Почему преступления людей перед героиней Дюма не менее чудовищны, чем ее собственные преступления – перед людьми
Продолжение. Начало в материале «Атосово правосудие как образец неправедного суда»
«Вы трусы, вы жалкие убийцы! Вас собралось десять мужчин, чтобы убить одну женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!»
«Вы не женщина, — холодно ответил Атос, — вы не человек — вы демон, вырвавшийся из ада, и мы заставим вас туда вернуться!»
Это диалог Миледи и Атоса из сцены казни в «Трех мушкетерах» - самой гнетущей сцены в романе. И снова граф де ла Фер, устроивший суд Линча, бросается эффектными выражениями. Разве он – Господь или хотя бы священник, чтобы судить, кто демон, а кто – нет? Разве человеку, убивающему людей направо и налево, и не только по роду солдатской службы, но и забавы ради, судить о таких вещах? Если бы Миледи, действительно, была демоном, то голова слетела бы у Атоса, а не у нее.
Но даже с учетом того, что Атос употребил это слово в переносном значении, насколько этот образ соответствует реальности? Миледи, действительно, - исчадие ада в сравнении с другими людьми? Нет, она просто женщина. Незаурядная, но – женщина. Слишком умная, сильная, жестокая и хищная для заурядной женщины. Но в каких-то ситуациях – обычная, эмоциональная, обидчивая и злопамятная женщина, способная влюбляться или, по крайней мере, испытывать страсть, способная быть нежной и милой. Конечно, при всем при этом она – злодейка, преступница. Но неужто она уже родилась злодейкой, исчадием ада, чудовищем, как Дэмиен из фильма «Омен»? Разумеется, нет. Ее во многом СДЕЛАЛИ злодейкой. Сделали люди, чьи преступления против Миледи не менее, если не более чудовищны, чем преступления Миледи против людей. Однако же эти люди в произведениях Дюма либо не упоминаются, либо считаются в целом приличными людьми или жертвами коварства Миледи. С чего бы это?
Преступление брата лилльского палача
Прежде чем приступать к разбору преступлений людей против Миледи, еще раз попытаемся понять, кто она такая. Кем она была до того, как, образно говоря, вышла на тропу войны? Сведений на сей счет Дюма дает нам немного. Из романов «Три мушкетера» и «Двадцать лет спустя», а также из драм «Мушкетеры» и «Юность мушкетеров» известно, что ее отцом был англичанин Уильям Баксон. Исходя из этого, Шарлотта Баксон, по всей видимости, - ее настоящее имя, полученное при рождении. Мать Миледи была француженкой. Изначально семья жила в Англии, но после смерти мужа мать перебралась на свою родину, во Францию. Кем был Уильям Баксон, когда и при каких обстоятельствах он ушел из жизни, неизвестно. Во Франции мать отдала дочку в монахини Тамплемарского монастыря бенедиктинок: об этом, в частности, сказано в «Юности мушкетеров». Однако здесь у читателя уже возникают некоторые сомнения, тем более, что великий Дюма не всегда был последователен и точен в деталях своих сюжетов. Почему мать отдала девочку в монастырь? Потому что у нее не было средств на ее содержание и воспитание? Или по какой-то иной причине? Не логичнее ли предположить, что Шарлотта попала в монастырь после того, как мать ее умерла, и девочкой стала сиротой?
Далее - слово палачу из Лилля. «… Молодой священник, простосердечный и глубоко верующий, отправлял службы в церкви этого монастыря. Она задумала совратить его, и это ей удалось: она могла бы совратить святого.
Принятые ими монашеские обеты были священны и нерушимы. Их связь не могла быть долговечной — рано или поздно она должна была погубить их. Молодая монахиня уговорила своего любовника покинуть те края, но для того, чтобы уехать оттуда, чтобы скрыться вдвоем, перебраться в другую часть Франции, где они могли бы жить спокойно, ибо никто бы их там не знал, нужны были деньги, а ни у того, ни у другого их не было. Священник украл священные сосуды и продал их; но в ту минуту, когда любовники готовились вместе уехать, их задержали.
Неделю спустя она обольстила сына тюремщика и бежала. Священник был приговорен к десяти годам заключения в кандалах и к клейму. Я был палачом города Лилля, как подтверждает эта женщина. Моей обязанностью было заклеймить виновного, а виновный, господа, был мой брат!
Тогда я поклялся, что эта женщина, которая его погубила, которая была больше чем его сообщницей, ибо она толкнула его на преступление, по меньшей мере разделит с ним наказание. Я догадывался, где она укрывается, выследил ее, застиг, связал и наложил такое же клеймо, какое я наложил на моего брата.
