Найти тему
Римма Раппопорт

Как и зачем школьники провоцируют учителей?

Михаил Щербаков пел: «Нет, я не жалуюсь, я, в принципе, привык, что мир бывает невнимательным и чёрствым…». Таким бывает и мир школьников. А я не жалуюсь, но…

Мне много раз приходилось видеть, как люди рассуждают об учительских привилегиях: короткий рабочий день (ага, мы вообще потом не придумываем до ночи уроки и не проверяем тетради), длинный отпуск. Но работа с подростками, какой бы захватывающей и интересной она ни была, требует огромных психологических затрат.

Наверное, самое сложное — найти баланс между броней и отзывчивостью. Новых учителей всегда прощупывают: больно — не больно, заденет — не заденет, засмеётся или заплачет? Особенно достаётся молодым. Почему дети провоцируют? Где кончается проверка границ и начинается буллинг?

Я попросила учителей рассказать истории о провокациях учеников, а подростков и молодых людей, не так давно окончивших школу, — о том, что они понимают под провокацией и почему порой выбирают такую линию поведения.

Давайте сначала, вопреки традиции, дадим слово младшим.

Провоцировать учителя — это:

  • «попытки «уронить» авторитет перед другими учениками, демонстрация неуважения, насмешки, неподобающие тон и речь»;
  • «то же самое, что и заставлять повышать голос, вступать в спор, не относящийся к уроку»;
  • «осознанно «гнуть» свою палку, понимая, что в данной ситуации я неправа, специально игнорировать спокойный тон, потому что «вот-вот начнётся шоу»;
  • «выводить на конфликт»;
  • «своим поведением, комментариями сбивать учителя с его плана урока, вынуждая приостановиться и сделать замечание или применить меры для прекращения источника провокации»;
  • «сознательно совершать глупости перед учителем»;
  • «сознательно нарушать установленные конкретным учителем границы, игнорировать его замечания, пытаться затянуть учителя в конфликт без причины, просто потому что хочется»;
  • «когда учитель считает свое мнение непогрешимым и единственно верным, а я в ответ пытаюсь подвергнуть его слова сомнению»;
  • «отказ выполнять просьбу преподавателя».

Кажется, мое представление о провокациях на уроке вполне совпадает с восприятием школьников. О причинах провокационного поведения подростки высказывались в ответах редко. В основном связывали его с несправедливым отношением учителя, авторитарной педагогической позицией.

Одна из опрошенных описала системные провокации, которые, судя по всему, больше походили на травлю: «…у нас в школе был учитель музыки, немного странный мужчина, а мы в 6–7-м классе <…> выводили его криками, постоянно пытались запутать и так далее. Весь класс себя вёл отвратительно: некоторые отмалчивались, боясь противостоять стаду, другие просто на ушах стояли».

Кадр из фильма «Ужасный Генри»
Кадр из фильма «Ужасный Генри»

Ярлык «странный» часто становится условной «причиной» травли, а рассказанное точно серьезнее ситуативных конфликтов между учителем и учеником на уроке: все на одного — это уже совсем другая история.

Иногда до буллинга не доходит, но остаются провокационные вопросы, связанные с нетипичностью педагога. Например, ученики Д. пародировали особенности его интонаций, жестов, фраз, сообщали ему, что он говорит не по-мужски, и сравнивали с другими учителями-мужчинами, которые, в отличие от него, могут наорать.

Почему-то историй обыкновенного обмена колкостями и выведения на конфликт в рамках приличий мне прислали мало. Наверное, коллеги поделились тем, что впечатлило сильнее остального. Не скрою, впечатлили их рассказы и меня, хотя это не так уж просто: когда-то одни мои ученики, торговавшие в свободное от учебы время алкоголем из «Дьюти Фри», прямо на уроке передавали друг другу бутылку водки, а другие на перемене потеряли в классе наркотики.

В начале карьеры А. замещала старшую коллегу: «По классу от задних парт прокатывался смешок, девочки, глянув в проход, отводили глаза, мальчики переглядывались с торжествующим видом. Я вздохнула, скомандовала себе: «Только не визжать!» — и шагнула влево. Теперь проход был виден. Я ожидала дохлую мышь, щенка, что-то шокирующее. А это оказался всего лишь «ёжик» из 20 презервативов».

Учительница по имени Регина рассказала, как оставшийся на второй год девятиклассник на занятии писал её имя, то добавляя через дефис рифму из области женской анатомии, то развлекаясь пейоративной редупликацией.

В первый год работы Н. достался подросток, постоянно мешавший на уроке, задававший вопросы не по теме, особенно о настроении преподавателя. Такие дети встречаются на пути каждого педагога, но ученик Н. всё-таки смог выделиться: «Как-то на уроке он отломал от старой парты приличную щепу и сидел, подняв её одной рукой, а головой крутя в другую сторону. Пока я писала на доске, ему её кто-то зажигалкой подпалил (сосед спереди, но я не знала). Поворачиваюсь: а там факел в руке…».

Были истории про одиннадцатиклассника, закурившего на уроке электронную сигарету, и про ребёнка, снявшего перед учительницей штаны, под которыми, к счастью, оказались физкультурные шорты.

Обращаясь к собственному школьному опыту, я вспоминаю, что помимо желания поконфликтовать с негибким учителем или вместе со «стадом» накинуться на учителя слабого, был и ещё один мотив — флирт. Полагаю, об этом откликнувшиеся на опрос подростки рассказать постеснялись. Зато не постеснялись учителя: многим из них такие ситуации запомнились надолго.

Кадр из фильма «Лето. Одноклассники. Любовь»
Кадр из фильма «Лето. Одноклассники. Любовь»

В основе части провокаций, видимо, лежит интерес к проверке сексуальных границ взрослых, но не слишком далеко ушедших по возрасту учителей. На втором году работы я то отшучивалась, то старательно не замечала мечтательных реплик в духе: «Вы мне снились», — и отвоевывала личное пространство в ответ на настойчивое «Я тут рядом постою». Впрочем, по сравнению с некоторыми историями коллег это детский лепет.

Н. рассказывает, что однажды объяснила детям принцип психологического айкидо: не возражать обидчику, а соглашаться с его словами. Один из учеников тут же проверил, как владеет этим искусством сама Н. и сообщил ей: «Вы доска!» Н. героически согласилась: «Да, я доска», — а мальчик принял поражение.

Другой коллеге семиклассник намекнул, что он нравится не только ровесницам, но и ей. А для закрепления эффекта и вовсе предложил потрогать кубики на его животе.

Со временем такие истории чаще становятся забавными байками. Но сохранять «педагогическое лицо» и вести себя правильно, когда вызывающие комментарии переходят черту и становятся больше похожи на домогательства, нелегко, а может быть, и не нужно.

Вот я поговорила с подростками и учителями, просится какой-то вывод. Но его нет. Просто приведённые истории — наши будни. И счастье, если удаётся остановить провоцирующего школьника шуткой, человеческой беседой или — в самом запущенном случае — вмешательством администрации.