Улицы были наполнены ветром и влажным туманом. Руки мерзли, а я опять где-то потеряла перчатки. Город тонул в огромном сером облаке, сверху то моросил дождь, то шел снег, который таял, прикасаясь к лицу и рукам.
Мы с Крис шли по темным улицам на закрытую рок-вечеринку. Проходки ей достал бывший парень, который до сих пор иногда заходил к ней на чай. И не только на чай, судя по томным вздохам и динамичному скрипу старого дивана за стенкой.
Крис была моей подругой, одной из тех немногих, кто принимал меня со всеми странностями. Я пустила ее пожить к себе, когда на втором курсе ее, иногороднюю девчонку, выселили из университетского общежития после очередной драки.
Я сразу же поняла, что это моя родственная душа - таким тоскливым был её взгляд, когда она пришла на лекции с двумя большими чемоданами.
Крис оказалась отличной соседкой: она делала все то, что ненавидела делать я: готовила, прибиралась, выносила мусор и мило беседовала с соседями. За тот уют, который она внесла в мою неухоженную квартиру, я закрывала глаза на многие ее недостатки.
У нее был потрясающий профиль: точеные черты лица, нос с горбинкой, черные гладкие волосы и челка, закрывающая глаза. Я часто просила, чтобы она читала мне стихи Ахматовой, стоя у окна с сигаретой, но она, как назло, совсем не любила стихов...
В тот ненастный вечер мы шли к клубу пешком. Мои кудри лежали на плечах мокрыми сосульками, серый плащ намок и почернел. Казалось, дождь моросил только надо мной, потому что Крис выглядела великолепно.
У входа Крис, поправив волосы, уверенно обошла толпу и протолкнула меня к двери. Предъявив охране свои проходки, мы разделись и спустились в подвальное помещение, попав в царство темноты и одурманивающего тумана.
Музыка оглушала: на сцене корчились в судорогах музыкального экстаза несколько мужчин с акустическими гитарами.
Крис встретила своих знакомых, и мы подсели к ним. От крепких напитков я отказалась, но с удовольствием съела гамбургер. Потом Крис потащила меня танцевать, лавируя между людьми, двигающимися в такт музыке. Немного потанцевав с ней, я почувствовала, что почти оглохла от сильного шума и стала оглядываться в поисках места потише, где могу спокойно посидеть в одиночестве.
— Да тут целая звездная тусовка! Столько крутых певцов! Вот бы с кем-нибудь познакомиться! — закричала мне на ухо Крис.
И тут я увидела его - он стоял у перил, ограждающих тесный танцпол и смотрел на собравшихся здесь, как на безликое стадо.
Я остановилась, как вкопанная, а Крис тем временем исчезла в толпе, увлекаемая общей эйфорией танца. Я стояла и не могла глаз отвести от этого "зверя".
Его черные волосы падали на лицо, губы были плотно сжаты, а остро очерченные скулы могли свести с ума любую девушку в радиусе двадцати метров.
Он тоже заметил меня, выбившуюся своей стомой неподвижностью из общего стадного танца. Посмотрел вскользь, словно я была пустым местом. Потом посмотрел еще раз - уже с недоумением и немым вопросом, но по-прежнему зло и надменно.
Секунды, когда наши взгляды встретились, остановились для меня на один бесконечный миг. Мурашки побежали по телу от внезапных эмоций, мне вдруг показалось, что здесь слишком мало воздуха. Ноги подкосились, и все вокруг превратилось в сплошное черное пятно.
Я очнулась от того, что кто-то брызнул мне в лицо водой.
— Кто эта девчонка? Что с ней?
— Не знаю. Стояла и вдруг свалилась на пол. Перебрала, наверное, — голос был низким, глухим. Я сразу догадалась, кому он принадлежит.
Я медленно открыла глаза, чувствуя, что лежу в неестественной позе на чем-то мягком и, попытавшись встать с кресла, пробормотала:
— Со мной все в порядке, извините, что доставила вам неудобства...
Он небрежно протянул мне стакан воды, я отпила глоток, потом подняла глаза, но он уже не обращал на меня внимания. Я присмотрелась к бледному лицу: вблизи было видно, что его суровость - напускная. Этого парня что-то терзало, и он пытался скрыть это под маской жестокости.
— Тебе нужно рассказать.
— Что? — он небрежно повернулся ко мне, сверкнув в темноте глазами.
— Рассказать все это кому-нибудь. То, что ты носишь внутри, — слова срывались с языка сами собой, я не успевала толком подумать над ними.
— О чем ты говоришь, не понимаю? По-моему, ты и вправду не в себе. Выпей воды и уходи. У меня нет желания разговаривать сегодня с кем-либо, тем более, с тобой.
Я встала. Меня ничуть не обидел его тон. У него внутри была горечь, которую я ощущала на физическом уровне. Я отошла от него на пару шагов, но потом обернулась и сказала:
— Тебе же плохо, это читается в твоих глазах. Поэтому ты зол на весь мир. Эта музыка, место и все эти люди - все это ни к чему. Нужен один-единственный, кто сможет выслушать, понять и забрать на себя часть той боли, которую ты хранишь в душе. Иначе она тебя уничтожит.