На другой день после моего возвращения в Лилль брату моему тоже удалось бежать из тюрьмы. Меня обвинили в пособничестве и приговорили к тюремному заключению до тех пор, пока беглец не отдаст себя в руки властей. Бедный брат не знал об этом приговоре. Он опять сошелся с этой женщиной: они вместе бежали в Берри, и там ему удалось получить небольшой приход. Эта женщина выдавала себя за его сестру.
Вельможа, во владениях которого была расположена приходская церковь, увидел эту мнимую сестру и влюбился в нее, влюбился до такой степени, что предложил ей стать его женой. Тогда она бросила того, кого уже погубила, ради того, кого должна была погубить, и сделалась графиней де Ла Фер...
Все перевели взгляд на Атоса, настоящее имя которого было граф де Ла Фер, и Атос кивком головы подтвердил, что все сказанное палачом — правда.
— Тогда, — продолжал палач, — мой бедный брат, впав в безумное отчаяние и решив избавиться от жизни, которую эта женщина лишила и чести, и счастья, вернулся в Лилль. Узнав о том, что я отбываю вместо него заключение, он добровольно явился в тюрьму и в тот же вечер повесился на дверце отдушины своей темницы».
Первое, что бросается в глаза: активная роль в этой жуткой истории отводится только Миледи (буду называть ее самым известным ее именем) – на тот момент девушке, почти девочке, которой было максимум 16 лет, а то – и меньше (в 16 лет она уже вышла замуж за графа де ла Фер). Это юная девушка, по словам палача, совратила и погубила. Понятно, что в палаче говорят братские чувства, но все-таки: а ее сообщник – он, что же, был совершенным теленком, беспрекословно подчинявшимся Миледи? Умственно неполноценным? Напротив, он был взрослым мужчиной и, более того, священником. И вот этот взрослый, половозрелый пастырь вступил в интимную связь с почти девочкой. Во времена, о которых идет речь, понятие «совершеннолетие» имело гораздо большее значение в имущественно-наследственных вопросах, чем – в половых. Но есть вещи, суть которых не меняется в зависимости от того, какой год или век на дворе. Поэтому священник совершил по отношению к Миледи то, что сегодня называется совращением несовершеннолетних: это сексуальная связь взрослого человека с подростком, пусть даже – по обоюдному согласию. И на этом священник не остановился. Презрев все законы морали, общества и государства, презрев свой христианский долг, бросив церковь и паству, он пошел на воровство и обман. Был пойман и арестован, но бежал из тюрьмы, не желая принимать заслуженное наказание. И самое поразительное: воссоединившись со своей юной любовницей и скрывшись в Берри, устроился там священником! Как будто он не мог найти себе какого-то другого занятия!.. Нет, продолжая жить со своей любовницей, которую он выдавал за сестру, этот «расстрига» вновь решил изображать из себя христианского священника перед неосведомленными людьми. Похоже, мораль и не ночевала в душе этого человека.
И, наконец, он закончил свою жизнь, совершив один из тяжелейших для христианина грехов, - грех самоубийства. Вновь не нашел в себе душевных сил смиренно принять определенное ему даже не Богом, а людьми наказание. Так почему же, спрашивается, это Миледи совратила и погубила? По всем показаниям, так называемый священник погубил себя сам, а заодно подтолкнул совсем юную девушку на криминальную дорожку. Он в этой ситуации значительно виновнее Миледи. Всего этого кошмара не было бы, если бы он, как подобает взрослому мужчине и священнику, пресек план Миледи на корню и попытался излечить душу девушки со столь дурными наклонностями. Ведь в этом, в том числе, и заключается миссия пастыря. Удалось бы ему образумить ее или нет – это другой вопрос. Но одним святотатством и одним трупом в этой истории точно было бы меньше.
Страшные тайны детства
Но самое главное в истории со священником даже не все вышеуказанное. Главный вопрос в другом. Если 16-летняя или даже 15-летняя девушка могла так искусно и хладнокровно обольщать мужчин (священника, сына тюремщика), если она, по словам лилльского палача, могла совратить святого, значит, у нее в ее нежном возрасте уже был богатый сексуальный опыт. А откуда, спрашивается, он мог у нее появиться? Сама она, что ли, этому научилась? Вряд ли. Наиболее вероятная версия, которая мне представляется вообще единственной в этой ситуации: ее растлили. С учетом возраста Шарлотты на момент описываемых событий, возможно, растлили в детстве взрослые люди. То есть, не исключено, в отношении девочки совершили то, что сегодня называется педофилией. Когда и при каких обстоятельствах это могло произойти? В тот период, когда она была уже монахиней? Почему девушка так хотела сбежать из монастыря? Ведь священника она, судя по всему, не любила. Сбежала потому, что не хотела лишать себя светских удовольствий? Или была другая причина? Или растление случилось еще до монастыря? Может, оно и стало причиной отправки девочки в монастырь? Обо всем этом можно только догадываться. Но ясно одно: страшные тайны, которые скрывает детство Миледи (во всяком случае, детство в широком смысле этого слова), и есть корень того зла, которое поселилось в ее душе. Потому что все мы родом из детства. И люди, которые совершили против нее в раннем возрасте преступления (а без преступлений здесь однозначно не обошлось), надругавшись над ее телом и душой, не изуродовав тело, но искалечив душу, во многом и создали то чудовище, которым предстает Миледи в романе.
