Батя в любую погоду умывался во дворе. Танюшка забиралась с ногами на подоконник, испуганно-восторженно и счастливо взвизгивала, когда отец раздевался до пояса, включал колодезный насос и умывался под ледяной струёй. Тимке тоже нравилось, – до поздней осени они с батей вместе плескались. Но сейчас, когда снег – колючей сечью по батиным плечам, Тимка поёживался.
- Бать! Ты ж после душа? – пробовал удержать отца.
Отец шумно отфыркивался:
- Ну, да, – куда ж без душа после смены-то! Так это ж, Тим, совсем другое.
Батя зашёл в дом, внёс в тёплую комнату такой неповторимо родной, щемящий запах чистой снеговой свежести, смешанной с запахом угля и сухой полыни. Непостижимо, но запах угля тоже был частью этой чистоты и свежести. Отец долго вытирался, потом счастливо подбрасывал Танюшку: дочка постаралась, заварила ему чай с душицей и ромашкой. А Тимка всё же заметил: батя хмурится… Ждал, когда он оттает от Танькиного чая, расскажет. Отец и правда усмехнулся:
- На днях возвращаемся с кумом после четвёртой. Автобус решили не ждать, захотелось пешком до посёлка пройтись. Да… – батя подошёл к окну, чуть приоткрыл его, зажигалкой чиркнул. – Идём, значит, с Валеркой. – Отец затянулся, исподлобья взглянул на Тимку. – Мимо спуска идём, что на краю посёлка…
Тимка вспыхнул, с независимым видом уставился в учебник по литературе, хотя сейчас это совсем ни к чему было… Батя поинтересовался:
- Это – как? По времени – первый урок шёл, Тим. И, по-моему, у вас совсем не физкультура была.
Тимка отчаянно старался не встретиться с батиным взглядом:
- Да мы это!.. Мы вот это, бать… – Всё же пришлось посмотреть отцу в глаза: – В общем, бать, – так получилось.
Отец погасил сигарету:
- Плохо получилось. Рассказывай.
И Тимка рассказал, – о случайно услышанном разговоре в школьной столовой… О том, как неожиданно пропала Саша Тимохина… Как на уроке Инна Евгеньевна многозначительно вздохнула и сообщила куда-то в пространство кабинета литературы, что некоторые учителя математики уводят чужих мужей… ну, и отцов. Где ж девчонке пережить такое!.. Тимка немного подумал и рассказал бате и про букет в колее от колёс мотоцикла. Отец покраснел, быстро провёл ладонью по лбу и по глазам.
Тимка отчаянно оправдывался:
- Ну, мы и решили!.. Решили, что не будем ходить ни на алгебру, ни на геометрию, – раз она так с Сашкой! А ещё к олимпиаде готовились! Часами в кабинете математики просиживали. Сашка к ней домой ходила, – решать уравнения. А она – с её отцом!.. – Тимка помолчал, а потом неожиданно жёстко, в той своей давней, мальчишеской горькой обиде добавил: – Выходит, бать… Она – как мать наша. – Снова не смотрел на отца: – Мать Таньку бросила… и с другим. И эта… классная наша…
Иван тоже не смотрел на сына. Снова закурил, глубоко затянулся. Глухо сказал:
- Ты вот что… Мать не суди.
Тимка вскинул глаза, – Иван догадался, что мальчишка собрался горячо возразить ему. Брови свёл:
- Ну?.. Слышал?
Сын промолчал, но страшно вызывающе смотрел куда-то за окно…
А Инна Евгеньевна – вот это уже интересно!.. Мать вчера грустновато улыбнулась:
- Ты, говорят, переполох среди баб наших устроил. Антонина Данилина жаловалась.
Иван равнодушно отмахнулся:
- За языком пусть следит. А то – как у собаки хвост. Метёт им по посёлку, что ни попадя.
-Ты на них зла не держи. Про математичку эту… Александру, – они ж не сами догадались. Учителя и вынесли из школы. И баб завела Инка эта… что вечно волосы под солому красит. Цены себе не сложит! А о самой-то по посёлку молва, – как к Тимохину на День шахтёра приставала. Как встречает его за посёлком, когда он в Луганск едет, – у неё тут же дела в Луганске находятся… И ехать туда надо непременно с директором шахтоуправления, автобусы – это ж не для неё. Похоже, со зла Инка… от зависти, что директор не удостоил её… не уважил.
Иван покраснел: мужики в забое тоже не раз смеялись, что учительница литературы проходу не даёт Тимохину. А он – будто не видит!..