Резко развернувшись, я быстрым шагом пошла по направлению к танцполу. Крис нигде не было видно. Выйдя с танцпола, я дошла до туалета. Взглянув в зеркало на свое бледное лицо, я поняла, что мне лучше возвращаться домой. Пожалуй, хватит на сегодня музыки и людей. Хотелось одиночества, горячего какао и “Нирваны”, играющей в наушниках.
Умывшись холодной водой, я постаралась освободить голову от ненужных мыслей. “Домой,” — окончательно решила я и пошла быстрым шагом к гардеробу. Надев на себя все еще мокрый и холодный плащ, я вышла на улицу.
Было холодно, меня бросило в дрожь, а путь предстоял неблизкий. Я сунула руки в карманы плаща и пошла быстрым шагом вперед, низко опустив голову. Не хватало еще, чтобы кто-то пристал по дороге. Из средств самообороны у меня был только ключ от входной двери в кармане. Я крепко сжимала его в кулаке.
Неожиданно позади меня засигналила черная иномарка. Не оборачиваясь, я продолжила идти быстрым шагом, смотря себе под ноги. Краем глаза я заметила, что машина медленно едет рядом со мной. Сомнений не оставалось, кого-то все-таки привлекла моя худая, сгорбленная фигура. Или прядь рыжих волос, которая выбилась из-под капюшона.
Я остановилась. Машина тоже затормозила и припарковалась у обочины. Тонированное стекло опустилось, и в меня снова впился темный взгляд парня из ночного клуба. Я вздрогнула от неожиданности, была готова увидеть сейчас кого-угодно, даже вождя африканского племени Самбуру, но только не его.
— Сядь в машину.
— Зачем? Я сказала тебе все, что хотела сказать.
— Сядь в машину, — в его голосе не было ни одной эмоции, он не говорил, а отдавал приказы.
— Я не сяду в машину. Не хочу ничего знать о тебе.
После этих слов я пошла вперед, но он вышел из машины, догнал меня и крепко схватил за руку - не вырваться.
— Кто ты такая? — казалось, из его глаз летели искры.
— Я Лина, и я не желаю продолжать разговор, потому что мой плащ промок, и мне очень холодно. Я хочу побыстрее добраться до дома, — я угрюмо смотрела на него.
Зубы стучали то ли от холода, то ли от страха. Мы стояли одни посреди темной, пустынной улицы. Он отпустил руку, лицо его, как будто, смягчилось. Или мне показалось?
— У тебя что, нет денег на такси? Почему ты ходишь ночью по городу одна? Ты не знаешь, сколько ублюдков ходит по улицам в такое время?
Я знала, но молчала. От холода меня трясло, из носа текло, а губы уже, наверное, посинели.
— Ладно, садись в машину. Обещаю, что и пальцем не трону тебя, — он немного помолчал, посмотрел себе под ноги, а потом добавил, — ты не в моем вкусе. Терпеть не могу рыжих, если честно. Я просто довезу тебя до дома, раз уж ты заставила меня уйти из клуба, не натворив там ничего сегодня.
Я не стала больше спорить, пошла за ним и села в машину. Блаженное тепло окутало меня нежным облаком. В салоне пахло табаком и ванилью, играла музыка, которую он убавил, как только сел за руль. Я сняла капюшон, поправила волосы, сложила руки на колени.
— Говори адрес, — снова приказал он, не глядя на меня.
Я назвала улицу, номер дома, и мы поехали.
Он довез меня до дома, остановился, но я не вышла из машины.
— Что же ты сидишь? Беги, а то я могу передумать и увезти тебя в свое логово. И уж тогда ничто тебя не спасет, даже твой цвет волос и придурковатость.
— Я бы хотела этого.
— Прости, что? — он даже поперхнулся от моего ответа.
— Я бы хотела поехать к тебе. Не для того, о чем ты сейчас подумал. Нет... Дай руку.
Он послушно протянул мне правую руку. Я повернула ее к себе тыльной стороной, провела по ней кончиками пальцев. Линии на ладони были четкие, стремительные, со множеством пересечений.
Я не хиромант. Я понятия не имею, где на ладони линия жизни, а где - линия ума. Но по теплу, которое идет от руки, всегда можно понять, твой рядом человек или нет. Он был моим человеком.
— Как бы ты ни стремился сейчас от меня избавиться, у тебя не получится. Ты увидел меня сегодня, потому что я тебе сейчас нужна. Веришь в судьбу?
Он резко выдернул руку из моих ладоней. Во взгляде его промелькнул страх или непонимание, я не разобрала.
— Ты реально сумасшедшая. Выходи из машины, как тебя там... Иди домой и проспись.
— Лина.
— Что? — казалось, еще секунда, и он сам вытащит меня из машины.
— Меня зовут Лина. Ищи меня здесь, когда, наконец, поймешь, что не справишься один с тем, что тебя терзает.
Я вышла из машины, оставив его в полном недоумении. Честно говоря, я не хотела производить впечатление сумасшедшей, но у меня не было другого выхода. Чтобы он вернулся, надо его убедить в том, что он должен вернуться. А его резкие слова меня ничуть не обижали. Это говорил не он, а его страх.
