В храме было на удивление тепло и очень тихо - так, что даже немного звенело в ушах. Служба закончилась, по деревянному, до блеска натертому воском полу бесшумно, как мышки скользили две маленькие бабуси в тёмных платочках, собирали свечки, протирали что-то то там, то здесь, складывали в корзинки муку и сахар с крошечного столика. Моё появление их совершенно не смутило и абсолютно не заинтересовало, и только когда я направилась напрямик к алтарю, мышки зашебуршились, одна из них мелкими шажками подскочила ко мне, худенькой щепотью ухватила за рукав, укоризненно охнула.
-Куда ж ты, милка. Нельзя туды, детка, мирским. Тебе к батюшке?
Я хотела было что-то сказать, но не успела, из алтаря вышел батюшка и у меня возникло ощущение, что он заслонил собой свет. Огромная мощная его фигура выплыла, как крейсер, и, наверное, подавила бы меня своей мощью, если бы не добрая, почти детская улыбка, от которой ласковый свет пролился в сумрачном тепле храма. Такая знакомая улыбка...
Я как-то враз забыла, что передо мной священник, подскочила к Володьке,заверещала радостно, но он чуть отстранился, отодвинулся даже, положил мне руку на плечо, и я опомнилась.
-Извините, батюшка. Я не хотела.
Володя отпустил меня, чуть похлопал по руке, ласково сказал.
-Рад видеть тебя, милая. Не ожидал в нашем захолустье. Хотя, ты способна на такое, не изменилась совсем, вижу. Ты к нам в дом иди, там матушка тебя чаем напоит, она сегодня плюшки с маком пекла. А я в город сегодня, уж прости. Праздник грядёт, занят больно.
Я не успела оглянуться, как одна из мышек утащила меня во двор, протянула по широкой, хорошо очищенной от снега дорожке к нарядному деревянному домику, подтолкнула к резному крылечку. Я чуть тронула дверь и оказалась в сенях - светлых, чистых, с начищенными до белизны деревянными лавками с расставленными на них бочонками с соленьями. Небольшие окошки с ситцевыми занавесками пропускали скудный желтоватый северный свет, и от него пучки сухих трав, развешенные по стенам казались янтарными.
Я тихонько поскреблась в дверь, потом толкнула её. В комнате тоже были лавки, на одной из них сидели два совершенно одинаковых мальчугана в тёплых рубашонках и штанишках, заправленных в валенки, по полу, вернее по растеленному одеялу ползала толстенькая девчушка в чепчике. Худенькая женщина в плотно и строго повязанном светлом платочке обернулась, немного смущенно прикрыла рукой большой круглый живот, улыбнулась.
Даша была почти неузнаваема. Какой-то особый свет, нежный, ангельский освещал её лицо, подсвечивал изнутри совершенно юную кожу и она казалась фарфоровой.
-Господи. Святый. Глазам не верю. Откуда ты, солнышко? Проходи скорее.
Мы долго разговаривали с Дашей. Она мне рассказала, как она служила горничной в одном богатом доме, недалеко от семинарии, как боялась даже глянуть на своего любимого, как пряталась от него, лишь бы не доставить ему даже малейшую боль. И как чуть не умерла от горя, узнав, что её Володя заболел так тяжело, что жить ему оставалось считанные месяцы. И как она пробралась в больницу, в которой он лежал, устроившись туда санитаркой. И как дежурила около его кровати ночами. И как он умирал....
В этом месте своего рассказа, Даша сжала виски тоненькими руками, даже застонала от ужаса, подняла на меня глаза, огромные, как блюдца, блестящие от сдерживаемых слез.
-Они меня выталкивают из палаты, кричат, что он умер, пихают к дверям. А я цепляюсь за стулья, двери, и вдруг на меня, как озарение!!! Сила - то какая откуда - то взялась, я оттолкнула всех, раскидала просто. Упала на колени, потолок, как будто разверся, а оттуда строго так, громко - молись! А я и молитв - то не знала, а слова молитвы святой сами в голову приходили, я их кричала прямо в небо над потолком показавшееся, криком кричала. И он, мой дорогой, глаза вдруг открыл...
Даша замолчала, сникла даже, но моментально справилась с собой, улыбнулась перепугавшимся детишкам, встала и взяла захныкавшую малышку на руки.
-Свое дитя я скинула тогда мертвеньким. Бог не дал. Но ему виднее, я не роптала. А потом Отец Владимир меня к архиепископу отвёз. Тогда он ещё в семинарии учился, до окончания недолго осталось. И отец святой нас благословил. Сюда, в этот приход навечно отправил. На себя принял грех наш, до конца дней своих молить Господа нашего за него буду. И за всех вас, во здравие.
Я больше не видела перед собой Дашку. Матушка со светлым и почти святым лицом смотрела на меня чистыми, прозрачными глазами и из них лился свет...
Уезжала я совершенно другой из этого села. Мне многое рассказали о том, как живёт Даша, как отдаёт себя всю служению Богу и людям, как много делает для своих сельчан. И образ матушки, настоящей, истинной, почти святой на всю жизнь остался в моей памяти.