До села оставалось совсем немного, буквально метров триста, когда Кате вдруг страшно захотелось искупаться, лечь на чистую, быструю воду, чтобы она подхватила ее на свои упругие крылья, обняла, освежила, успокоила. Катя не понимала что с ней, почему так темно и смутно у нее в душе, у неё было такое ощущение, что она должна что-то вспомнить, но оно, это душное и тяжелое не вспоминалось. Вдруг решившись, она повернула к реке, спустилась по узкой тропке к воде, стащила через голову легкое платьице и прямо в трусиках и лифчике рухнула в воду, радостно взвизгнув, потому что вода оказалась холодной и пузыриcтой, как ситро. Плавала Катя по-мужски, просто как рыба и, отмахав, наверное пару километров, повернула назад. Против течения плыть было тяжело, да и устала она, поэтому, увидев ствол старой ивы, наполовину утонувший в воде, но наверху гладкий, отполированный ветрами и солнцем, направилась к нему. Зацепившись обезьянкой за толстую ветку, она подтянулась, залезла на иву, уселась на стволе верхом и, как заправская русалка отвела ветки, выглянув из зарослей. И сразу нырнула назад, скатилась в воду, спрятавшись в кустах - на берегу, прямо на песке, сидела Лизка, а перед ней, опустившись на корточки, глядя на невесту растерянным и жалким взглядом - Денис. Лизкино бордовое, как будто распаренное лицо было опухшим и злым, она нервно рвала на мелкие кусочки стебель какой-то травы и всхлипывала. Катя не хотела прислушиваться, но лёгкий ветерок доносил слова Дениса, и не услышать, что он говорил она не могла.
-Прости, Лиз. Ну, я не знаю, как мы будем жить с тобой, не люблю я тебя. Не будет у нас жизни, пойми ты это, всегда она будет стоять у меня перед глазами, не смогу я её забыть.
Лизка бросила травинку, вскочила, толкнула Дениса в грудь, и он чуть не упал навзничь, с трудом удержался, упершись руками в песок
-Не сможешь? Сопливку эту, школьницу вчерашнюю? Хорошо хоть выпускной отыграли, а то бы так в школьном платье её в кровать к себе уложил. Ей восемнадцать хотя бы есть? Или нет? Ты знаешь, кстати, что она хвост задрала перед Иваном этим, братком твоим приезжим? И как я согласилась свадьбу отложить, все мамка со своими болезнями! Она, дрянь, поправилась, а я без мужа осталась.
Катя слушала её крики, ежилась от холода, понимая, что выйти ей сейчас из воды - устроить совсем беду - и терпела. Думала, как бы тихонько поплыть дальше, да ведь незаметно не получится, за ивой целых пару метров голого берега, не кусочка, ни камыша. Видно будет, как на ладони.
Денис поднялся, стряхнул песок, виновато улыбнулся.
-Лиз, если она только бровью поведёт, я уйду к ней. Только чуть поманит. Так честнее, что я тебе это сейчас говорю, чем потом, после свадьбы.
Лизка почти бегом понеслась по тропке к селу, Денис вздохнул, поплелся следом. Катя, трясясь, как осиновый лист, вышла из воды, села, сжавшись в калачик, на солнышке, стараясь унять дрожь.
…
Когда она зашла в дом, бабушка сидела за столом, сметывала наволочку, и в тускловатом свете единственной лампочки казалась маленькой, нереальной и очень одинокой. Она подняла глаза, укоризненно покачала головой.
-Явилась? Взрослая стала, сама себе хозяйка. Ходишь до ночи, никого не спрашиваешь. Замуж тебя Катя надо отдавать, больно ты мудреная становишься. Жизнь себе сломаешь своей премудростью. Боюсь я.
Катя устало присела рядом, погладила бабушку по руке, прижалась щекой к плечу
-Устала я, баб. Больше в Бобылевку не пойду, здесь работать буду, в совхозе. А то придумала, в магазин меня. На поле буду, легче мне так.
Бабушка вздохнула, вытащила шпильки из узла густых Катиных волос, позволила им свободными волнами струиться по её худенькой спине, прижалась к их влажному шелку лицом.
-Опять плавала, рыбка моя. Не люблю я, когда ты в реку лезешь. Страшно мне. Давай простоквашки плесну, поешь с хлебушком.
Пока Катя уплетала пышную горбушку, вкусно прихлебывая простоквашу, бабушка молча разглядывала внучкино лицо. Красивая стала, взрослая почти. А все дитё…
-Иван приходил. Искал тебя, билетами какими-то тыкал. Говорил, хочет тебя в райцентр, в театр отвезти. Пойдёшь?
Катя, почувствовав, как что-то горячее ожгло ей внутренности, покачала головой.
-Нет, баб. Не пойду…
…
Катя уже почти засыпала, когда кто-то невесомой ладошкой погладил её по лицу. Напротив окна, просвечивая насквозь, стояла женщина. Коротко стриженная, совсем бестелесная, прозрачная, она смотрела грустно, с тихой тоской.
-Видишь, Кать. Скоро я истаю совсем, исчезну. Правда есть надежда, что я вымолю прощение, они оставят меня здесь. Может, заново жизнь проживу. И тебя прошу - останься. А то станешь как я - просто отражением кого-то несущестующего. Никем…
Кате стало очень страшно. Она, конечно, читала про привидения, но считала все это выдумкой, красивой и поэтичной. С ужасом зажмурившись, она дочитала до десяти, но когда открыла глаза, женщина не исчезла. Она напоминала кого-то Кате и, присмотревшись, она - поняла - кого.
-Ладно, не напрягайся. Маленькая ты ещё такое понимать. Просто послушай меня, поверь мне. С Иваном не встречайся. Беда будет, страшная беда. Помни это.