Рязань встретила морозцем. Укрытый снежным покрывалом Рязанский кремль мирно дремал. Все вокруг было белым-бело. И неудивительно, что, оказавшись в сенях Певческого корпуса кремля, мы на несколько секунд замерли. Контраст был впечатляющим: снаружи белоснежная красота, а здесь – многоцветный орнамент трав и цветов по яркому золотому фону.
Текст: Татьяна Нагорских, фото: Александр Бурый
В Рязанский историко-архитектурный музей-заповедник (РИАМЗ) мы приехали ради экспозиции с говорящим названием «По обычаю дедову», посвященной культуре и быту народов Центральной России XVII–XIX веков. Она дает возможность погрузиться в атмосферу повседневной городской жизни допетровской Руси, познакомиться с традиционным укладом жизни русских крестьян XIX – начала XX века. «Идея экспозиции, – говорит заведующая отделом декоративно-прикладного искусства Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника Оксана Михайловна Сахарова, – дать ответ на вопрос, как жили люди в то время, представить обыденную жизнь разных сословий, их обычаи, ремесла, окружавший их предметный мир. Мы показываем, как сохранялась и развивалась традиция на протяжении веков».
В экспозиции представлена одна из лучших коллекций музея – текстильная, собиравшаяся более 120 лет и включающая свыше 4 тысяч предметов. Это и привозные узорные ткани XVII–XVIII веков, и металлическое кружево из серебра и злата тех же времен, и яркие народные костюмы XIX – начала ХХ века, и искусные образцы местных народных ремесел. Все вместе они составляют самобытное рязанское узорочье.
УЗОРОВ ХОРОВОД
Но сначала мы полюбовались узорами на стенах и сводах сеней и палат белокаменного Певческого корпуса, построенного в 1658 году. Эти росписи были восстановлены реставраторами по немногим сохранившимся фрагментам. Подобные орнаменты в XVI–XVII веках украшали стены храмов, царских и боярских хором. Вторят им узоры нарядной, как девица на выданье, изразцовой печи «на воздусях» – одного из главных элементов интерьера богатого жилища того времени. Ее возвели в одной из палат на изначальном месте, реконструировав по подлинным образцам второй половины XVII века.
Архитектурно палаты Певческого корпуса почти полностью соответствуют типичным покоям знатных и состоятельных горожан XVIIвека. Поэтому сотрудники музея едва ли погрешили против истины, представив на первом этаже сцены их домашнего быта. А сами покои условно разделены на мужскую и женскую половины дома, как предписывал в допетровской Руси главный свод правил семейной и духовной жизни – «Домострой».
В мужской половине устроена инсталляция, воссоздающая беседу воеводы, назначенного в уездный центр «на воеводство прокормиться», и приехавшего к нему с проверкой московского стольника. Росписи стен палаты, в которой восседают главный чиновник Переяславля-Рязанского – так до 1775 года именовался город, – и его столичный гость, перекликаются с узорами на лавках, сундуках, ларцах, заполняющих покои, и даже одежде.
В XVI–XVII веках состав и покрой костюма знатного и крестьянского сословий был во многом сходен. Основные отличия заключались в количестве одновременно надеваемых одежд, а также роскошности и стоимости материалов, из которых она была сшита. В допетровское время в Русском государстве еще не существовало налаженного выпуска драгоценных узорных тканей, поэтому богатые и влиятельные вельможи обычно носили одежду из привозных многоцветных шелков и бархата.
Подлинный аксамит «веницейский гладкий» (самая дорогая ткань на Руси XVII века), турецкий бархат, иранский атлас, украшенные орнаментами из диковинных заморских птиц, трехзубчатых корон, стилизованных кипарисов и плодов граната, представлены в одной из витрин экспозиции. На воеводе и стольнике – условные реконструкции древних костюмов, созданные из современных материалов.
Кафтан воеводы украшает высокий, закрывающий затылок воротник-козырь. Богато расшитый серебром и золотом, низанный жемчугом, разузоренный бисером или драгоценными каменьями, в XVII веке он составлял особый предмет щегольства знати. Отсюда в русском языке закрепилось выражение «ходить козырем», то есть щеголять.
В расписных сундуках, ларцах-«теремках», ларцах-подголовниках, расставленных по палате, частью подлинных, а частью – реконструированных, помимо книг хранилась «мягкая рухлядь». Она, как ни странно современному человеку, не имела ничего общего с ветхой одеждой или поломанной мебелью. Слово «рухлядь» – от глагола «рушить», «рухать», то есть двигать – первоначально обозначало «движимое имущество». В XVII веке «мягкой рухлядью» называли ценную пушнину, которой «жаловались» служилые люди. Дорогостоящий мех выступал денежным эквивалентом, своего рода «мягким золотом».
