810 год от Рождества Христова не сулил ничего хорошего Франкскому королевству. Два затмения подряд: лунное и солнечное, бесконечные ливни и бури, неурожай. Даже слон, поднесенный в дар императору Карлу, простудился и околел. В благочестивом городе Лионе архиепископ Агобард кутался в теплую одежду - в такую пору даже очаг согревал плохо. Омерзительная погода занимала все мысли священника. Отчего дожди не прекращались все лето, страшный град побил все посевы, а зимой метут пронизывающие метели? Какие грехи вызвали такой гнев божий? Неужели наступают последние времена?
Занимая епископскую кафедру, Агобард осуществлял судебную власть в своем диоцезе. И вот он узнал, что озлобившиеся непогодой миряне схватили неких «небесных моряков», якобы виновных в происходящих катаклизмах и приговорили их к смерти. Нужно было разобраться с этим самоуправством. Вскоре архиепископ прибыл в то место, где задержанные были прикованы цепями к позорному столбу. Всего четверо: трое мужчин и одна женщина. Толпа уже была готова побить их камнями и ждала отмашки свыше. Подоспевший Агобард потребовал объяснений: кто эти люди, и в чем их обвиняют? В ответ он услышал следующее. Оказывается, вся четверка – жители страны Магония, которая находится над облаками. Магонцы путешествуют на небесных кораблях и на них спускаются на землю. Эти небесные странники специально призывают непогоду, а затем воруют посевы, побитые градом или бурей…
Агобард еще раз осмотрел закованных в цепи доходяг: нездешние, сильно напуганы, но явно не тянут на жителей заоблачной страны. Скорее всего, это несчастные странники, которые оказались в неудачном месте в неурочный час. Налицо было пагубное суеверие, которому придавалась толпа, и с ним надо бороться. Архиепископу пришлось приложить весь свой полемический дар, чтобы убедить отпустить задержанных. Оратором Агобард был отменным, но спорить для достижения нужного результата пришлось долго.
Произошедшее хорошо запомнилось священнику. Между 815 и 817 годом он пишет короткий, но достаточно емкий трактат под названием «О граде и громе» («De grandine et tonitruis»). В нем он рассуждает о том, кто на самом деле управляет погодой. Именно оттуда нам известно об описанной выше сценке. В трактате Агобард сокрушается, что люди вокруг суеверны. Для него ясно, что управлять погодой может только Бог. К этому выводу он приходит логически, анализируя текст Священного писания. Отсюда он формулирует вывод: ересью и грехом является приписывать людям способность совершать то, что находится в божественной власти, а также приписывать вещи, совершенные Богом кому-то еще. Вот только лионцы, по словам архиепископа, считают иначе.
О представлениях противной стороны спора мы узнаем лишь в пересказе Агобарда. Он отмечает, о повсеместно распространенном заблуждении, что люди могут управлять погодой: поднимать бурю, обрушивать град, метать молнии. Но не все подряд, а лишь некоторые. Таких называют темпестариями. Это могущественные колдуны, способные поднимать непогоду сами, либо в сообщничестве с «небесными моряками» из Магонии. Люди чрезвычайно боятся их. Темпестарии действуют открыто и организовали систему своеобразного рэкета. Взамен на избавление от катаклизмов они требуют платить им дань золотом, серебром или скотиной. И крестьяне отдают ее с гораздо большей охотой, чем церковную десятину. Последнее особенно возмущало Агобарда, так как его епархия недосчитывалась серьезных денег. Ведь, с его точки зрения, гораздо разумнее платить за спасение своей бессмертной души в проверенную организацию, чем пытаться умаслить явных мошенников и шарлатанов, не способных ни на что повлиять.
Термины «Магония» и «темпестарии» напрямую не упоминаются больше нигде, кроме чем в трактате лионского книжника. По этой причине историю с «небесными моряками», как и все поучительную проповедь, можно было бы списать на преувеличения и фантазии религиозного фундаменталиста. Однако представления о том, что колдовством можно вызвать непогоду действительно очень широко распространены в европейском фольклоре. Более того, прекрасно находятся сюжеты, явно напоминающие историю с четырьмя неудачливыми странниками. Например, в житии святого Рихария (датируется VII веком) упоминается случай, как два ирландских монаха приплыли на север Франкского королевства. В городе, куда они прибыли, на них набросилась разъяренная толпа, принявшая их за все тех же «небесных странников», похищающих посевы. Закончиться истории печально не дал святой Рихарий. В исторических источниках встречаются и другие упоминания о «свалившихся с неба». Получается, речь о весьма расхожем сюжете, а не выдумке Агобарда.
Почему Агобард и лионцы не понимали друг друга?
Страна над облаками, летающие корабли, свалившиеся с неба люди… «Да ведь это же явно НЛО, пришельцы и палеоконтакт!» - скажет кто-то из читателей. Поздравляю его с тем, что он попался в очень показательную ловушку. Она заключается в том, что объяснение причин происходящего люди находят благодаря сформировавшемуся у них индивидуальному мировоззрению. А индивидуальное мировоззрение чаще всего зависит от господствующего способа общественного мышления. А он тоже не формируется просто так.
Так почему же получилось так, что Агобард и лионцы — жители одной эпохи и одной местности— смотрели на мир совершенно разными глазами? Может быть дело в традиционной оторванности духовенства от чаяний мирского люда? Не только поэтому. В данном случае епископ и верящие в силу темпестариев крестьяне не просто разделены происхождением или благосостоянием. Они являются представителями двух разных способов общественного мышления: более раннего мифологического и более поздно возникшего религиозного мировоззрения.
