Отца Яны разбудили всхлипы. Звуки определённо доносились со стороны кухни и, проснувшись, мужчина понял, что они перемежались жалостливым бормотанием. Илья отыскал в темноте настольные часы, отодвинул штору и, повернув циферблат к лунному свету, присмотрелся - два часа. За окном размеренной прохладой дышала ночь. Отвёрнутая к стене Татьяна мирно спала рядом. Кто же это? Должно быть, что-то случилось у Яны... Ох уж эти юношеские влюблėнности!
Илья встал и последовал на кухню впотьмах.
Дверь была отворена. За столом сидела в профиль фигура. Широкая покатая спина, ссутуленная от прожитых лет... руки скорбно обхватывают лоб... пóлы ситцевого платья неподвижно свисают со стула. Это была не Яна. Илья похолодел и ощутил, как на затылке встали дыбом волосы. Он сразу узнал эту женщину. Сотни раз она сидела за этим столом: готовила, читала газеты, думала о чём-то своём...
Его мама.
Сердце заколотилось у горла так, что Илья не мог и вздохнуть. Это невозможно, ведь его мать давно уже меҏтва!
Рука мужчины взметнулась к выключателю. Голова женщины резко повернулась к нему и лунный свет успел серебристо пробежаться по её волосам. Лампа вспыхнула и мать Ильи исчезла вместе со тьмой.
Илья потёр глаза, помотал головой. Образ матери так и стоял перед внутренним взором. Что за чертовщина? Кому скажи, у виска покрутят, решат, что тайный алкогóлик, а он к выпивке вообще равнодушен. Мужчину передёрнуло. Приснилось, должно быть. Показалось. Не зная, что и думать, он проверил комнату, где спали дети: обе на своих местах под тонкими простынями из-за жары. Бедняжка Лиза с перебинтованной гҏудью лежит строго на спине.
Илья лёг назад в постель. Долго прислушивался и стыдился той жути, что охватывала его ледяными волнами. А вдруг и правда мама? Вдруг она хотела сказать ему что-то важное, а он всё испортил? Обливаясь пóтом, он скомкал в кулаке простынь и придвинулся ближе к Татьяне. Взрослый мужик, а верит во всякую чушь!
Каждое утро Татьяна начинала с обработки дочериного шва, который располагался выше гҏуди слева.
— А если бы сердце проколола?! Вот уж ума нет, Господи! - причитала Татьяна, - чтобы я больше никогда тебя с ножом не видела, понятно? Пока замуж не выйдешь!
— Да, мама. Ай! Ай! - пищала со слезами Лиза. Антисептик обжигал раненую кожу.
В то время, когда Татьяна в огороде угощала Яну заговорёнными орешками, маленькая Лиза пыталась отрезать себе хлеб. Удобнее всего ей было делать это, прижав буханку к гҏуди. Она пилила, пилила... И не успела вовремя остановиться. В момент, когда Яна скрылась с угощением в сарае, лезвие ножа достаточно глубоко проехалось по коже Лизы (из-за жары она была в одних шортиках) и девочку пронзила жгучая бọль. Тут же хлынула кҏовь. Лиза выронила нож, хлеб и, схватившись за ҏану, начала истошно кричать, призывая хоть кого-нибудь на помощь. Прибежавшая мать на руках отнесла девочку до фельдшерского пункта.
— Не плачь, Лизочка, мама почти закончила, - сочувственно погладила её по плечу Яна.
Мачеха недовольно цокнула языком и метнула на Яну раздражённый взгляд.
— Не мешай. Лучше вон, пойди в прихожей пол вымети. Я там сахар случайно просыпала, забыла убрать.
Теперь, когда, как думала Татьяна, девчонка наелась орехов, можно больше не играть в хорошую тётю. Яна же не понимала, чем заслужила возвращение негатива по отношению к себе.
— Не надо ничего мести. Я сам убрал, - вышел из-за стены отец. Оказывается, он стоял у зеркала и причёсывался. Татьяна подпрыгнула.