На женской половине дома, где, по задумке сотрудников музея, «живут» жена рязанского воеводы и его дочери на выданье, стоят раскрытые сундуки, ларцы, шкатулки: так в старину хвалились богатым приданым. В них выставлено напоказ драгоценное золото-серебряное кружево, шитые золотом головные уборы. Привозное металлическое кружево стало известно на Руси с XVIвека. В следующем столетии оно обрело широкую популярность, так как кружевные узоры прекрасно гармонировали с крупноузорными тяжелыми тканями для одежд.
Украшенные золотным шитьем головные уборы составляли самую ценную и дорогую часть приданого, поэтому их открыто демонстрировали при приготовлениях к свадьбе. В свадебном чине «Домостроя» подробно описана сцена, когда на блюдо возле «места» молодых в доме невесты «положити кика да положити под кикой подзатыльник, да подубрусник, да волосник, да покрывало». Представленная в музее сцена изображает старую боярыню-сваху и невесту, показывающую ей свое приданое.
ТРУД, РОЖДАЮЩИЙ КРАСОТУ
По узкой винтовой лестнице поднимаемся на второй этаж и переносимся на пару столетий: из расписных палат богатых горожан XVIIвека мы попадаем в крестьянскую избу века XIX. Здесь у посетителей музея есть возможность увидеть тех, кто когда-то мог в ней жить: со старинных фотографий на нас смотрят уставшие от забот, но светлые и мудрые лица крестьян. В музее представлены также необычайно выразительные рисунки и акварели, «выполненные в начале ХХ столетия художниками, которые вместе с исследователями-этнографами занимались изучением жизни рязанских крестьян», – замечает Оксана Михайловна. Среди них есть оригинальные работы Любови Милеевой – ученицы Павла Филонова.
Некоторые фотографии и рисунки показывают крестьянок в процессе занятий традиционными видами домашних рукоделий: от прядения до кружевоплетения. И почти везде рядом со взрослыми находятся дети. Прясть девочек обучали с 5–6 лет, к ткачеству приобщали чуть позже – к 7–8 годам, когда руки набирали силу. Приданое девочки заготавливали себе сами, поэтому к возрасту «на выданье» они становились уже знатными мастерицами.
В годовом цикле крестьянской жизни время для рукоделий приходилось на зимнюю пору, когда основной груз сельскохозяйственных работ оставался позади. В это время крестьянки пряли, ткали, плели, шили, вышивали, вязали.
Центральное место в экспозиции занимает подлинный ручной ткацкий стан 1860-х годов, бережно сохраненный в фондах музея. На нем и сейчас можно ткать. Но сначала нужно напрясть столько нитей, чтобы хватило на создание тканей для пошива приданого к свадьбе, если пряла девушка, или для пошива одежды на всю семью, коли пряла замужняя женщина.
С октября по март длинными вечерами и даже ночами прапрапрабабушки современных рязанок по обычаю собирались на посиделки – прясть. Девушки вставляли в светец лучину, насаживали на гребень прялки кудель, брали в правую руку веретено, запевали песню и начинали «тянуть нить судьбы». Почти в прямом смысле этого выражения. Ведь умение девицы ровно и тонко прясть нить увеличивало ее шансы на удачное замужество – «тонкопряхи» очень ценились. К тому же процесс прядения был традиционно связан с различными обрядами и гаданиями, предрекающими судьбу. Нерадивые пряхи в рязанских селениях накануне Рождества побаивались прихода мифической бабки Коляды, проверявшей, кто сколько успел напрясть к этому времени. Как гласила народная мудрость, «у ленивой пряхи и для себя нет рубахи».
Великим постом начинали ткать. В ход обыкновенно шли конопляные, разной выделки шерстяные нити, более ценные льняные нити, а с середины XIX века – покупная хлопчатобумажная пряжа фабричного производства, называемая в народе «бумага». Горизонтальный ткацкий стан – «колода» – стоял почти в каждом рязанском крестьянском доме. Большинство необходимых для жизни всей семьи текстильных вещей (полотенца, столешники, половики, занавески, постельное белье, одежду) женщины изготавливали своими руками. С одной стороны, фабричные ткани многим крестьянам были не по карману, с другой – сотканная своими руками домотканина наделялась свойствами оберега.
Ткачество на ручном ткацком стане было делом длительным и кропотливым. По словам исследователей народных ремесел, на изготовление 1 квадратного метра полотна уходило до четырех дней. Поздней осенью и зимой крестьянская семья, ради дополнительной копейки, которая никогда не была лишней, ткала и на продажу, вовлекая в процесс всех домочадцев – от детей лет с 10 до старух. Скорость тканья во многом зависела от умений мастериц и затейливости тканых узоров.