Утром Егорин подъехал к школе. Вошёл в учительскую… и оторопел: на столе, в простенькой вазочке, – розы… Розовые полураспустившиеся бутоны, – он их так старательно выбирал перед родительским собранием… Он узнал бы эти цветы среди тысячи других, – вон тот, слегка отогнувшийся лепесток… А потом он и сам не заметил, что розы упали на дорогу… Должно быть, – когда увидел директора шахтоуправления с такими же полураспустившимися бутонами, но только – в огромном букете… Судьба того огромного букета неизвестна… А бутоны, о которых Тимка рассказал вздрагивающим от обиды за отца голосом, стоят в вазе на Сашином столе – рядом с вазой Иван заметил стопку тетрадей по алгебре…
Глаза Инны Евгеньевны – в учительской она была одна – испуганно забегали: от этой шахтерни немытой чего угодно можно ожидать! Вон как уставился исподлобья…
Иван негромко спросил:
- Тёткам – ты? Про директора и Александру Андреевну?
Инна Евгеньевна попыталась изобразить гнев добродетельной праведницы:
- А что?!.. Про это все знают!
Егорин тяжело опустил ладони на стол перед Инной Евгеньевной:
- Ты, спрашиваю, языком своим сплетни размела по посёлку?
Инна Евгеньевна пролепетала:
- Я…я!.. Я ничего! Все говорят, что они с Тимохиным!.. Сашка и Тимохин! Все говорят! – Вдруг осмелела: – А ты дурак, Егорин! Какой дурак! Всё надеешься, что она от Тимохина к тебе, – с твоим-то выводком… отец одинокий!
-Тёткам расскажешь, что сочинила всё. От злости на Тимохина. Зря думаешь, что это тайна, – как ты пасёшь его у шахтоуправления… и за посёлком. А будешь детям на уроке – вместо того, чтобы про Чацкого…с Онегиным и Печориным впаривать, – если вместо этого будешь мести гадости, я тебе на помело твоё грязное наступлю, – при всех.
Вечером Тимке кратко сказал:
- Извинитесь перед учительницей.
Тимка молча кивнул. Сегодня возвращались с Сашей из школы… Она остановилась:
- Тим! Я всё ещё не могу поверить… что это было. – С надеждой нашла Тимкины глаза: – А, может, – не было?.. Того, что мне показалось, – не было?.. Тим!.. Разве могло такое быть? Мы же с ней… у нас же с ней, Тим!.. У нас же с ней алгебра – одна на двоих была… Я даже писать стала, как она – у неё буквы такие чёткие, красивые… Смелые какие-то, мне так нравится её почерк! – Горько, обескураженно призналась: – А отец уехал…
Егорин – единогласный командир. Наверное, с самого первого класса… Да пацаны и сами поняли, что по-детсадовски поступили, – с уходами с уроков. И девчонки виновато переглядываются…
А извиниться не получилось. После уроков 9-Б собрался за школой, не сговариваясь, пошли на край посёлка, туда, где за крутым спуском начиналась степь… Егорин сказал:
- Завтра, на первом уроке, чтобы все были. Алгебра у нас.
А больше и говорить ничего не надо было. Девчонки с пацанами обрадовались, – будто груз тяжёлый с плеч вдруг сбросили… На радостях стали толкаться, снежками бросаться… Кто-то решился на школьной сумке со склона скатиться, – аж до самой степи… И никто не заметил, что на них смотрит их классный руководитель, – их самая классная классная… Александра Андреевна стояла поодаль, улыбалась сквозь слёзы. А потом быстро пошла к автобусной остановке.
А утром оказалось, что вместо алгебры в 9-б будет биология. Мальчишки и девчонки растерянно переглянулись: сегодня же последний день во второй четверти!.. И урок алгебры – последний…
На литературе Инна Евгеньевна улыбнулась:
- После зимних каникул у вас будет новый классный руководитель. – Многозначительно оглядела притихший класс. Посоветовала: – Готовьтесь.
Славка Тальников застыл во внезапной догадке. Всё же недоверчиво склонил голову к плечу:
- Вы?..
-Поживём – увидим, – торжествующе заметила Инна Евгеньевна.
… Вареники с картошкой были совсем безвкусными. И жареный лук почему-то без запаха оказался… Сашенька подняла на маму глаза:
- А мы теперь так и будем,– без папы?.. А он там будет, – без нас?
А мама не называла её по имени… Просто доченькой звала… или – просто искала её взгляд, чтобы начать разговор…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Часть 16 Часть 18 Часть 19 Часть 20 Часть 21
Навигация по каналу «Полевые цветы»
