В то же мгновение Ковыль пришёл в себя. Из глаз его посыпались такие молнии, что растерянный Лазорин вскочил с пола, быстро поправил форму, собрался что-то объяснить командиру.
Последние бои на Бахмутке длились почти непрерывно, сутками… Недавний обстрел украинскими силовиками детского сада, – Ковыль увидел, как малыши с девчонками-воспитательницами спускались в подвал… Серёга Заярный потом внимательно всмотрелся в лицо командира, головой покачал:
- Белеешь, Валерка, на глазах…Уже не ковыль, а снег в волосах.
А у командира стояли перед глазами эти малыши с воспитательницами… Как они, такие притихшие, держались за руки и быстро, привычно-послушно шли за строгой девчонкой с нахмуренными бровями, – артобстрел застал их на детсадовской площадке… У Ковыля ком в горле стоял: всего минуту назад малыши весело играли в «догонялки», смеялись… И тут же, – с тревожного полуслова воспитательницы, а, может, с полувзгляда,– быстренько взялись за руки и пошли за своей Антониной Павловной, послушно и привычно, – при-выч-но… Ковыль почувствовал, что задыхается: годков по пять, наверное… и они уже успели привыкнуть к бомбоубежищу…
А ещё… Затаённо и жалко присматривался Валерий к девчушкам с косичками… На секунду захлёстывало счастье: вон та, маленькая… что почему-то оглянулась на командира, – так похожа на их с Маришкой Катюшу… Счастье быстро сменялось болью.
Всу-шников выбили, но сил у командира не осталось… Нет, если бы бой продолжался, Ковыль и не заметил бы, что сил не осталось. А сейчас, когда стояла тишина, – ясно, что недолгая, – и с берега Северского Донца тянуло свежестью влажных дубовых листьев, хотелось просто упасть в траву… и спать, – хотя бы с полчаса поспать. Но Михайлин доложил, что в их посёлке повреждены наземные шахтные постройки, в том числе – здание спуска-подъёма, и надо было срочно лететь домой: в забое – ночная смена…
А тут – Маринка… и этот синеглазый боец, – так откровенно!.. Всё же получилось собрать остаток сил, – чтобы не вышвырнуть мальчишку… и всё здесь не расшвырять, не разбить, не сокрушить. Усмехнулся, хрипловато спросил:
- Будешь рассказывать, что я не то подумал?
Денис пожал плечами:
- Не то, наверное…
Марина испуганно-умоляюще переводила взгляд с Валерия на мальчишку:
- Валера, давай я тебе всё расскажу!
Вошла Анюта. Валерий обнял сестру, на ходу поцеловал Марину в висок. Кивнул Лазорину:
- Нам пора.
Марина растерянно заплакала: они с Анюткой сегодня вареников налепили, и мальчишка этот так обрадовался!.. И даже не попробовал вареников с картошкой, с золотистыми выжарками и лучком… А в глазах его была грусть. Марина сразу рассмотрела её, – глубокую, бездонную, наверное… Марине очень захотелось рассказать ему про так неожиданно повзрослевшую Катюшу… Она торопилась, поэтому путалась, – сбивчиво рассказывала про Катюшино свадебное платье, а потом – про маленький холмик за старым терриконом, про соседского Ромку, как он приходит к холмику и кладёт ромашки и конфеты… Сама чувствовала, что говорит бессвязно, умолкала от стыда… А он слушал, – так горестно-внимательно… и Марина сказала, что у них с Валерием весной родится сын. Мальчишка застенчиво улыбнулся, переспросил:
- Сын?..
И вдруг опустился перед ней на колени, положил ладони ей на живот…
…На позиции вернулись только к вечеру, – пришлось объезжать разбитый мост через Луганку.
Лазорин заговорил первый:
- Валерий Александрович…
Ковыль перебил:
- Тебе мало девчонок! Мало, что… Любаве вот голову морочишь! – Голос командира вздрогнул: – Куда лезешь!.. Не видишь, что с ней?.. В каком она состоянии, – после того, как наша дочка… Не видишь?
- Увидел. Потому и хотел помочь ей.
Ковыль выматерился:
- Помощник, твою!.. Это теперь так называется?.. Соопляк! Лапать чужую жену… которая… – Ковылю не хватило дыхания. – Помочь хотел?.. У тебя отец-мать есть? Или тебя непонятно кто воспитывал?
