Продолжение
С улицы ввалились Грапа да дед, впереди семенил махонький чернявый человечек в ватнике. Отвесив поклон бабе Оне, тот заметно оробел, опустил на лицо длинные мохнатые уши.
- Клетник с известием! – прокомментировал Семён и подтолкнул человечка. – Что стал как не родной? Докладай обстанову!
Мужичонка послушно встопорщил уши и, мигнув косоватыми глазами, неожиданно пробасил:
- Дык, этта… Нема их-то… Сгинули как не було!
- Кого нема? – переспросила Оня. – Говори толком!
- Дык, Лукичны нема. И кошака вашего с ней. – громыхнул клетник, а после заголосил неожиданно тоненько да протяжно. - Сгинули-пропалии-и-и, горемычныя… Ты найди их, матушка-а-а! Возверни обратна-а-а…
- Нехорошее творится, Оня! – встревоженный дед ухватил картошку побольше да разом пропихнул в рот. После забубнил неразборчивое, – ты… мшшш… шмырф…. мммфыр…
- Не жадничай, Семён! – мрачновато хмыкнула Грапа. – Так и подавиться недолго!
- Сейчас посмотрим, - баба Оня принялась переливать в плошку воду из высокой бутыли. – Ева вон махорку брошенную нашла. Котеича нашего.
- Махорку оставил? – поразилась Грапа. – Не к добру это. Ох не к добру!
- Не каркай, ворона! – осадил дед и шустро прихватил новую картофелину. – Сейчас Оня помозгует и разом беглецов возвернёт! Верно говорю, Онь?
Бабка не ответила, поводив над плошкой рукой, легонько дунула в середину и не мигая уставилась на воду. Там же пристроилась и Грапа, что-то тихонечко бормоча.
- Ну чего? - не выдержал Семён. – Что теливизира ваша кажет?
- Молчит теливизира, - перекривила Грапа деда. – Не показывает вода.
- Матрёшку надо! Пусть о немчуре думает, авось мыслёй картинку притянет.
- Не выйдет, Семён. – нахмурилась Оня. – Дело серьёзное. Смекалистый кто-то дело провернул, по продумке колдовской сработал. Да мы-то тоже не просты…
Бабка хлопнула в ладоши, и кика выскочила из угла, подлетев к окну, ловко занавесила стекло чёрным куском материи.
В кухне разом потемнело. Маринка с трудом различала сейчас переговаривающихся меж собой Грапу с Оней, да деда с клетником, притихших на лавочке. Рядом вздохнула Ева, поинтересовалась шёпотом, надолго ли это кино.
- Не кино это. – разозлилась Маринка. – Люди пропали… И дворовый…
- Так ему и надо! - брякнула Ева. – Приволок меня не знаю куда… Пусть теперь похлебает!
- Молчи, дурилка! – вскинулся дед. – Молодая гадючка, а злющая!
- Вы бы, девоньки, пошли к себе, - грубовато потребовала Грапа. – Нам людей искать нужно, не до пререканий сейчас.
- Я тихонечко посижу! – взмолилась Маринка. – Мешать не стану, клянусь! Очень хочется посмотреть!
- Клянусь! – передразнил дед. – Вы, молодёжь, с клятвами того… поосторожнее… Чтоб ответку держать не пришлося…
- Мы будем осторожнее! - уверила его Маринка. - Правда, Ева?
Ева то ли кивнула, то ли пожала плечом – из-за темноты рассмотреть было трудновато.
- Ты, девка, не куксись. Слушай, что подружка велит!
- Она мне не подружка. – огрызнулась Ева, но всё же добавила. – Я поняла. Буду молчать. Обещаю.
Оня в пререканиях не участвовала - собирала необходимое для обряда. Принесла из сеней небольшое ведёрко, отлила из него воды в деревянную миску.
- Талая вода хорошо показывает. Настоялась положенный срок на серебре, - бабка вынула из ведра и продемонстрировала собравшимся потемневший от времени крест.
Добыв из сундука пару свечей, расставила те по сторонам от плошки. Свечи были толстыми и неряшливыми, по бокам бугрились наплывы воска да торчали отовсюду кончики колючих игл.
Оправив платок, Оня оглядела притихших гостей и приказала им:
– Как стану смотреть – не мешайте. Ни звука чтобы не раздалось! Только спугните настрой!..
Лицо бабки неуловимо изменилось, сделалось строгим и каким-то отрешённым.
Бахнув дверью, с мороза ввалилась Матрёша.
Разом оценив ситуацию, подступила к Оне:
- Ты шо задумала? Через освячёную воду смотреть собралась? Всё настолько серьёзно?
- Серьёзно, Матрёш. – вздохнула Грапа. - Непроглядом закреплено.
- Однако, - присвистнула Матрёша. – Правду, видать, мне Мура про новую ведьму начирикала, не сбрехала.