— Ой! Как ты тихо вошёл!
Илья сел рядом с Яной и похлопал по колену дочь. Девушка заметила, что отец выглядит плохо.
— Не выспался. Что-то просыпаюсь часто. Мать снится... К себе зовёт, говорит, плохо ей без меня. Чёрти что. На днях даже померещилась мне на кухне.
Татьяна, стоя на коленях перед дочерью, как раз закончила с бинтами и осела на пол, как мешок с горохом.
— Стҏасти какие! К чему бы это? - выдохнула женщина.
— Кто знает! Эх!.. - махнул рукой Илья, - ерунда всё. Басни. Ладно, мне на ферму надо сходить, у нас новый работник, разъясню ему кое-что.
Отец стал переодеваться и Яна тоже засобиралась к подругам. В душу Татьяны закрались первые сомнения. Чего это бабка стала являться к Илье? Она не находила себе места: грызла ногти, то и дело посматривала на Яну. Наконец, решилась спросить:
— Яночка, скажи, а ты по маме случайно не скучаешь?
Ну вот, теперь она опять стала доброй!
— Нет.
— Совсем-совсем?
— Совсем. Видеть её больше не хочу.
Татьяна задумчиво пожевала губы и вышла следом за Яной в прихожую. Съела ли девчонка орехи? Почему не действует колдовство? Ведь таков был её план: заговорить орехи на то, чтобы Яна нестерпимо хотела вернуться к матери, чтобы жизни своей без неё не представляла. То-то и всего! Избавиться от меҏзавки раз и навсегда! Очень даже невuнное колдовство и чего ведьма так её отговаривала, непонятно.
За прозрачной занавеской от москитов было видно, как отец настраивает слетевшую с велосипеда цепь.
— А скажи, Яночка, понравились ли тебе орешки, которыми я тебя угостила? - проворковала со сладкой улыбкой мачеха.
— Орешки? - застыла Яна с сандалией в руке.
— Ну, ты же в сарай с ними пошла, забыла что-ли?
Ей ответил отец.
— Один орешек с наковальни я съел. Ну и гадọсть то была, я вам скажу!
Опешившая Татьяна ничего не смогла ответить. Илья запрыгнул на велосипед и выехал со двора. Яна же, чтобы избежать дальнейших неудобных расспросов, в один момент нацепила второй сандалий и убежала. Она заметила, как перекосилось лицо Татьяны, когда папа сказал ей про невкусный орех. Хорошо, что последний, расколотый, Серёжа случайно выронил в море.
Лето было в самом разгаре. Яна по полдня пропадала с ребятами на пляже. Водица тёплая, прозрачная. В ней морские звёзды и ежи, и небольшие крабы там, где скалы. Серёжа с другими парнями ловил креветок и они варили их вечерами на костре.
Отец изменился. Он становился задумчивее, рассеяннее и мрачнее. Как-то он взял старый альбом с фотографиями родителей. Ему не хотелось посвящать близких в то, что мать все настойчивее зовёт его к себе. Вот она, его старушка. Хорошей была женщиной. Что же происходит у неё ТАМ? Душу Ильи не переставали скрести чёрные кошки.
Лиза смотрела фотографии вместе с ним, а Татьяна слушала новости. Она надеялась, что раз Илья молчит насчёт матери, значит, всё прошло.
— А я знаю эту бабушку, - сказала девочка и указала пальчиком на мать Ильи.
— Ты не можешь знать, малышка, она давно yмеҏла.
— Нет, знаю. Я вчера проснулась после тихого часа в вашей комнате, а она лежит рядом со мной на кровати. Я спросила, кто она такая, а бабушка улыбнулась и попросила воды. Когда я вернулась со стаканом, её уже не было.
На этот раз похолодела Татьяна. Не только на голове, но и на всём её крепком теле встал дыбом каждый мало-мальский волосок.