На позиции Любава вернулась, когда Луганка уже дремала в заснеженных берегах, – почти незаметно катилась к Северскому Донцу, в полудреме, под звонким ледком, ласково журчала, прислушивалась к шелесту сухих купырей. От немногословного, сухого приказа Ковыля Любава растерялась: командир велел ей заменить Мальву на кухне. Взглянул хмуро, исподлобья, – так, что стало ясно: Любавины возражения он и слушать не станет…
Любашино сердце привычно заболело.
- Значит, никогда…
- Никогда, Люба. В твоей весне не я должен быть.
Вспомнила их разговор с командиром, – ещё тогда, осенью. А сейчас… Люба прислушалась к боли: она словно таяла, становилась лишь отзвуком, – уже и не болью была… а просто воспоминанием о ней.
Когда Любаву выписали из больницы, её встретил Денис Лазорин. Люба вышла на крыльцо, зажмурилась и даже чуть задохнулась от морозного воздуха… И от незваного счастья, в котором и хотелось, и не хотелось признаться себе, – что встречает её этот бывший двоечник… Люба тут же постаралась убедить себя, что светлая эта радость – просто напоминание о первой педпрактике, вообще, – о неповторимо счастливом времени… Ну, да, – Денис тоже из того времени. И всё. А тогда – почему так хочется смотреть в его синие, будто потемневшие глаза? Почему хочется, чтобы он так и держал её руку в своей сильной и бережной ладони?..
А Денис застенчиво, несмело улыбнулся, – будто сроду не был первым поселковым хулиганом и вечным двоечником в школе:
- А у тебя волосы отрасли. Можно косички заплести.
Люба заносчиво убрала руку из его ладони, поспешно затолкала и правда отросшие волосы под шапку:
- Сама знаю!
А хотелось и правда, – заплести косички… Чтобы он смотрел.
А он рассказал, что был в посёлке, у Марины, жены Ковыля. Любава приостановилась, с любопытством взглянула на него:
-Так ты и правда!.. Ну… унаследовал от своего прапрадеда?..
Денис безразлично пожал плечами:
- Ничего я не унаследовал. Я вообще в это не верю. А батина бабуля как-то говорила, что унаследует… ну, всё это дело… тёмное, – обязательно девчонка. Так в роду – по отцовской линии – считалось почему-то. А девчонок-то и не было, – пацаны одни. У бати с матерью первая девчонка родилась, Полинка. И то, – в составе двойни, с Матвеем вместе они родились. А батя и не узнал, что они родились, за полгода до того в шахте погиб, он горноспасателем у нас был. И малые погибли ,– оба, и Полинка, и Матвей… Вот и всё наследие.
Снова задумчиво и ласково улыбнулся:
- А у них, у Ковыля и Марины, весной двойня родится, – вот увидишь.
- Так, выходит, ты всё-таки знаешь?..
-Выходит, знаю, – вздохнул Денис.
В отряде Любава незаметно приглядывалась к командиру. И ей почему-то казалось, что Лазорин не ошибается…У командира и его Марины обязательно двойняшки родятся!
И она стала беречь командира… Ну, по крайней мере, – чтобы куртка всегда сухая была… И чашку чая, если он на минуту заходил, – Любава специально для него заваривала высушенные листья земляники и добавляла земляничное варенье: они с Мальвой ещё летом сварили несколько баночек… Честно говоря, – для него собирали ягоды и варенье варили… Валерий благодарно брал чашку из Любиных рук, немного виновато оглядывался на Лазорина.
А Лазорин счастливо соглашался с этой чашкой чая для командира… Потому что всё остальное – кроме чашки чая с земляничным вареньем – было у него. Кроме чашки чая, – у него была она, Любаша, Люба… Любовь Алексеевна, которая в том, другом времени, когда-то поставила ему красивую, аккуратную единицу в тетради для контрольных работ по алгебре, – под его признанием в любви…
Вьюжной февральской ночью встречали колонну машин с гуманитарным грузом для Республики. Отряд Ковыля располагался в крошечной деревне, – здесь уцелели всего несколько домов, да и те давно пустовали… Зато можно было топить печку: Мишка с Денисом нарубили дров, – на всю зиму!
Неделю назад Мишка отвёз Мальву к своей матери, в посёлок на берегу светлой речушки Ольховки. Мальве очень не хотелось уезжать из отряда… И сама удивлялась: оказывается, она – послушная жена… Муж сказал, – поедешь домой… Всплакнула, конечно, на подружкином – Любавином – плече… Застенчиво, почти неслышно, будто одним дыханием, не словами, – поведала Любаве тайну: у них с Мишкой летом ребёночек родится… Вот, Люб, пятый месяц!.. И Мишка сам сказал: сына назовём Валерием, – в честь командира!