- Все праздники нам перепортит теперя! – поддакнул дед. – Ей перед товарками козырнуть надо, чтоб уважили да в кублу свою допустили.
- Не каркай, Семён! – шикнула Грапа на деда.
А Оня только бровью повела, и тот увял. Замахал руками – мол, молчу, молчу!
- Я начинаю! Возьми-ка ключ, - бабка протянула Грапе небольшой пузырёк с чем-то красноватым. - Зорко смотри. Как полезут эти – замыкай канал! И много не лей, пары капель хватит.
Затеплив свечи, подождала пока разойдётся пламя, и под потянувшийся хвойный дымок, запела-завела:
- Водная гладь… укажи скорее вход! Дай мне случившееся познать!.. Расчищаю, отворяю, дверь по ту сторону открываю! Туман расступись! Сила сомкнись! Образ, о котором спрошу, проявись!
Повторив наговор несколько раз, бабка обмакнула в воду пальцы и коснулась глаз. Грапа застыла рядом, крепко сжимая защиту.
Маринка со своего места пыталась подсмотреть, что происходит в чаше. Поначалу ей не везло – водная гладь оставалась непроницаемой. Но когда перед глазами помутнело – под водой почудилось шевеление. Будто тень проступила, а следом проявилась картинка…
Не сдержавшись, Маринка сморгнула и всё пропало. Баба Оня, напротив, склонилась пониже, явно рассматривая открывшееся ей видение.
Пламя свечей всколыхнулось и погасло. В нахлынувшей тьме громко икнул Семён да резко выдохнула Ева. А потом послышался рокот. Что-то неотвратимое чудилось в нём. Угрожающее. Зловещее. Зеленоватым осветилась вода. Вспенилась, вздулась огромным пузырём… А когда тот лопнул – полезло из чаши змеёй что-то бородавчатое да осклизлое, принесло с собой холод да болотную вонь.
Отпрянула прочь Оня, Грапа щедро плеснула из пузырька на тварь. И затих гул, втянулась обратно болотная нечисть.
- Свят, свят! – проблеял испуганный дед. – Кого это несло к нам? Не уж, ведьму?
- Нее. – Грапа поспешно накрыла чашу платком. - Из водяных кто-то лез. Почуял, что обряд творим… Не забыть теперь у проруби откуп оставить, чтобы не тревожили больше…
- Что молчишь, Оня? – не выдержала Матрёша. – Удалось посмотреть?
- Плохи дела! Неумёха сработала! - шепнула бабка.
- Неумёха? Захрепихи состряпала? – не поверил дед.
- Так и состряпала. – Грапа в сердцах хлопнула по столу. - Чужими записями воспользовалась и готово!
- Вот вам и новая ведьма! Без практики да без ума натворила делов!
- Подобное колдовство исправить очень трудно. - Оня присела к столу, и кика захлопотала вокруг – растерла бабке руки, накинула шаль, в стакане поднесла чего-то попить.
- Не трогайте её, сейчас оклемается и расскажет. – Матрёша сдёрнула с окошка тёмную занавеску и подхватив миску, быстро выставила отработавшую своё воду на мороз.
- Светка да гость твой неверный, - Оня взглянула на Матрёшу. – Оба в подполе. Обмершие сидят. Под закляткой.
- А подпол-то чей, разглядела? – заинтересовался дед.
- Разглядела, - бабка отпила из стакана и легонько скривилась. – Терпкий настой вышел. Перемудрила я с лапчаткой…
- Причём здесь настой! – перебила её Матрёша. - Не томи, Оня! Отвечай уже.
- Во Мхах подпол. В поганом доме.
- Етитская сила! – выдохнула Матрёша. – В том, что на переходе? С метлой заговоренной?
- Да.
- Ведьмачкин дом? – не понял дед.
- Нет, Семён. Другой. Что на границе.
- Какой ведьмачки? – не выдержала Маринка.
- Жила одна Мхах. – объяснила Грапа. - Баба Пеструха.
- Дык она же того? – дед чиркнул себя ладонью по горлу. - Потопла, вроде?
- Может и потопла. Только в её доме сейчас какая-то женщина. Ищет что-то. Перерыла всё.
- Что за женщина?
- Не знаю. Незнакомая. С виду приятная.
- Она и есть новая ведьма?
- Не поняла толком… В поганом-то доме другая мелькнула… Та в летах, нашего возраста. Я не успела разглядеть. Уж простите… - повинилась Оня. - Причёску только и запомнила. Приметная она у неё. Вроде копны.
- А кошак-то наш? С ним что, узнала?
- И Лукична? Лукична где? – просипел молчащий до этого клетник.
- Увы, батюшка, - только и развела бабка руками. – Не показала мне вода ни дворового нашего, ни Аннушкиной домовуши.