Поднявшись на четвертый этаж, я открыла входную дверь своей квартиры, разделась и прошлепала босыми ногами в свою комнату. Забравшись под одеяло, я воткнула в уши наушники и включила “Нирвану”.
Он приехал через неделю. Припарковал машину, долго ходил по двору. Смотрел во все окна. А я смотрела на него из-за плотных штор. Мне льстило, что он сделал так, как я ему сказала. Это была моя маленькая победа.
Любовь к нему уже теплилась в моем сердце, придавая легкость мыслям. Я достала мольберт, краски, кисти и забыла обо всем. Я рисовала серый осенний двор и черную фигуру возле детских качелей.
В комнату заглянула Крис.
— Эй, я докричаться до тебя не могу. Думала, ты уснула. Пошли ужинать, я приготовила котлеты и отварила рис. Заняла немного денег у Наташи из параллельной группы. Она вроде как благодарна мне за то, что я познакомила их с Виталиком… Чужое счастье устраиваю, а сама по-прежнему одна… Эй, да ты меня не слушаешь совсем! Лина!
На самом деле я все слышала, но мне не хотелось отвечать. Встав из-за мольберта, я подошла к окну. Сколько времени я рисовала: час, два? Он по-прежнему был там. Ходил туда-сюда, оглядывался, смотрел на окна многоэтажки.
— Крис, знаешь, я тебя очень сильно люблю… И я хочу тебе сообщить о том, что сегодня к нам на ужин придет гость.
— Какой еще гость? Какой ужин? Я же тебе сказала, что у меня просто отварной рис. Лина, давай пригласим гостей в следующий раз.
— Нет, он уже здесь. И, думаю, он сильно проголодался. Можешь идти доставать третью тарелку. И ставь чайник. Я сейчас приведу его. Не переживай, совершенно не важно, что именно ты приготовила.
Я оставила Крис в полном недоумении, а сама накинула длинный вязаный кардиган, сунула ноги в меховые угги и побежала вниз. Лестничные пролеты мелькали перед глазами, я торопливо поздоровалась с бабушкой Анжелой со второго этажа, которая ковыляла еле-еле со своей хромой, мохнатой дворняжкой Ликой.
Выбежав из подъезда, я отдышалась. Кровь прилила к щекам, когда я увидела, что от громкого стука входной двери, он сразу же повернулся ко мне.
Он стоял совсем близко - в нескольких метрах от меня. Я видела, что лицо его оживилось, хотя он не подал виду, что рад меня видеть. Губы сжались, руки под тонкой черной тканью куртки напряглись. Он сунул их в карман, как бы проверяя, там ли лежат ключи от машины, потом еще немного постоял, чтобы выдержать театральную паузу, и уверенным шагом направился ко мне.
— Какая неожиданность. Только приехал, и ты выходишь. Вот так встреча.
— Я рада, что ты послушал голос своего сердца. Пойдем со мной, мне нужно кое-что показать тебе.
Он стоял, не решаясь следовать за мной. Тогда я засмеялась. Не как сумасшедшая, а как человек, которому внезапно стало радостно.
— Не бойся. Обещаю, что пальцем тебя не трону. И давай живее, рис стынет.
— Какой рис?
— Тот, что приготовлен на ужин.
Он поднимался по лестнице молча. А в квартире стал подозрительно озираться по сторонам.
— Сними обувь и иди вымой руки, — после этих слов я указала ему на дверь ванной комнаты, сняла с себя кардиган, под которым по-прежнему были джинсы и старая вытянутая домашняя футболка. Чтобы не смущать его, я прошла на кухню, где Крис уже сидела за столом.
— Ты с ума сошла? Ты не могла предупредить меня о том, что приведешь мужика? Еще и такого! Это же рок-звезда! Игорь Горин! Что за шуточки, Лина? Откуда он тут взялся? — шептала Крис через стол.
Я смотрела ей в глаза, и мне казалось, что из них летят искры. Интересно, их видят все, или только я?
— Ты невероятно красива сейчас, Крис. У тебя огненные глаза.
— Дура! — шепотом прокричала она, покраснела и отвернулась.
Тут в маленькую кухню вошел он.
— Эм… Здравствуйте, — неуверенно сказал он.
— Познакомься, это моя лучшая подруга Крис. Мы живем вместе. А тебя, кстати, как зовут? В прошлый раз ты так и не представился.
Крис уставилась на нас обоих шокированным взглядом. Но не проронила ни слова. Она, наверное, тоже считала меня в ту минуту сумасшедшей, съехавшей с катушек.
— Игорь.
— Что за вопросы, Лина! Кто не знает Игоря Горина? — воскликнула Крис.
— Ну вот, теперь и я знаю. Но, думаю, что в начале нужно все-таки поесть, а потом я покажу тебе то, что обещала, Игорь Горин.
Крис уткнулась в свою тарелку. Я тоже начала есть, украдкой посматривая на Игоря. Он сначала в недоумении сидел, обдумывая все, что сейчас происходит. Но потом взял вилку и начал быстро есть.
Немного погодя, Крис встала и налила всем чай. Извинившись перед нами, она сказала, что ей нужно делать доклад, после чего ушла в свою комнату.