Граф де ла Фер по нынешним временам считался бы маньяком
Теперь о преступлении графа де ла Фер в отношении своей юной супруги. Здесь особо и объяснять нечего, как и в случае с судом Линча на берегу Лиса. Анализируя драму на охоте (почти как у Чехова), приходится, конечно, оставить на совести Дюма то обстоятельство, что граф впервые разглядел плечо супруги во всем его великолепии только спустя какое-то время после свадьбы. Не что-нибудь, а плечо. Что же получается: мужчина, потерявший голову от страсти, закрывший из-за этой страсти глаза на невнятное происхождение и бесприданность девушки, после свадьбы так ни разу и не видел свою юную жену обнаженной? Однако, как я уже говорил, великий писатель ради красоты сюжетного поворота нередко пренебрегал логикой и последовательностью в повествовании.
Ну ладно, речь сейчас не об этом. Итак, граф разрезав платье потерявшей сознание жены, видит у нее на плече клеймо воровки. После чего, вновь потеряв голову, на сей раз – уже от гнева (а Атос в молодости был экспрессивным прямо-таки до буйности), совершенно разрывает платье супруги. Спрашивается, а это еще зачем? Чтобы унизить свою жертву? Или искал на теле еще какое-то клеймо? Так или иначе, но он разрывает платье и вешает 16-летнюю девушку, полуобнаженную и бесчувственную, в лесу на дереве. А сам уезжает домой. Один. Он теперь в разводе. Вешает, полагаю, не за то, что девушка что-то там украла и была любовницей человека, которого выдавала за своего брата. Нет, граф вешает жену за то, что она не оправдала оказанного ей высокого доверия, оказалась неспособной соответствовать статусу графини де ла Фер и опозорила мужа на всю округу. Что скажут люди, когда узнают, что хозяин здешних мест со всеми их потрохами женился на воровке и распутнице?! Повесить ее немедля!.. Воля ваша, но к олицетворенному благородству, коим нам рисуют Атоса на всем протяжении трилогии о мушкетерах, подобный ход мыслей и подобный поступок не имеют никакого отношения. Отдавая должное храбрости, мужеству, уму, верности, нередко – великодушию и щедрости Атоса, приходится констатировать: одного вышеописанного поступка достаточно для того, чтобы не считать его благородным человеком. Благородные люди не вешают в лесу юных полуголых девушек. По нынешним временам, это удел маньяков и только. Но, делая определенную скидку на значительно более дикие нравы, царившие во Франции в начале XVII века, скажем так: в этой ситуации граф предстает практически хрестоматийным помещиком-крепостником, мучителем и душегубом («Граф был полновластным господином на своей земле и имел право казнить и миловать своих подданных»). Подобный образ, правда, больше принято соотносить с русской историей, нежели с историей просвещенной Европы. Но мало ли что принято.
Неудивительно, что такой человек, узнав спустя годы, что он недоповесил недостойную жену, подсуетился и организовал в ночи суд с отсечением головы и захоронением останков в реке. Тот страшный удар, который нанесла его гордыне Миледи, он простить не мог. Подчеркиваю: гордыне, а не любви. Любви у графа никакой и не было. В отношении любимого человека можно совершить безрассудный, некрасивый поступок, можно оставить любимого человека, не простить его. Но повесить любимого человека в лесу на дереве?.. Эх, ваше сиятельство, граф де ла Фер…
Преступления д’Артаньяна и Бекингэма
Перейдем к проступкам в отношении Миледи не столь чудовищным, как вышеприведенные, но однозначно низким. Один из таких проступков совершил наш любимый, дорогой наш д’Артаньян. Понятно, что у совсем молодого парня, приехавшего в Париж, гормоны разыгрались со страшной силой, понятно, что ему хотелось не только военно-бретерских подвигов и блестящей карьеры, но и, вполне естественно, плотских удовольствий. Тем не менее, с Миледи гасконец обошелся просто по-скотски. Во-первых, переспал с ней, прикинувшись другим мужчиной. Здесь опять же оставим на совести Дюма обстоятельства, которые помешали молодой, здоровой женщине, не слепой, не глухой и не в маразме, не отличить одного хорошо известного ей мужчину от другого. Что это за мрак такой царил в спальне Миледи?