Лазорин молча всматривался в густо посиневший к ночи Донец. Потом как-то просто стал рассказывать:
- Отец горноспасателем был. Ещё до войны погиб. Даже не узнал, что Матвей с Полинкой родились, двойняшки. Им по пять было… А я в десятом учился. У нас сразу за огородом речка. Малые как-то увидели там гнездо журавля-красавки, – журавли эти прямо на земле гнёзда строят. Каждый день ходили, издалека потихоньку смотрели, ждали, когда журавлята выведутся. Не дождались. Подорвались на противопехотной мине всу. Матвей прямо там, на берегу… А Полинка так и не пришла в себя, только Матвея всё звала, – неразлучные они были, двойняшки. Рядом с батей их… Мать несколько дней с кладбища не уходила. Так и погибла там, – осколочные ранения в голову… Снаряд неподалёку разорвался.
Ковыль молча курил, – одну за другой, пока пачка не опустела. Денис тоже достал из кармана пачку сигарет, протянул командиру, сам неумело закурил:
-Теперь я один. Выходит, некому меня воспитывать. Только Марину я не…
Серёга Заярный помахал рукой:
- Командир! Срочно! Гуманитарный конвой до Луганска сопроводить надо, – мужики уже на границе.
Валерий взглянул на Лазорина:
- Потом!
С этого дня Лазорина стало тянуть в посёлок, к этой совсем юной женщине, жене командира… Он не понимал, зачем ему надо видеть её. Просто знал, что ему надо снова побывать там, в посёлке, который так похож на его родной. И терриконы были совсем одинаковыми. А командир, когда вернулся, сам подошёл к Денису. Помолчал. Потом сказал непонятные слова:
- Она ни разу не плакала.
А Денис понял…
Любава со страшно заносчивым видом проходила мимо бывшего ученика. А он улыбался ей вслед: называется, учительница! Взрослая! А сама – как школьница: нос задерёт, пройдёт мимо… а потом оглядывается, думает, не видно… Как-то стал перед ней на тропинке:
- Люб! А волосы зачем остригла? Я тогда, на уроках, смотрел… Я таких красивых волос ни у кого не видел.
Любава как-то жалко взглянула… Денису показалось, что она сейчас заплачет. Но Люба лишь вздохнула горько:
- Куда здесь, – с такими волосами. – И тут же вспомнила, что надо нос задрать… Но не получилось, – губы задрожали… А Денис взял её за руку:
-Отрастут. Ты всё равно самая красивая.
Ладонь Любава выдернула:
- Денис, по-другому не будет. Я люблю…
- Командира, – договорил за неё Лазорин. Усмехнулся: – Ты ж учительница! Чему вас учат в универе! Я двоечник, – но и то знаю, что, кроме настоящего времени, есть ещё и будущее.
Любава окинула его насмешливым взглядом:
- Долго тебе ждать придётся, – будущего-то времени. Ладно, потомок донбасского колдуна, мне идти надо. Дурь из головы выбрось, – какая-нибудь девчонка ждёт-не дождётся тебя… такого синеглазого. А у меня своя жизнь, – такая, как сложилась. Это у тебя в будущем – весна. А для нас с ним весны уже не будет. Все вёсны там остались, до войны.
А синеглазый двоечник упрямо улыбнулся:
- Будет. И для него будет, и для нас с тобой.
А ночами ему снилась Марина… Он вслушивался в её торопливый, сбивчивый голос. И очень хотел услышать в нём слёзы, – обычные женские слёзы, которые случаются в большом горе… Он понял командира, его скупое, страшно горестное признание… И согласился с ним, что со слезами горе выльется, – не всё, конечно… потому что горе это бездонное, – но так, чтобы Марина не рассказывала о повзрослевшей Катюшке, что неожиданно быстро стала невестой… Чтобы она родила командиру… – Денис ещё и сам себе не верил: правда, что ли, передалось что-то от прапрадеда Еремея Лазорина… И поэтому ему непременно надо было побывать в посёлке, Марину увидеть. А потом посмотрим!.. Посмотрим, для кого придёт весна…
А пока над Донцом стоял сухой и ласковый сентябрь, – доцветал по склонам балок белым и жёлтым донником, колыхался над степью туманно-зелёным маревом полыни… Нежно и грустно взмахивал малиновым полымем раннего заката, – вслед улетающим журавлям-красавкам.
И скоро – в тайне от командира – Лазорин отправился в посёлок. Марина не удивилась, когда он вошёл во двор. Обняла его, прикоснулась губами к волосам, улыбнулась:
- Мальчишка! И волосы так хулигански пахнут пылью и полынью, – как у всех мальчишек в здешних шахтёрских посёлках…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