Я встала с табуретки, взяла в руки дымящуюся чашку черного чая, которая придавала мне значимости, и попросила Игоря идти за мной. Он встал, тоже взял со стола свой недопитый чай, и мы пошли в мою комнату.
Тут был бардак. Я не оправдывала себя тем, что я художник, и мне позволительно не прибираться. Нет, я просто прямо говорила о том, что я лентяйка, как и все творческие люди. Если я не рисовала, то лежала на диване, закинув ноги на стену и обдумывала, что же мне нарисовать завтра.
Комнату иногда прибирала Крис, но в последнюю неделю уборка не проводилась. Поэтому на полу валялись краски, банки, палитры, скомканные эскизы и много чего другого. Игорь с нескрываемым удивлением рассматривал все это, потом внимание его привлекли картины, висящие на стенах в самодельных рамах.
— Так, значит, ты рок-звезда? — с улыбкой спросила я.
— Не знаю, я еще не решил, кто я, — ответил он, не глядя на меня.
— Да, я тогда, в клубе, увидела в тебе именно это - неопределенность.
— А ты, значит, не сомневающаяся в себе художница? — усмехнувшись спросил он.
— Да, — просто ответила я.
Пока я пила чай, сидя на кровати, он ходил от стены к стене много раз, до тех пор, пока его взгляд не упал на мольберт. Мне показалось, что он слегка побледнел.
— Ты видела, что я жду тебя, и не вышла?
— Не злись. Тебе надо было немного подумать обо всем. А именно о том, зачем ты сюда все-таки приехал. Если ты за два часа не передумал, не развернул машину и не уехал обратно в свое логово, значит, тебе действительно, нужна помощь, и ты готов принять ее от меня.
— Четыре часа пятьдесят две минуты.
— Прости, что?
— Я ждал тебя на улице четыре часа пятьдесят две минуты. И все это время ты сидела здесь и рисовала этот чертов рисунок?
— Это не чертов рисунок. Это твоя жизнь: черная, бесконечная.
Я выждала паузу, наблюдая за эмоциями на его лице, а потом сказала:
— А знаешь, как ее изменить?
Он непонимающе смотрел на меня. Но в его глазах было что-то похожее на интерес. И тогда я взяла рисунок с мольберта и в сердцах разорвала его на четыре части.
— Вот так!
Когда мы с Игорем вышли из дома, по его лицу было видно, что он зол на меня. Но, тем не менее, он прошел это испытание. Теперь я знала, что ему можно доверять.
Мы сели в машину, он завел мотор, я молчала. Мне было безразлично, куда он меня сейчас повезет. Я просто хотела ощущать себя рядом с ним, чувствовать, как наше тепло смешивается. Пока что мне больше ничего не было нужно.
Мы выехали за город. Игорь включил музыку - известный американский рокер пел о любви и свободе. Мимо нас в темноте проносились деревья, маленькие деревушки. Хотелось вот так ехать и молчать долго-долго. Но через какое-то время машина повернула на проселочную дорогу, которая вела к лесу.
— Боишься? — Игорь бросил на меня насмешливый взгляд, взъерошил волосы и снова пристально уставился вперёд - туда, где колеса иномарки то и дело попадали в ямы и рытвины.
— За машину переживаю. За себя не особо, я же не в твоем вкусе, — ответила я, даже не взглянув на него.
Меня укачивали волнообразные движения. Интересно, сколько ещё нужно ехать?
Минут через пять деревья расступились и мы оказались у частного сектора: здесь располагались красивые особняки, огороженные высокими заборами и оснащенные системами видеонаблюдения.
Подъехав к одному из них, Игорь припарковал машину, заглушил мотор. Мы несколько минут посидели в полной тишине, чтобы привыкнуть к тому, что в ушах больше нет постороннего шума.
— Лина, скажи, тебе, действительно, не интересно, куда я тебя привёз?
— Пока нет. И не говори. Я же все равно сейчас узнаю.
Он замолчал, посмотрел на меня с любопытством. Он был невероятно красив сейчас.
Когда мы зашли в дом, Игорь зажег свет. В доме было довольно уютно, но не прибрано. И еще, что важно, здесь не было женского запаха. Если это его дом, то он одинокий и свободный мужчина.
Пока он разжигал камин, я поправила накидку на диване, собрала мусор с пола, сложила в пакет пустые бутылки и коробки от пиццы. На кухне нашла метлу и подмела пол.
— Ты поддерживаешь бардак в своей комнате, но тебе не нравится мой бардак. Так получается? — сказал Игорь, усмехнувшись.
— У меня на полу лежат рисунки, одежда. А у тебя грязь и пустая посуда. Это разные вещи.
— Ну все, хватит. В холодильнике на кухне есть бутылка вина. Возьми бокалы и садись со мной.
Я поставила метлу на место, оглядев еще раз гостиную с чувством удовлетворения. Взяв с кухни вино, штопор и два бокала, я вернулась к нему, сняла угги и залезла с ногами на диван.
