Сергей видел, что дедов первак для командира – что вода из степной криницы: ни в одном глазу это называется… Значит, и боль Валеркина ничуть не утихла. Заярный вышел во двор. Мелкий и не по-летнему колючий дождь упорно обещал холодный рассвет. Сергей закурил, мельком взглянул на промокшие Любавины волосы. Вздохнул, пожалел девчонку: смотрит дерзко, а в серых глазах мольба всё равно не прикрыта… Сергей чуть усмехнулся: да никому я не скажу, Любаша-Любава!.. Только не выйдет у тебя ничего. Знаю, что рукой своей хочешь снять его боль… Я вот тоже хотел: хороша самогонка у деда Степана, думал, что хоть чуть-чуть отойдёт командир… А он – будто и не пил.
Баюн – он и есть Баюн: не сдержался:
- Вымокла вон вся!.. Зашла бы, – что ж под дождём-то… Погреешься. А я спать. – Сергей приподнял ладони, дал понять, что ничего и никого не видел, и вообще, завтра ничего не будет помнить.
Так и было, – не первак словно, а криничная вода. Валерий сам чувствовал, что не пьянеет. Голова только потяжелела… Он прикрыл глаза, – желая и боясь забытья: знал, что снова увидит свою красавицу, так быстро, непостижимо повзрослевшую Катюшу, увидит её в белом свадебном платье… И забытье это будет одним мгновением, и он вернётся сюда, на позиции, а дочка останется там, где она совсем неожиданно выросла… и стала невестой, – самой красивой…
Не заметил, как вышел Серёга. Кто-то положил ему на плечо ладошку, – удивительно невесомую, но он всё равно почувствовал её. Любава?.. А ладонь уже тихо ласкала его волосы. Расслышал негромкий голос:
- Валерий Александрович, идёмте… я помогу Вам.
А он усмехнулся, нашёл глазами полупустой стакан, долил – через край – самогонки из бутылки. В два глотка выпил. Всё же на секунду снова прикрыл глаза, поднялся. Легко взял на руки Любашу…
В горьком счастье взлетело её сердце… Она обняла командира, от стыда закрыла глаза. Малая эта, Мальва, своей отчаянной выходкой, – когда улеглась на диван, где собирался прилечь Валерий, – подсказала Любаве то, на что она решилась сейчас.
Перед недавним стрелковым боем Любава случайно услышала, как Ковыль вполголоса отчитывал Заярного: Сергей вернулся на позиции с рассветом, – в деревне был…
- У Таньки?.. – не так спросил, как догадался командир.
Невыспавшийся Серёга смотрел вызывающе, – был готов защитить своё короткое, но такое сладкое и желанное счастье:
- И что?..
Ковыль вспыхнул:
- А то, что отправляемся встречать и сопровождать колонну с гуманитарным грузом! А тебя шатает вон… как поганую былину под ветром!
Сергей виновато захлопал глазами:
-Так я ничего, командир! Справимся, не впервые! – Признался: – А Татьяна… она же мне сил придаёт!
Валерий выматерился:
- Вижу, чего она придаёт тебе! Дойдёт до Ольги твоей, – бой за Луганкой тебе сказкой покажется!
А Заярный в тот день и правда летал… Любава в своей неясной девичьей догадке краснела: видно, и правда… ну, ночь у Татьяны добавила сил Сергею… И от мыслей своих краснела, – тогда впервые подумала, что, может, не такая уж дурёха Мальва…
Они с Машкой проревели всю ночь, когда узнали, что у командира дочка погибла, – прямо в песочницу долетели осколки снаряда… Знали, что жена его – словно не в себе с того дня. И серебро ковыльное заметили в его густых волосах. А командовал он – как обычно. Только, случалось, во время боя опускался на траву, прикрывал глаза ладонью… и будто на какой-то совсем неуловимый миг переставал видеть и слышать всё, что происходит в степи за Луганкой.
Может, права Машка… и Валерию тоже надо такое мимолётное счастье… Любава решалась…и боялась, – самый обычный девичий страх: у них с Игорем… хоть и было уже всё, но было… ничем другим, как ожиданием боли… Люба закрывала глаза, чуть заметно вздрагивала… Уже не было больно, как первый раз, но ту боль Любаша не могла забыть. Скрывала от Игоря, что ей страшно: он этого так хотел… и она чувствовала, что ему нравится, поэтому отважно преодолевала свой страх. И… ждала, когда… Ну, девчонки рассказывали, как… хорошо… Ждала… и так хотелось узнать как это… хорошо. Но так и не дождалась…и не узнала: Игорь погиб, когда они были на педпрактике в лагере.
