и по деньгам, несмотря на ценность изысканий такого рода.
Всегда оставался кто-то лишний, готовый произнести голосом Воланда «один… я всегда один», даже в сопровождении безотказного и опытного комбо перед полным залом преданных поклонников.
Безусловным эталоном такого одиночества служил Рори Галлахер, чье скромное «пролетарское» обаяние дополняет дендизм Робина Трауэра и Элвина Ли – двух наиболее близких ему мастеров струнного чистописания.
Следующее замечание не связано с музыкой напрямую, однако имеет некоторый смысл. Проклятье имени не могло не задеть артиста с фамилией «галлахер», в которой для советского уха было сразу три уязвимые точки.
Во-первых – окончание «хер», во-вторых, скользящее ударение, роднящее со словом «парикмахер», ну и наконец – наличие Джейн Галлахер в числе персонажей повести Сэлинджера, неимоверно популярной и в начале 70-х, в разгар соперничества «лишних» с гитаристами лидирующих групп.
Все эти иррациональные, но назойливые мелочи делали признание в любви к творчеству Галлахера сложной процедурой – осведомленный человек рисковал выставить себя на посмешище. И упрек «тебе что – нормальных имен мало?» выглядел вполне уместно в закомплексованной среде тогдашних меломанов. Практически все слои советского общества были пропитаны нравами камеры, казармы и общежития на сто лет вперед.
Плюс отсутствие конкретных шлягеров, понятных не только рок-аудитории. Тех, которыми так своевременно разнообразили свой репертуар Сантана и Клэптон…
Рори Галлахер, при обилии упоминаний и хвалебных рецензий в западной печати, продолжал оставаться в некотором роде «котом в мешке». Чтобы проверить, на что способен этот музыкант, необходимо потратить ощутимую сумму на покупку большого диска. В моем случае это было югославское издание Live in Europe – если что, пятнарик, плюс два цветных ню из журнала Lui, был такой французский аналог «Плейбоя».
Диск успел устареть, на страницах западногерманского «Музик-экспресса» полным ходом рекламировали Irish Tour ’74. Я, как всегда, катастрофически отставал от свободного мира.
Галлахер в окружении расфранченных семидесятников. Открытия года – Спаркс, Кокни Ребел, Кармен… и какой-то персонаж, похожий на сотрудника радио-ателье. Демократичный облик музыканта действительно подводил к мысли, что он сам делает гитары и колонки, постоянно что-то выстругивая и перепаивая. Но в голосе слышалась четкость начитанной личности, берущей дефицитными книгами за починку аппаратуры и перемотку датчиков.
Понятия «пауэрлифтинг» в ту пору не существовало, но в той легкости, с какою он навинчивал пассажи, успевая расставить акценты, виделся атлетизм жонглера-силовика. Не похожий на джазовую гладкопись Элвина Ли, чья популярность в Союзе была безоговорочной.
Так завораживающе долго и спокойно удерживать тяжеловесные сплетения струн, вспухающих до змеиного диаметра, умел Фредди Кинг. Более близкий Галлахеру, нежели Алберт, с которым он так эффектно соперничал на сцене. Впрочем, у каждого на сей счет могут быть субъективные впечатления, чья поверхностность всегда простительна. Слушая мастеров, мы улавливаем десятую часть того, что они, замыслив, воплощают в считанные доли секунды.
Фрагменты импровизаций Рори, как блюзовых так и свободных, можно было бы вмонтировать в композицию более строгого жанра, и они бы вписались, вросли в её структуру без коробящих швов. Диапазон его интересов был явно намного шире «квадрата» и трех аккордов.
Никогда не держал в руках синглы Taste, но вещи, выделенные отдельно, впечатляли подчас сильнее целого альбома. Такова Eat My Words в немецком сборнике новинок британского рока на лейбле Polydor. Одним словом – великое в малом.
«Помаши себе ручкой» – так называлась песня, записанная при участии Винсента Крейна. Долгое прощание – важный этап биографии любого артиста. Саморазрушение Галлахера продолжалось дольше, чем у многих его коллег и ровесников. Похоронен в конце двадцатого века – так, чисто технически, выглядит его эпитафия. Успел.
Почему-то гитарист, самозабвенно наяривающий под «минусовку» или караоке в лице делового партнера-вокалиста, напоминает посетителя кладбища, озабоченного тем, чтоб из могилы не выскочил его двойник. Не важно, кто проводит ритуал – звезда мировой величины или твой хороший знакомый.
Призрак Галлахера возникает за спиной и, дыша в ухо перегаром ирландского виски, подсказывает: а ведь в колонках-то я…
Разнообразие инструментов и жанров, которым успевал уделять время покойный, сближает его со множеством исполнителей, не близких ему на первый взгляд. В том числе и с хитовым дуэтом Gallagher and Lyle – чьи чудесные, но «чириковые» диски норовили всучить под видом побочной инициативы блюзмена Рори.
Не порывая с блюзом окончательно, Галлахер успешно внедрял интенсивное красноречие этого стиля в номера, адресованные «широкому кругу слушателей».
Сходным путем прорубали дорогу в будущее Линк Рэй и, конечно, Savoy Brown, шокирующий блюзовых пуристов кавером Smokie.
Названия отдельных песен говорят о рафинированных пристрастиях автора к литературе и кинематографу довоенного качества, несмотря на полное отсутствие элементов ретро в музыкальном оформлении этих сюжетов.
Инструменталист всегда немного старомоден, превосходя реализаторов нового мышления в плане техники.
Финишные альбомы Галлахера – не судорожная попытка, а спокойный эксперимент с целью что-то вернуть, от чего-то избавиться.
Долгие годы ему удавалось звучать сдержаннее Джонни Винтера и экспрессивнее Элвина Ли, не симулируя ни негативный шарм, ни море позитива, которым пропитаны памперсы слишком многих ветеранов рок-сцены.
Галлахер стимулировал себя не кефиром и медитацией, это заметно – артист явно на взводе.
Его необходимо выслушать, расставшись вовремя, но запомнив адрес заведения.
Человек в клетчатой ковбойке никогда не казался «поденщиком», играя музыку, начисто лишенную макияжа. Такое надоедает, но, как правило, временно.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
