Мишка смотрел в Настины глаза, синие-синие, – самые красивые!..самые… любимые???.. Простой мужик, насмешливо-грубоватый, – как все шахтёры, он стеснялся нежностей и возвышенных слов… Стеснялся, – и говорил:
- Знаю… О твоей жизни – знаю. Что ты самая красивая! Самая лучшая. В посёлке… во всём свете таких нет больше. Я жить без тебя не могу… не мог. Ты в армии мне снилась, – так, что я и днём ходил, как во сне. Я имя твоё повторял. Знаю… помню, как хорошо тебе было… когда я… ласкал тебя. Я люблю… любил… Потом ты родила самую лучшую девочку на свете, – я так хотел её, именно такую… самую родную, – Михаил краснел, сбивался: – И ты… уехала от нас, от девочки… от дочки нашей. А она горевала, – я видел… Девочке очень нужна мама. А потом она… потом Иришка… – Михаил хотел сказать, – отвыкла от тебя… Но сказал другое, не такое обидное, как ему казалось: – Потом Иришка привыкла жить без тебя…
Мишка перевёл дыхание. Ему было очень стыдно, что он запинается... Не находит правильных слов, и вообще, – непонятно объясняет.
А Насте от Мишкиных стыдливых и сбивчивых слов вдруг стало спокойно и легко… Наверное, так бывает у парашютистов, – когда случается непредсказуемое… и в шальном вращении неумолимо летишь к земле… И раскрывается запасной парашют. Настя скрыла улыбку: Мишка так и не догадался, что он был и есть для неё запасным парашютом. Даже что-то похожее на жалость почувствовала, но тут же оборвала себя: а что плохого в запасном парашюте! Мишка однажды спас её… И ещё спасёт. Что поделаешь, если бывает так, что запасной парашют оказывается надёжнее основного…
Толик неожиданно рассорился со своим начальником и покровителем Ольшанским. Дела на работе вмиг не заладились, Толик мрачнел с каждым днём. Секретарша Ольшанского, Лидочка Пасюгина, по секрету… а если честно, – для того, чтобы насладиться Настиным офигевшим от Лидочкиного известия лицом, – рассказала Насте, что Ольшанский застал Веретеникова у своей любовницы, Аллочки из техотдела. Причём, – Лидочка привычно-умело хваталась за щёки, праведно возмущалась, – застал не где-нибудь, а на собственной даче: Ольшанский поселил там Аллочку, – это очень удобно, потому что жена Ольшанского не любит ездить на дачу зимой… А Веретеников с Аллочкой вконец обнаглели: надо же!.. На даче Ольшанского!..
Совсем скоро удача будто отвернулась от Веретеникова: уже не один выговор в приказе… И, слышно, ему предложили… ну, по собственному желанию…
Настя слишком хорошо понимала, зачем Лидочка рассказывает ей об этом… Да – просто очень: плох тот солдат, что не мечтает стать генералом… плоха и секретарша, не мечтающая выйти замуж за своего руководителя. Это ж – себя не уважать!.. Понимала, и поэтому равнодушно, беспечно улыбнулась, чуть ли не зевнула:
- Я раньше Ольшанского знала про Аллочку. Веретеников с ума сходит: я решила, что к мужу вернусь, ну, и он тут же – во все тяжкие… Утешения ищет.
Что и требовалось: Лидочка, не получив желанного удовлетворения, позеленела от досады. А Настя вспомнила о таком спасительном варианте, как запасной парашют… Не ждать же, пока Толик выставит её!
Толик вдруг загрустил… В «Детском мире» купил какой-то идиотский экскаватор на радиоуправлении – подарок двоюродному племяннику. Домой явился пьяным в стельку… Прищурился:
- А прежде ты мне нравилась больше, чем такая вот… ну… – Веретеников наконец-то подобрал слово, – выпотрошенная.
Настя задохнулась от ярости: выпотрошенная!.. Ну, сволочь! Сам же отправил её к врачу!
Толику Настя не сказала, что никакого аборта не было, – потому что не было беременности… Врач объяснила, что так бывает. Но Насте хотелось, чтобы Толик чувствовал себя виноватым, а, значит, – её должником… А он – выпотрошенная!
Не сдержалась:
- Сам ты… с выпотрошенными мозгами! У меня есть дочь!
Вдруг гордость почувствовала: да, есть дочь! И муж, – на днях в супермаркете с Анжелкой столкнулась. Посидели в кафе, Анжелка поселковые новости рассказала. Про Мишку, что вот-вот займёт должность горного инженера, – в шахтоуправлении это уже решённый вопрос. Анжелка усмехнулась, подсказала:
- Кстати, Михаил сейчас здесь, – у него преддипломная сессия. Не хочешь встретиться с бывшим мужем?