— Я должен признаться тебе, Лина, — сказал Игорь, голос его звучал серьезно, — Я не знаю, зачем я тебя сюда привез. Я не знаю, какого черта мы тут сидим и делаем вид ,что знаем друг друга всю жизнь. Но что-то подсказывает мне, что так нужно, так правильно.
— Давай выпьем по бокалу вина за знакомство художницы и рок-звезды, — спокойно сказала я.
— А потом ты будешь любить меня?
— Я еще не решила, — я улыбнулась и стянула резинку с волос.
Взъерошив рукой свою шевелюру, я подтянула к себе колени и положила на них голову. Он внимательно наблюдал за каждым движением, а потому сказал:
— А я решил.
Он опустошил свой бокал, на смуглых щеках его выступил румянец. Потом он подсел ко мне вплотную и поцеловал. Тогда я точно поняла, что это любовь.
Позже я сидела в постели, завернувшись в простыню, а Игорь курил и рассказывал:
— ... Я всегда считал себя самым лучшим. И, вроде как, это так и было. Школа, универ - с учебой никогда проблем не было.
Рос без отца. Мать воспитывала меня одна, работала на двух работах, вкладывала в меня все свои деньги, силы, нервы. Но не опекала меня, как это часто бывает у матерей-одиночек.
С раннего детства я был своенравным, независимым и доставлял ей много хлопот. Она не читала мне морали, не била, не наказывала. У нас с ней были теплые, по-настоящему близкие отношения. В ее единственный выходной мы всегда были вместе: гуляли в парке, качались на качелях, ездили за город на пикник.
У нас всегда были деньги. Она покупала мне дорогую одежду, никогда не ограничивала мои развлечения с друзьями. Когда был маленький, особо не задавался вопросом, откуда она деньги эти берет, ведь она работала продавцом в магазине женских шмоток.
А когда подрос, стал понимать, что к чему. Подростки очень мнительны, особенно парни. Как-то друг, который жил с нами на одной лестничной площадке, сказал мне о том, чем занимается моя мать по ночам. Типа, подслушал от своих родителей, когда они про нее что-то там говорили между собой.
Он рассказал мне, что она спит с разными мужиками, и за это они ей платят деньги.
Я не поверил, стал следить за ней, и все стало сходиться. Она почти каждую ночь выходила из дома после полуночи, садилась в такси, а потом, через три-четыре часа возвращалась домой - тоже на такси.
Я вынашивал непонимание и злость примерно неделю. Не мог ни есть, ни спать. А потом не выдержал и устроил ей допрос по поводу ее ночной подработки. И ей не хватило доказательств, она сломалась и подтвердила, что это правда.
Я ударил ее тогда по щеке и выбежал из дома, в чем был. Две недели скитался по своим друзьям, прятался от их родителей, чтобы не прогнали меня домой и не сдали в полицию.
Потом она нашла меня сама. Выследила как-то, хотя я маскировался и на школу забил. Скорее всего, меня кто-то сдал. Она была бледная, глаза впали, на ней не было ни грамма косметики, что на нее было совсем не похоже. Она плакала, умоляла вернуться домой.
Я вернулся, но невозможно описать словами, что творилось тогда у меня в душе. Мне было почти четырнадцать, я уже все понимал, и я понимал, насколько мерзко и отвратительно то, чем ей приходится заниматься ради меня.
Я винил во всем только себя, и не мог справиться с этой виной. С тех пор мы почти перестали общаться. Я старался меньше попадаться ей на глаза, а она мудро не навязывала мне свое общество. От былой привязанности не осталось ничего.
Я замыкался в себе, уходил в свою тьму, которая меня поглощала все больше и больше. Иногда все казалось простым: мне хотелось простить ее, обнять, поддержать, я видел, как она страдает. Но как только я подходил к ней для разговора, то перед глазами возникали отвратительные, пошлые сцены. И к горлу подкатывала тошнота. Я не мог ее простить.
Однажды в мой день рождения на своем письменном столе я увидел новый компакт-диск - альбом группы “Metallica”. Называется ReLoad, перезагрузка, может быть, слышала...
Это, пожалуй, лучшее, что она могла подарить мне в тот момент. Я полюбил рок, а потом, как-то незаметно, всерьез увлекся рок-музыкой. С другом мы организовали свою группу и все вечера репетировали в теплом гараже его отца. Домой я приходил только поесть и поспать. Мы учились работать в команде, сочиняли свои первые песни и даже пытались исполнять их на публику.
Примерно через год у нас состоялся серьезный разговор с матерью. Она клялась мне, что покончила со своим прошлым, что хочет вернуть наши прежние отношения.
Она прекрасно выглядела: стройная, привлекательная, совсем еще молодая женщина. Ее повысили на работе до заведующей магазином. По ее глазам видно было, что ее раскаяние искреннее. И я, наконец, простил ее. Отгонял от себя, как мог, свои темные мысли. Мы снова стали общаться, она была первой слушательницей моих песен, которые я писал по ночам.
Она страстно болела за меня, купила мне втайне в кредит дорогущую электрогитару. Я тогда впервые в жизни прямо при ней разревелся. Как ребенок или как идиот. До того неистово счастье рвало мне душу, что невозможно было не пустить слезу.