ТКАЛИ «ПО ОБЫЧАЮ ДЕДОВУ»
Рязанки искусно владели такими сложными техниками узорного ткачества, как закладное и браное тканье. С их помощью они создавали богатые по колориту и орнаменту нарядные ткани, ставшие своего рода визитной карточкой рязанского народного костюма. Даже спустя столетия они притягивают взгляд симметричным разноцветным орнаментом на киноварном, темно-вишневом или мягко-коричневом фоне.
Во второй половине XIX и начале ХХ века ярким по самобытности центром закладного узорного ткачества, известным не только на Рязанщине, но и за ее пределами, считался Сапожковский уезд. В древнем городе Сапожке и прилегавших к нему слободах ткали широкие, многоцветные, с геометрическими узорами двусторонние полосы, прославившиеся как «сапожковские заклады». Они шли на украшение рукавов и подолов женских рубах, передников-запонов, но более всего – на знаменитые сапожковские шушпаны (верхняя распашная одежды из белой шерстяной домотканины. – Прим. авт.). Пламенеющий цвет узорной каймы резко контрастировал с белоснежным фоном одеяния, как будто солнечное тепло согревало посреди холодной зимы, придавал удивительную звучность и радостность костюму.
Для создания такой каймы мастерицы на ручном ткацком стане по льняным или конопляным нитям основы красного цвета прокладывали (закладывали) участки шерстяных, хлопчатобумажных, реже шелковых нитей утка – синего, зеленого, желтого, белого цветов. Они образовывали красочный орнамент, состоящий из простых геометрических фигур. «Каждый участок одного цвета был строго ограничен по счету нитей, и между соседними цветами при тканье получались небольшие узкие вертикальные просветы-зазоры» – это, как поясняют в музее, характерная деталь закладного сапожковского ткачества.
Ткали узоры, что называется, «по обычаю дедову». По словам сотрудников музея, в узорочье сапожковского ткачества, образцы которого представлены в РИАМЗ, сохранились «многие черты, которые были известны уже у древнеславянских народов». В основном это разнообразные вариации архаичных косых крестов и гребенчатых ромбов – в местной традиции «орепьев», символизировавших солнце. Ведь «в народном орнаменте, – отмечал исследователь истории Древней Руси академик Борис Рыбаков, – как в древних письменах, отложилась тысячелетняя мудрость народа, начатки его мировоззрения и первые попытки человека воздействовать на таинственные для него силы природы средствами искусства».
Почти в каждом селении бытовал свой мотив орнамента и его местные названия. «Крючки», «гребешки», «ветрянки», «солнышки», «гусары», «лягушки» в соответствии с выверенной веками геометрической композицией и гармонией цветовых сочетаний украшали сапожковские заклады. По сей день исследователи относят их к разряду лучших художественных образцов народного творчества.
В сложной технике узорного браного тканья в Мещёрском крае на севере Рязанщины ткали наиболее древний и редкий тип понёв (понёва – юбка замужней женщины. – Прим. авт.), мало распространенный на территории России. «Места эти глухие, в стороне от промышленных районов и бойких больших дорог, – отмечала известный исследователь народного костюма Мария Николаевна Мерцалова, – поэтому медленно изменялись здесь обычаи, крепче держались люди за старину, выполняя все, что делали их деды и прадеды. А сохранилась здесь особенная понёва. Особенная и по способу тканья, по цвету и по рисункам».
Двухосновные тяжелые красные понёвы с синими полосами были вдоль и поперек разузорены расположенными в симметричном порядке мотивами свастики – древнего солярного знака. Различались понёвы по образным названиям рисунков, вытканных белыми нитками: «коситницы», «грабельницы», «репетницы», «конитницы». Последнее название, по выражению этнографа, исследователя материальной культуры русской Мещёры Бориса Алексеевича Куфтина, «связано с названием свастики <…> – «кОнями» или, как мне старались объяснить крестьянки, «конёвыми голяшками». Конь, как известно, имел отношение к изображению движения солнца по небу.
Понёвы получались тяжелыми, вес их порой доходил до 1,5 килограмма, потому что состояли они как бы из двух тканей: шерстяной с лица и посконной (конопляной) с изнанки, проникающих друг в друга в процессе сложного браного ткачества. Такую понёву Борис Куфтин считал «наиболее технически развитой и художественно богатой во всей Великороссии». Недаром в старину говорили, что «рязанскую понёву и за кремлем видно».