По девичьи, по-женски понимала, что мужчинам это надо. Значит, и ему, командиру, надо… Дочку ему рожать, как Мальва собиралась… – для Любавы это было просто неприкосновенным. А сегодня ждала под дождём, когда Заярный уйдёт… и в летней кухне Валерий останется один… вдруг поняла: хочу… ой, как хочу! – родить от него ребёночка!.. Взмолилась: пусть так случится! Он никогда об этом не узнает. Если случится, она тут же уйдёт из отряда… А счастья большего не будет. И не надо ей большего счастья…
Они вместе лежали на узком диване. Валерий прижимал её к себе, – чувствовал, как дрожит она от холода… Её влажные волосы пахли свежестью Луганки, горьковатой прибрежной мятой… А он помнил, как виднелись сквозь майку её круглые соски… Она замерла, когда он стал ласкать её грудь… а потом ладошка её несмело легла ему… И, почти не справляясь со своим желанием, чувствуя, как сильно бьётся под её ладошкой… он потянул вниз её брючки, прикоснулся к тёплому животику… и огрубевшей ладони его так хотелось дотронуться до трепетной-трепетной её нежности, беспомощной, беззащитной перед его силой, перед его желанием… А в висках горько и счастливо застучало:
- Девчонка… Девочка…
Ладонь его ещё ласкала её животик… а он тихо касался губами её волос… Любава неслышно заплакала. Не сбылось…
А Валерий закрыл глаза… Его необъяснимо повзрослевшая Катюшка – в свадебном платье – грустно улыбалась ему из какой-то туманной дали…– вот как сегодня на рассвете, когда гремел стрелковый бой, затаилась Луганка под низкими тучами, спряталась в непроглядном тяжёлом тумане… Катюша?.. Или девочка эта, Любаша-Любава… что дрожит от холода… или от его ласк, от его желания, – или это она видится ему в белом свадебном платье… В горьком ожидании своей так и не состоявшейся свадьбы… Девчонка, девочка!.. Валерий теперь знал, какими они, выросшие девочки, бывают лёгкими, почти невесомыми… когда ты на руках несёшь её к дивану…
Он ещё прижимал её к себе, и она с такой откровенной, отчаянной надеждой касалась своими коленями его брюк… а он чуть слышно прошептал:
- Маленькая моя…
Валерий поднялся. Чиркнул зажигалкой, – время посмотреть.
- Ты оденься. И поспи, – с зарёй выдвигаемся на Станицу.
Она нашла его руку:
- Не уходите.
- Не уйду. Покурю только.
Любава повторила:
- Не… уходите…
И он спрятал сигареты, наклонился к ней, поцеловал. А она и во сне всхлипывала, – горько так…
… Марине не хотелось просыпаться. Потому что – когда проснёшься, видишь в затуманенное окно старый террикон… А за ним, Марина знает, маленький, крошечный холмик… Анютка рассказывала, как соседский Ромка положил на холмик букетик ромашек… и плакал, ладошками гладил холмик. А когда спишь… Не спишь, а идёшь к этому туману, что стелется на всю степь… и из него приходит их с Валерием Катюшка, – совсем повзрослевшая, в свадебном платье… Или это в тумане, в совсем белом тумане кажется… что Катюша в свадебном платье… А она там, под холмиком с Ромкиными ромашками… со своей куклой, что папа из Луганска привёз…Марина снова проваливалась в сон, улыбалась, ждала, когда увидит Катюшу…
Верочка Лужкова, медсестра, Маринина одноклассница и Катюшкина крёстная, плакала и осторожно тормошила Марину:
- Мариночка! Хорошая моя, сможешь идти?.. Давай, – потихоньку… В бомбоубещище надо, – снова лупят по посёлку из «Града»…
Марина не хотела открывать глаза… А Катюша уже уходила…
… Технику к Станице перебросили с рассветом. Ехали в кузове, под тентом. Валерий смотрел на девчонок. Маша заботливо обнимала подругу, и обе склонили головы на плечи друг дружке… Ковыль тихо приказал Серёге, что на весь кузов базарил про былой рынок в Станице Луганской:
- Заткнись. И сигарету выброси, – ну?!.. А то сейчас всю пачку… к… За борт.
Надымил тут… А девчонки спят.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»