Иногда она правила тексты, которые находила на смятых листах в моей комнате. И у нее это здорово получалось. Первые хиты я написал, благодаря ей, и посвятил тоже ей.
Мы с друзьями притирались друг к другу, иногда даже дрались на репетициях, но маленькими шагами шли вперед к своей цели. Вскоре мы стали организовывать небольшие концерты для своих друзей и одноклассников.
Со временем, концерты наши стали собирать целую толпу поклонников. Мать приходила на каждое такое уличное выступление. Но я никогда не подавал виду, что я знаком с этой молодой женщиной в черных джинсах и короткой кожаной косухе.
Ее можно было принять за одну из старшеклассниц, наших фанаток. Только мудрый взрослый взгляд и то, что она не визжала после каждой песни, выдавало то, что ей уже гораздо больше шестнадцати.
Однажды мне пришлось спрыгнуть со сцены прямо во время песни и дать по роже какому-то молокососу, который приставал к ней. Она тогда посмотрела на меня с восхищением. Как будто я был героем, хотя я никогда не отличался смелостью.
Она видела, что рок - это моя жизнь, что это то, ради чего я просыпаюсь по утрам. Когда я смотрел по телеку концерты любимых исполнителей, она разрешала мне досматривать до конца, даже если я выключал телевизор уже далеко за полночь. Она понимала меня. Она шла со мной плечом к плечу. Она была мне матерью, другом. Главное - это то, что она была моим другом. Да.
Когда у меня появилась первая девушка, она спокойно сказала мне, что я уже вполне взрослый и могу приводить ее домой. Ненавязчиво она объяснила мне о необходимости контрацепции, сказав со смехом, что шестнадцать - это не возраст для отцовства, даже если я считаю себя очень ответственным человеком.
И я привел девушку домой. Сначала одну. Потом вторую. Потом третью. А потом я перестал их считать. Поклонниц было много, и мне казалось тогда, что они все мне нравятся. Выбрать какую-то одну было непросто: у одной мне нравилась грудь, у другой - задница, у третьей лицо.
Такого, чтобы в какой-то из них все красивое соединилось вместе - не было. Поэтому я с ними просто спал, а потом посылал их… домой. Да, я вызывал такси и посылал их домой, не дальше.
Мать была со всеми вежлива, ни разу она не бросила на меня неодобрительного взгляда. Ни разу не сказала мне, что я слишком часто меняю избранниц.
После школы я поступил в вуз, познакомился с новыми приятелями. Они иногда бывали у меня дома. От рока они были далеки, но на концерты мои приходили постоянно.
Я видел, что один из парней, Серж, неровно дышит к матери. Он все время ее обхаживал, делал комплименты, глаз с нее не сводил, если она тоже была на концерте.
Я тогда проводил почти все время в гараже, где мы записывали новую песню. Учеба-гараж-учеба-гараж, даже времени на сон не было.
А потом я как-то пришел домой и застал их: Сержа и мою мать. Казалось, я ослеп от ярости. Я колотил кулаками куда придется, неистово, долго, пока какие-то люди, как позже выяснилось, соседи снизу, два брата, не скрутили меня по рукам и ногам.
Серж месяц после этого лежал в больнице с сотрясением. Я думал, что он напишет на меня заявление в полицию, но он этого не сделал. Скорее всего, это она его попросила все замять.
Я снял квартиру с такими же студентами, как я. Думал, что искал смысл жизни, на самом же деле, просто опускался все ниже и ниже. Музыку забросил, из группы своей ушел, гитару в пьяном угаре разбил об голову одного из собутыльников.
Так четыре года пролетели, даже не успел опомниться. Потом устал от всего, казалось, от самой жизни, понял, что еще немного и все, чокнусь.
Пришел к матери, стал жаловаться на жизнь, она жалела, гладила рукой мои волосы, говорила, что верит в меня по-прежнему, что для нее я уже рок-звезда. Я заметил тогда у нее новое кольцо на пальце. Она так и не сказала мне, чей это подарок, но у меня как-будто тогда сердце разбилось снова.
Я устроился работать грузчиком, чтобы не было времени на пьянку. Там, на продуктовой базе, я случайно познакомился с парнем. Он был барабанщиком в рок-группе.
Музыка, которую они играли, не была похожа на ту, что играли мы в школе. Она была не просто крутая, она была нереальная. Космос! Я показал Сержу, что я умею, показал старые тексты, записи с концертов, и он позвал меня в их группу.
И снова понеслось, завертелось. Рок, тусовки, тексты, песни. Пришел к матери, сказал, что с пьянками завязал, сказал, что на нее зла держать не буду, если она решит устроит свою личную жизнь. Она мне рассказала, что уже давно живет с мужчиной, который любит ее и хочет жениться. Свадьба будет ближайшим летом.
Вообщем-то, ей и не нужно было мое разрешение. И я обнял ее, не отпускал долго-долго, а потом уехал. И снова не видел ее с того дня три года.
Закончил универ, всего себя посвятил музыке. Раскрутили группу, выступали на концертах в клубах, на тусовках.
Подкопил денег, купил себе этот домик, чтобы было куда приезжать после гастролей. Писал песни, играл на гитаре, купался в славе, менял женщин, и снова искал себя. Да вот беда. Нигде меня не было. Я до сих пор не знаю, где себя искать...