РАЗРЯДИЛАСЬ КАК РЯЗАНСКАЯ БАБА
Рязанская земля издревле славилась талантами: искусными златокузнецами, гончарами, плотниками. Эти ремесла традиционно были мужскими. Но эта же земля взрастила и удивительно искусных мастериц, создавших один из самых ярких, звонких по цвету и самобытных народных костюмов среди южных губерний России. В создании одежды и занятиях традиционными рукоделиями рязанские женщины воплощали свою мечту о красоте.
Рязанский писатель Василий Селиванов в середине XIXвека писал, что на Масленицу «веселые толпы прекрасного пола, в нарядах, в которых преобладают цвета красный и белый, издали походят на участки земли, засеянные маком, в то время года, в которое мак бывает в полном цвету». Невероятно красочные и радостные наряды рязанских женщин во всем своем многообразии стали в начале ХХ века источником вдохновения для художника Филиппа Малявина. А его картины превратились в живописную оду жизнеутверждающему рязанскому костюму.
Несмотря на общее название «рязанский народный костюм», сам он, по словам видного этнографа и собирателя этнографической коллекции РИАМЗ Натальи Ивановны Лебедевой, представляет собой «сложный конгломерат элементов, появившихся на протяжении долгой и сложной истории». Веками происходило смешение культур и традиций разных этнических групп, заселявших Поочье. Служилые люди, прибывавшие в эти места в XVI–XVII веках для защиты южных границ Русского государства, также привносили свои обычаи и костюм. И потому не стоит удивляться, что на территории Рязанщины бытовали все три основных комплекса традиционной русской женской одежды, характерных в целом для России: с понёвой, с сарафаном и с юбкой-андараком. Каждый из них представлен в музее. Обширная текстильная коллекция РИАМЗ включает и традиционную одежду других народностей, проживавших и проживающих ныне в этих местах. Это финно-угры (мордва-эрзя и мордва-мокша) и тюрки (касимовские татары).
Самым распространенным типом костюма русского населения был так называемый понёвный – наиболее архаичный и преобладавший в большинстве южных губерний страны, к которым относилась и Рязанская. Полный праздничный наряд замужней женщины включал рубаху, понёву, пояс, передник, нагрудник, кичкообразный головной убор типа сороки, украшения из птичьих перьев и бисера, обувь, плетенную из лыка или кожаную. Даже из беспристрастного перечисления предметов костюма складывается впечатление, что наряжаться рязанки умели и любили. А уж если представить, что костюмы были украшены разнообразным узорным шитьем, цветным численным кружевом, и добавить к этому обилие красного цвета с вкраплениями синего, зеленого, желтого, белого цветов, станет понятным выражение «разрядилась как рязанская баба».
Костюмный комплекс с сарафаном был менее распространен на Рязанской земле. Однако именно с ним связан, пожалуй, самый необычный и почти мифический женский костюм, который носили в XIXвеке в среде однодворцев Пригородной слободы Данковского уезда. Он известен по единственной фотографии, хранящейся в музее. Его же описывала Мария Николаевна Мерцалова в книге «Поэзия народного костюма». «Молодые женщины «однодворки», – замечает она, – носили белые кисейные или из миткаля рубашки и «сарафаны-перышки» из покупных тканей, дополнявшиеся совсем маленькой нагрудной одеждой на лямках – «бострог». Это был обычный костюм в местах, где носили сарафаны, но к нему надевали широкую длинную занавеску – «дымку» из очень тонкой прозрачной кисеи или даже тюля. Пышные рукава дымки, торчащая узкая в густую сборку оборка, пришитая на уровне груди, сама занавеска из прозрачной ткани окружали женщину зыбким облаком, создавая впечатление видения, закрытого туманом, способного вот-вот растаять в воздухе».
Женский костюм с юбкой-андараком также носили однодворцы, то есть потомки служилых людей, присланных в XVI–XVII веках защищать рубежи Руси. Этот костюмный комплекс отличала красочная, с продольными полосами синего, красного, зеленого цветов юбка из шерстяной домотканины. Одежда однодворцев долгое время сохраняла неизменными покрой, форму и украшения тех мест, откуда они прибыли.
...За стеклом витрин рязанского музея хранятся настоящие жемчужины, чудом уцелевшие до наших дней благодаря тому, что поколения музейщиков старательно собирают и хранят эту с «головокружительной быстротой убегающую старину». Вскоре все сокровища обретут новое место жительства: музей готовится покинуть исторические стены кремля и переместиться в современное здание специально построенного Музейного центра. Старинные ткани и костюмы ждет новая жизнь.
Многоликий рязанский народный костюм хранит историю Рязанского края, знакомство с ним – это знакомство с прошлым, с традициями предков, утверждение их в умах, душах, творчестве. Ведь без прошлого, как известно, нет будущего.