В отряде Любава осталась одна… И командир всё чаще хмурился… Хотя мужики наперебой… и в то же время – совсем ненавязчиво, даже немного неотёсано, по-шахтёрски, заботились о ней. Заярный, котяра, – Баааюн, твою!.. – всё же не удержался, аж Пушкина припомнил:
-… Помири нас как-нибудь!.. Одному женою будь… Прочим – ласковой сестрою…
Под свирепым взглядом Ковыля пролепетал:
- Да я ничего, командир! Ничего я!.. Просто – поэзия! Классика! Это же Пушкин, командир! О царевне… и семи богатырях!
Малахов предупредил:
- Смотри, богатырь… Ольга твоя узнает, – в момент отобьёт весь интерес к классике!
А когда этой февральской ночью бойцы вернулись в деревню, – колонну сопровождали до самого Луганска, – Любава вышла на крыльцо: в доме ночевала она одна. Мужики располагались в летней кухне и в соседнем, тоже почти уцелевшем доме. С Лазориным они только встретились глазами… И он так и остался во дворе, курил у плетёной изгороди, что отделяла двор от огорода, – пока мужики не разошлись спать. Окна в доме не светились, но Лазорин и так знал, что Любава ждёт его…
Она и правда шагнула ему навстречу, когда он вошёл… А он – сказано, двоечник и хулиган!.. – на руки её поднял, без разрешения… Она хотела ему об этом сказать… но было так хорошо, что Любава просто прикрыла глаза, когда он бессовестно нёс её в спальню… Пыталась остановить его руки, когда он снимал её старый тёплый свитер… И тут же прижимала его ладони к своей груди, а он вдруг стыдливо замирал: маленькая какая!..
А Любава и улыбку сдерживала…и слёзы: мальчишка совсем! Нахальный, но – мальчишка!.. Так видно, что… впервые у него!
В комнату падал тусклый свет уличного фонаря, и она любовалась Денисом: большой такой, сильный! И когда вырос, – девятиклассником недавно был! И… как хотелось ей – этого мальчишку, только его! А он ласкал неумело… и тоже хотел, Любава знала, – только её!..
Его волосы до сих пор пахли снегом. И ещё чем-то, – совсем мальчишеским, несмотря на запах сигарет и дизельного топлива. Любава прижалась к его груди:
- Ты и сейчас считаешь, что я… – твоя учительница?
А он – вот двоечник! – нахально ответил:
- Я и тогда так не считал. Я сразу влюбился в тебя. Я и тогда знал… что когда-нибудь у нас с тобой это случится…
И она больше не могла ждать, когда он, такой смелый… Взяла его ладонь… Чуть слышно застонала от сладости. И всё же ждала его силы, – упрямо сжимала колени, хотела, чтобы он сам… Ну, раз вырос!..
Потом прислушивалась к его ошеломлённому дыханию, касалась губами повлажневшего лба. Прошептала:
- Понравилось?..
Он целовал её шею… и в этом его дыхании она расслышала:
- Я ещё хочу…
На рассвете, что называется, нарвался Лазорин… Только на крыльцо вышел, зажигалкой чиркнул в ладонях, поднял голову… У летней кухни курил командир, – давно, видно…
Помолчали. Потом Ковыль негромко сказал:
- Ты вот что, Лазорин. Неделю вам с Любой… с Любавой, – чтобы расписались.
Лазорин вскинул ладонь к виску:
- Понял, командир! Я ей так и сказал!
… В начале марта Марина родила сына и дочку. На линии разграничения – короткое затишье. Заярный ввалился в дом, горделиво подмигнул:
- Хорошо, когда везде – свои люди! Тут рядом, за Луганкой, у меня Ольгин крёстный живёт. А самогонка у него, – я ещё с нашей с Олькой свадьбы помню! Давайте, мужики, – за Валеркиных двойняшек! За сына и дочку, за Тимофея и Анну!
Лазорин незаметно пожал руку командира:
- Вернулась…
Валерий понял: вернулась, – как и обещала ему, отцу… И не одна, – с братом. Маринка серьёзно сказала:
- Через год я тебе ещё рожу… Сына или дочку.
И снова в отряде была свадьба. И снова невеста – в камуфляжной форме… Зато – с отросшими косичками. И сердце у командира сжималось от жалости: вам бы, красавицы мои, – свадебные платья! Самые красивые! Но вы и так, луганские наши девчонки, самые красивые на свете! И в платьях, и в камуфляжной форме, – самые красивые и родные!
… Сколько лет сумасбродно отмерила себе гражданская война на Донбассе, – неизвестно. Вот только не в силах она остановить ни любовь, ни рождение детей. У Мальвы с Мишкой летом Валерка родился. Михаил тут же заявил, что у мальчишки должна быть сестра, – чтоб было, кого беречь и защищать, чтоб мужиком рос! Мальва счастливо согласилась.
А в декабре Валерий и Мальва крёстными стали: в храме Апостола Андрея Первозванного крестили Андрюшку, сына Лазориных. Мальва прямо цены не могла себе сложить: теперь она – кума командира!..
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»