А потом она пришла ко мне сама, на голове был повязан платок, как у старухи. Лицо бледное, губы странного серого цвета. Старая, больная женщина. Не моя мать. Я вглядывался в знакомые черты и не мог поверить, что это она.
Когда у нее из глаз потекли слезы, я подошел, обнял за плечи, и все понял без ее объяснений. Она болела, пришла попрощаться.
Рак завладевает человеком полностью - день за днем распространяет свою гниль все глубже, не давая нормально жить, дышать и, что самое страшное, - мечтать. Она всхлипывала в моих объятиях: такая маленькая, такая беззащитная, такая родная.
И я вдруг понял, что ближе ее у меня нет и не было никого в жизни. Все эти бабы, все друзья - все это не то. А она всегда была и остается искренне любящим человеком. И вот теперь она от меня уйдет навсегда. Сколько ей осталось? Месяц? Два?...
Она умерла через неделю. На моих руках. Мучилась страшно, но светилась вся изнутри и ежеминутно повторяла, что никогда она не была так счастлива, как теперь, когда я держу ее голову на своих коленях.
Я молчал, гладил ее по голове, и остатки волос клочками липли к моим ладоням. Она улыбалась мне сквозь боль. Было страшно.
А теперь эти воспоминания… Они преследуют. Живут во мне, и будут жить вечно. И я злюсь на себя, что поступал с ней так, а она все прощала...
Еще она сказала мне перед тем, как замолчать навсегда, что я ищу не там. Себя ищу не там. Что искать надо не снаружи, а внутри: глубоко-глубоко, там где бьется под ребрами живое, настоящее, горячее…
Игорь уткнулся лицом в мои колени. Плечи его вздрагивали, а я гладила его по голове с материнской нежностью.
Крис говорила мне про Игоря, что ему выгодно поддерживать такой образ в своей рок-тусовке - эдакий несчастный волк-одиночка, жаждущий утешения.
— Все девчонки на него западают. Вот и ты тоже. Мне кажется странным только одно - что он сам в тебе нашел?
— А зачем что-то искать в человеке, Крис? — ответила я ей вопросом на вопрос.
— Ну как зачем? Любят за что-то: за красоту, за деньги, за положение в обществе. Любовь ни за что бывает только в сказках, Лина.
— А я думала, что любовь - это когда человек зажигает в тебе огни: они то вспыхивают безудержным костром, то просто теплятся внутри маленькими фонариками.
Крис засмеялась, и я покраснела.
— Ладно, малыш, будь по-твоему, пусть это будут огонечки и фонарики, — сказала она и похлопала меня по плечу, — лишь бы его фонари тоже светили в твою сторону.
С Игорем было непросто. Я хоть и видела в нем то, чего не видели другие, хоть и стала для него самым близким другом и помощником, он все равно оставался от меня на недоступном расстоянии.
Казалось, он ненавидит всех вокруг, но за этой маской скрывался страх обманутого ребенка, желание быть лучшим и любимым. Он бессознательно искал в женщинах материнскую любовь и заботу, но, находя что-то похожее на нее, боялся открыться, боялся, что его предадут.
Я стала для него утешением. И он потихоньку открывал мне свою душу: миллиметр за миллиметром. А я его не торопила, просто была рядом, доказывая, что не предам.
Крис все время пыталась научить меня искусству обольщения, но я плохо понимала те женские уловки, про которые она мне без конца рассказывала.
— Ты же можешь быть более загадочной, кокетливой? Если ты будешь вести себя, как друг детства, то никогда его не захомутаешь!
— Я и не хочу его хомутать, он же не конь, — ворчала я, — я не умею быть кокетливой. Мне это кажется большой женской глупостью. Я хочу быть самой собой, Крис!
— Ну посмотрим, малыш. Как бы не пришлось потом плакать от своей простоты, — она часто повторяла эти слова, а при виде Игоря, напускала на себя тот самый вид обольстительницы, про который столько мне рассказывала.
Время шло. День за днём я старалась наполнить жизнь Игоря лёгкостью и добротой. Я любила его и не скрывала этого, хоть и не говорила вслух о чувствах. А любовь, как известно, топит даже самые холодные льдинки в человеческих сердцах.
Он расположился ко мне, стал добр и заботлив, но порой к нему нельзя было подходить даже мне. Я выучила все его особенности и умела подстраиваться под эту переменчивость характера.
Игорь стал моей мечтой, а не только любовью. Возможно потому, что он тоже был творческим человеком. Я восхищалась его талантом, могла часами смотреть на то, как он хмурит лоб, пишет текст, а затем рвет бумагу и в приступе бешенства топчет ее ногами. И так сотни раз.
С музыкой было проще, она жила внутри него, заполняла каждую его клеточку. Когда ему удавалось, наконец, доделать песню, он целовал меня и говорил:
— Ты моя звезда, Лина.
— Это ты моя звезда! Рок-звезда, — смеялась я в ответ.