Но вернемся к делу. Д’Артаньян совершил по отношению к Миледи то, что по сути своей несильно отличается от изнасилования. Ведь не отягощенные моральными принципами, но желающие во что бы то ни стало добиться своего мужчины, получив от женщины отказ в сексе или опасаясь его получить, либо насилуют женщину, либо прибегают к другим низким способам: например, к шантажу или обману. Д’Артаньян прибег к обману. Дважды. После ночи любви, полученной обманным образом, он еще и оклеветал графа де Варда, к которому воспылала страстью Миледи. Написал ей от имени графа хамское письмо. Чего стоит такой пассаж: «Когда придет ваша очередь, я буду иметь честь сообщить вам об этом». Миледи была тысячекратно права, когда сказала: «Дворянин не мог написать женщине такого письма...» Затем гасконец переспал с Миледи уже, так сказать, от своего собственного имени. При этом, клятвенно обещал убить ни в чем не повинного де Варда: собственно, за это д'Артаньян и купил ласки роковой женщины. Правда, к чести д’Артаньяна, убивать де Варда в угоду Миледи он, судя по всему, и не собирался. Вместо этого взял да и признался во всем своей любовнице: мол, это я тогда был в спальне у вас ночью, а не де Вард. Здорово придумал, правда? Видимо, гасконец полагал, что Миледи вместе с ним весело посмеется над этим розыгрышем. Или пожурит за шалость, но поймет и простит. Редчайший случай, когда про д’Артаньяна можно сказать: дурак. Даже если бы гасконец не узнал тайну Миледи, связанную с клеймом, он все равно в одну секунду стал бы ее смертельным врагом. И менее свирепые женщины не простили бы мужчине того оскорбления и того насилия, которое совершил д’Артаньян. Секс, полученный обманным образом, - это ведь тоже насилие.
Не исключено, что по-мужски низко с Миледи поступил и герцог Бекингэм. Известно, что она была его любовницей и наверняка терзалась из-за того, что он ее бросил. Недаром, одним из прототипов Миледи считается англичанка Люси Хэй, брошенная любовница Бекингэма, ставшая агентом Ришелье. Из романа мы не знаем, при каких обстоятельствах Бекингэм оставил Миледи. Но знаем, что герцог, не будучи монархом, был в тот момент в Англии блистательным самодуром с безграничной властью. Он мог делать с людьми и делал все, что хотел, нимало не заботясь об их чувствах и даже жизни. Чего стоит эпизод, когда вместе с прибывшим в Англию д’Артаньяном они во весь опор скачут в Лондон, и герцог сбивает с ног пешеходов («…Бекингэм даже не повернул головы — посмотреть, что сталось с теми, кого он опрокинул»). В самом деле, не останавливаться же ему и не поворачивать в сторону от того, что люди могут попасть под копыта его коня. Для него люди – мусор, как говорил Груздев Шарапову в фильме «Место встречи изменить нельзя».
К тому же, с определенного момента Бекингэм был страстно влюблен только в одну женщину – королеву Франции Анну Австрийскую. Все остальные женщины, получается, были для него в этой ситуации лишь физиологической надобностью или мимолетным увлечением. При этом, далеко не все представительницы прекрасного пола способны простить такое отношение к себе, поэтому убийство Бекингэма руками одураченного Фельтона стало для Миледи не только выполнением поручения кардинала, но и местью оскорбленной женщины. Хотя Фельтона, конечно, искренне жаль.
А судьи кто?
Все вышесказанное ни в малейшей степени не оправдывает преступления Миледи. Но оно показывает, что эта женщина – не только преступница, но и жертва. И неизвестно, чего было больше в ее короткой жизни: собственных преступлений или преступлений, направленных против нее. Но люди, совершившие преступления против Миледи, несут значительную долю ответственности и за ее злодеяния. Если Миледи в ее жизни растлевали, насиловали, обманывали, бросали, вешали, то вполне естественно, что от всего этого она могла очерстветь и озлобиться, если не осатанеть, потерять веру в доброту, благородство и справедливость людей, потерять веру в божественное заступничество и возмездие, решив действовать самостоятельно и всеми доступными ей способами («Мой бог? — сказала она. — Безумный фанатик! Мой бог — это я и тот, кто поможет мне отомстить за себя!»). Хотя, парадоксально, при этом она продолжает верить в Бога до последней минуты («Суеверная мысль поразила ее: она решила, что небо отказывает ей в помощи, и застыла в том положении, в каком была, склонив голову и сложив руки»). Но те, кто творил мерзости по отношению к Миледи, в романах о мушкетерах считаются, повторю, либо в высшей степени достойными, либо несчастными людьми. А всем злодейством, которое мог придумать и выразить талант Дюма, злодейством в чистом виде, демоническим злодейством в этой истории почему-то оказалась наделенной исключительно белокурая красавица Шарлотта Баксон.
Все фото взяты из открытых источников