Настя задумчиво улыбнулась:
- Ну, почему же, – с бывшим… Мы не в разводе. И дочь у нас.
Анжелка с видимым сомнением головой покачала:
- Ой, Насть!..
Анжелка – дура. Такая любовь, как у Мишки, не проходит. Настя знала, что все эти годы – без её любви – Мишка чувствовал себя выброшенной на сушу рыбой… Задыхался. Что ж, – спасём горного инженера!
И Настя узнала расписание преддипломной сессии для заочников. Сердце как-то сладко замерло: кааким он стал, Мишка!.. Нет, ну разве она, Настя, ошиблась, когда – сразу после их с Мишкой свадьбы! – снисходительно объясняла этим дурёхам, Юльке с Алёнкой, что Лозовой не всегда будет машинистом добычного комбайна. Выходит, это она, Настя, своей прозорливостью напророчила Мишке должность горного инженера!
Сейчас перед Настей был не тот Мишка, – обычный поселковый парень, – так трепетно… просто не по-шахтёрски! – влюблённый в неё. Настя тайком присматривалась к Мишке: а ничего!.. На Михаила Степановича вполне тянет! И, если совсем честно, потрёпанному Веретеникову до Мишки далеко.
Насторожила Мишкина прохладная вежливость. Настя привыкла к неизменной любви в его глазах… Ну, к грустному ожиданию, – что она вернётся в посёлок… К надежде его привыкла. И неприятной царапиной по сердцу – эта его вежливость. Настя ждала, когда он скажет… что любит и ждёт. А он молчал. От растерянности и досады Настя стала рассказывать, как они с Толиком ездили на Азовское море, – правда, было это четыре года назад… Но!.. Надо же было вывести Лозового из этого непонятного, пугающего состояния холодной вежливости! А он почти не слушал её восторженного рассказа. Потом вообще предложил проводить её…
Веретеникова не было дома, – хоть что-то хорошо… Настя в беспомощной ярости металась по комнатам: неужели – переиграла… с Мишкой! Нуу, нет!.. Она – жена! Жена, и – мать! Швыряла вещи в сумку, ожесточённо трамбовала дорогие платья и блузки, – «молния» не застёгивалась. Только бы Веретеников подольше задержался у… кого там, – у Аллочки или у Веронички… Вообще-то, Толик собирался уезжать, – куда-то под Воркуту: бывший сокурсник работал там начальником шахтоуправления, смилостивился вот над другом-неудачником, пригласил к себе на работу… Это было последней каплей: под Воркуту – простите, совсем уж чересчур. Те места не для неё. Лучше – назад, в посёлок под Луганском.
… Свекруха смотрела просто, без удивления. Перевела взгляд на Настину огромную, уродливую от беспорядочно набитых вещей сумку:
- Ты надолго? Михаил на сессии. А Иришка в садике.
Настя улыбнулась, объяснила:
- Я навсегда. Мы с Мишей решили…
Осеклась всё же: ничего особенного они с Мишей не решили. Тогда он просто проводил её, даже не попросил о встрече. Правда, страшно волновался… чуть не до соплей, когда вспоминал, как они жили… И Настя ухватилась за эти воспоминания: ничего, Миш! Твоя неожиданная вежливость – до первой ночи. А потом – я же знаю!.. И – умею!.. – ты ещё лучше всё вспомнишь. И это твоё мальчишеское уточнение: люблю – любил… Это твоё желание сказать о своей любви в прошедшем времени не будет иметь никакого значения. Тем более, – я же мать твоей дочери.
Уверенно взглянула в глаза свекрови:
- Мы с Мишей решили, что разводиться не будем. У нас же дочь. Семья.
А батя, хоть и слышал Настин голос, даже не выглянул из гаража: возился там со старенькой «Ладой». Грубо и откровенно выматерился при последних Настиных словах. Ну, это же могло относиться к неполадкам с машиной...
Иришка тоже не удивилась. Только серьёзно и угрюмо посмотрела на Настю, когда пришла из садика. Настя возмущённо поднимала глаза к небу: воспитали девчонку! К матери не подходит!
… Ещё из окна автобуса Михаил заметил в степи нежно-фиолетовые пушистые колокольчики сон-травы. А по склонам Криничной балки сквозь прошлогодние дубовые листья смело пробивались пролески. Мишка попросил водителя остановиться, вышел из автобуса. Сам не замечал, что улыбается: вечером они с Иришкой встретят Сашу у шахтоуправления…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»