Алена Ивановна появляется на первых страницах романа: к ней идет "один молодой человек", для которого этот визит почему-то чрезвычайно важен. С недоверием та открывает дверь, и читатель видит "крошечную сухую старушонку, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками", с тонкой длинной шеей, "похожей на куриную ногу", на которую " наверчено какое- то фланелевое тряпье". "Старушонка поминутно кашляла и кряхтела". Пожилой человек, вызывающий жалость. Ее настороженность и недоверчивость понятны: одна в пустой квартире, пришел малознакомый мужчина... Есть только один оценочный эпитет - у нее "злые глазки". Однако эта слабая женщина строго спрашивает: "Что угодно?" - и решительно назначает цену заклада.
Автор называет ее "старуха" и "старушонка". Не "старушка", как говорят о добрых и милых, с лаской и теплотой. Почему это слово не подходит Алене Ивановне? Кстати, она сначала "коллежская регистраторша", а через две страницы - "коллежская секретарша". (С Федором Михайловичем такое бывает: сколько детей у Катерины Ивановны? Да и у Шекспира с возрастом Гамлета просто беда!) Думаю, все же "секретарша": коллежский секретарь - чин Х-го класса, а регистратор - последнего, ХIV-го.
Из разговора жены мещанина с Лизаветой, младшей сводной сестрой Алены Ивановны, и того, что "давно уже знал" Раскольников, ясно: "робкая и смиренная девка" находится "в полном рабстве", работает "день и ночь" и даже терпит побои от родственницы! Теперь "жалкая" Алена Ивановна предстает в новом свете: она обижает одну из "малых сих", добрую, кроткую, работящую и безответную, почти блаженную. Поэтому у нее "злые глазки"!
Выясняется, что герой, увидев Алену Ивановну впервые, "еще ничего не зная о ней особенного, почувствовал к ней непреодолимое отвращение". Такое бывает, например, при виде таракана. В разговоре студента и офицера в трактире прямо звучит: что значит "жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана..." Свое огромное состояние накопила ростовщичеством, давая за вещи вчетверо меньше их стоимости. "Я бы эту проклятую старуху убил и ограбил... без всякого зазору совести", - говорит студент. А богатство употребил на спасение тысяч безвинно страдающих. Офицер спрашивает: с а м убьешь старуху? - "Разумеется, нет! Я для справедливости..."
Похожий разговор уже известен из мировой литературы. В романе О. Бальзака "Отец Горио" (1835) главный герой Растиньяк, ссылаясь на Руссо (на самом деле это у Шатобриана), спрашивает приятеля Бьяншона: мог бы тот убить одним усилием воли, даже не выезжая из Парижа, какого-нибудь старого китайского мандарина и так сделаться богатым? "Наше счастье, - отвечает Бьяншон, - всегда будет заключено в границах между подошвой наших ног и нашим теменем, и стоит ли оно нам миллион или сто луидоров в год, наше внутреннее ощущение от него будет совершенно одинаково. Подаю голос за жизнь твоему китайцу".
"Одна смерть и сто жизней взамен - да ведь тут арифметика", - говорит наш студент. Вот так, в соответствии с "арифметикой", решается судьба Алены Ивановны. Она имеет свой процент от этой общей "арифметики", дающий ей богатство и удовольствие. Раскольников с ужасом думает: какой-то "процент... должен уходить...куда-то... к черту... чтоб остальных освежать... А что, коль и Дунечка как-нибудь в процент попадет!"
Такая "арифметика" вызывает его протест, а со студентом согласен! "Арифметика" Алены Ивановны не приносит людям добра. Теперь другая "арифметика" лишает ее права жить.
Вторая непосредственная встреча читателей с Аленой Ивановной - это последние мгновения ее земной жизни. Автор снова подчеркивает малый рост и жиденькие волосы, заплетенные "в крысиную косичку". Она парадоксально напоминает девочку! На ее беззащитное темя трижды опустился топор убийцы. Расчетливая процентщица, привыкшая всех держать в своей власти (контрастно своей субтильной физической оболочке), - просто часть чужого эксперимента. Ее последние слова: "Да что он тут навертел!" - конечно, относятся к плотно завернутому "закладу" Раскольникова, но, может, и к той "теории", которую он построил? Не случайно ему показалось "в ее глазах что-то вроде насмешки". Мелкая старушонка победила "гиганта мысли"! В сне Раскольникова, то есть в его подсознании, она хотя и беззвучно, но неудержимо смеется над ним, колотящим снова и снова ее по голове...
Алена Ивановна - в известном смысле, идейный узел произведения. Сколь велико мастерство писателя, если всего из двух непосредственных явлений ее читателю, двух разговоров о ней и одного сна возник такой объемный, неоднозначный и чрезвычайно важный для понимания романа образ старой процентщицы - палача и жертвы.