Агобард Лионский – безусловный интеллектуал своего времени. Он бы с радостью занимался квантовой механикой, изучал синтетическую теорию эволюции и современные социально-экономические учения. Но вот беда, ему пришлось родиться более чем за тысячу лет до их изобретения. В его распоряжении находились лишь Библия и работы отцов церкви. Поэтому он попросту не мог применить свой ум иначе, чем оперируя этими данностями. Агобард жил в эпоху, называемую Каролингским возрождением, в этом плане ему повезло. В этот период ученость вновь становится почетна, возрождается интерес к чтению, античным авторам. Наш герой впитывает эти достижения. Он собирает собственную библиотеку, внимательно изучает философские и теологические трактаты. Агобард не витает в облаках и пишет массу трудов, посвященных насущным для него проблемам. При этом он максимально рационален, применяет логику и критическое мышление.
Например, в том же самом трактате «О граде и громе» лионский архиепископ вот как рассуждает по поводу распространившегося среди крестьян его диоцеза слухах о причинах недавнего падежа крупного рогатого скота. Якобы замор был связан с кознями Гримальдуса, герцога Беневенто, враждовавшего с Карлом Великим. Говорили, что по приказу герцога его подручные сыпали по полям, горам и источникам ядовитый порошок, который ели коровы и кони, а потом дохли. По этой причине в деревнях началась охота на «отравителей», с которыми жестоко расправлялись. Агобард же замечает, что никаких доказательств диверсии нет. Если бы такой порошок существовал, он бы обязательно убивал и других животных, кроме коров, да и людей тоже. Для того, чтобы отравить всю территорию, где наблюдался падеж, требуется огромное количество отравы – не менее трех телег. А уж число распылителей для таких объемов нужно не меньше, чем имеется всех жителей Беневенто. Агобард заключает, что отравить таким способом округу было невозможно.
Вот такой борец с конспирологией жил тысячу двести лет назад, Докинз или Панчин XI века. Только в отличие от своих атеистических коллег из века двадцать первого, он существовал в социуме, где господствовало религиозное мировоззрение. И оно Агобарда определяло. Религиозные мотивы стояли для него в качестве первопричины всех вещей и событий. Поэтому, он не мог бы даже помыслить, что погоду определяет какое-то там движение воздушных масс, нагретых солнечной энергией.
Крестьян, веривших в Магонию и темпестариев, тоже можно понять. Они жили в условиях, когда земледелие было крайне рискованным и малопродуктивным. Любое неприятное метеорологическое явление означало бы серьезные проблемы с урожаем. Объективно они не могли влиять на погоду или даже понять причины ее изменений. Но человеку важно иметь целостное представление об окружающем мире. И вот тут на помощь приходит миф – универсальное, противоречивое, алогичное объяснение окружающего мира. Миф – это не только истории о похотливом Зевсе или воинственном Одине. Это гораздо более широкое явление, объясняющее окружающий мир на основе соединения реализма и магии.
Мифологическое и религиозное мировоззрение не тождественны между собой. Мифу не свойственна логика, моральная оценка, представление о свободе воли и свободе выбора. Сверхъестественное в нем неотделимо от реального. Самое главное свойство мифа заключалось в том, что лионские крестьяне, благодаря нему, как бы обретали контроль над ситуацией, картина мира становилась законченной и пасьянс сходился. Таким образом миф для них не какая-то отвлеченная поэзия, а суровая правда жизни, бессмысленная и беспощадная.
Кстати, вера в НЛО – это тоже форма современного мифологического сознания. Она дает готовый ответ в ситуации, когда мы встречаемся с непознанным. «Небесные моряки» - пришельцы. Почему? Да потому что к нам постоянно прилетают инопланетяне, очевидно же. То есть в таких рассуждениях сразу на корню срезается целая цепочка предположений и разумных вопросов.
Несмотря на то, что лионские крестьяне давно были крещены, их мировоззрение еще оставалось мифологическим, а не религиозным. Представления о темпестариях, видимо, они унаследовали от кельтов. Изучая трактат «О граде и громе», историки не могут прийти к единому мнению о том, кто были эти укротители бури. Первоначально была распространена версия, что темпестарии – языческие жрецы, продолжавшие подпольно практиковать свои культы. В данный момент от нее отказались, так как лионский диоцез к тому моменту был давно и глубоко христианизирован. Поэтому сейчас рассматриваются две возможности. Во-первых, темпестариями могли быть обычные крещеные крестьяне-общинники, которые не считали то, чем занимаются, наследием язычества. А во-вторых, это могли быть… другие священники, которые расширяли таким образом ассортимент услуг, предоставляемых населению. Тогда становится понятно, почему крестьяне отказывали Агобарду в уплате десятины – ведь они, по их мнению, они уже заплатили церкви, да еще и с пользой для сельскохозяйственных нужд.
Таким образом, мы обнаруживаем еще одну черту мифологического мировоззрения – синкретизм, то есть сочетание во взглядах на мир разнородных и противоречащих друг другу систем: христианства и язычества, научного мировоззрения и суеверий и т.д. При этом синкретизм не замечает противоречий, так восприятие в его рамках не подразумевает присутствия логики.
Схватившие «небесных моряков» крестьяне и Агобард попросту не могли понять друг друга, так как изначально стояли на разных позициях. Первые совершенно искренне видели причину непогоды в мифе о Магонии, второй считал это проявлением маловерия. Нам с точки зрения XXI века, где худо-бедно господствует научное мировоззрение, было бы легко посмеяться над ними, сказав: «Ну тупые!» Однако речь не о тупости, а об ином восприятии мира, которое обусловлено эпохой и господствующими условиями. Кстати, в западных интернетах и сейчас существует секта древних шизов, которая верит в существование Магонии и даже рассуждает о путешествиях в нее и обратно. Все свои фантазии они базируют на строчках, записанных Агобардом. Так что миф жив.
Автор - Дмитрий Сувеев