Быть частью его творческого мира сидеть в углу полутемной комнаты в бесформенном кресле и молчать - это напоминало мне мое детство, когда я следила в мастерской за работой отца, не смея сказать ни слова. Творчество всегда завораживало меня и делало абсолютно счастливой.
За внешней маской неприступности Игоря скрывался мягкий и ранимый характер. Мне нравилось смотреть на него, спящего. Тогда он был настоящим: хмурое лицо его становилось открытым, по-детски наивным. Сосредоточенные складки на лбу расправлялись. Он был очень красивым.
Больше всего мне нравилось, когда он пел. Обычно, это было тогда, когда мы возвращались с очередной вечеринки или рок-тусовки. Он садился в кресло, смотрел на меня слегка затуманенным, хмельным взглядом, перебирал струны гитары и пел о любви к одной-единственной - той, что никогда не предаст и не оставит его. Мне хотелось думать, что он поет обо мне. Очень хотелось...
Как бы я ни пыталась стать для Игоря одной-единственной, профессия музыканта предполагает наличие большого количества поклонниц. Я должна была об этом подумать еще тогда, когда он рассказывал мне о своей бурной юности. Или тогда, когда Крис говорила мне о том, что я для него - “одна из многих”.
До меня Игорь менял женщин, как перчатки. И соблазн вкусить что-то новое, незнакомое, не покидал его даже тогда, когда я уже считала нас состоявшейся парой.
Я видела десятки сообщений от поклонниц в его соцсетях, слышала краем уха его разговоры с парнями, где те рассказывали о своих очередных любовных похождениях. Мне хотелось верить, что он честен со мной, но то и дело я убеждалась в обратном.
Я замечала, что он продолжает свои мимолётные связи с другими девушками, но не знала, что сделать, чтобы это прекратилось. Меня раздражали чужие женские волосы в его ванной, яркие, кем-то забытые помады в бардачке машины. Но я не высказывала ему своих претензий вслух. Это ничего бы не изменило. Он сам должен был прийти к тому, что ему нужен в жизни кто-то один. Если этого осознания не произойдет, он не будет счастлив.
Я страдала, мучилась от ревности, плакала. Иногда было так горько, что я не могла встать с кровати, прогуливала занятия, кусая губы до крови от бессильной ярости. Я до конца не знала, взаимны ли наши чувства, нужна ли я ему так же, как он нужен мне. Порой казалось, что он меня ненавидит. В эти моменты хотелось исчезнуть и навсегда забыть о том, что между нами было. А потом опять наступали минуты счастья и взаимопонимания, нежности и близости.
Любовь - сложная штука. Порой она играет с нами, уводя извилистыми дорогами в неизвестность. Что ждет за очередным крутым поворотом? Счастье или очередное разочарование?
Это было очередное испытание. Соперниц было так много, что начинало казаться, что именно я - однообразие и серость. А другие уникальные и интересные.
Крис советовала бросить его. Говорила, что “горбатого лишь могила исправит”, что он всегда будет увиваться за каждой юбкой. Сама при этом тоже каждый раз строила Игорю глазки.
Мне хотелось верить в то, что, когда любовь наполнит сердце Игоря, он ни на кого, кроме меня, смотреть не захочет. Вот только когда это произойдет?
Как-то у нас отменили первые пары, и мне очень хотелось хотя бы недолго побыть с Игорем. Я решила сделать ему сюрприз. Накануне у него был концерт в закрытом клубе, я знала, что он сейчас спит дома.
Дверь в дом, как обычно, была не заперта. Игорь говорил, что у него нечего красть. Я тихонько пробралась в спальню и увидела его с незнакомой девушкой. Я пристально всматривалась в ее черты: красивая и совсем юная. Ее тонкая рука лежала на его груди. Это выглядело очень нежно со стороны. Меня начало мутить.
Услышав скрип двери, девушка подняла голову и с испугом посмотрела на меня. Я приложила палец к губам, подмигнула ей и тихо вышла из комнаты, взяв свою куртку.
Я шла к автобусной остановке. Мокрый весенний снег слепил глаза. На мне была надета легкая куртка, которую насквозь продувал ветер. Но я не чувствовала холода, только бессмысленно смотрела время от времени на свои покрасневшие кисти.
Он не любит меня. А что тогда ему нужно от меня? Я задавала себе этот вопрос тысячи раз, чтобы другие мысли не запутали меня окончательно. Я чувствовала, что стоит мне остановиться и закрыть глаза, как я упаду на землю. Поэтому я шла из последних сил, а круговорот из снега, ветра и разочарования кружил меня в странном танце.
Я плохо помню, как добралась до дома. Но у себя в комнате мне стало легче. Было еще утро, Крис уже ушла на учебу, оставив в прихожей ароматный шлейф ванили. Я легла на кровать, не снимая одежды, и проспала так до позднего вечера.
Меня разбудил запах блинов. Я открыла глаза, ощутив себя на мгновения маленькой девочкой. Сейчас встану и побегу смотреть, как отец переворачивает блины в воздухе. В нашей семье их готовил только он.
Но потом я вспомнила, что случилось утром. И отвернулась к стене. Слезы покатились из глаз на цветную наволочку...
Я избегала Игоря. Не отвечала на его звонки, заблокировала его во всех соцсетях. Я страдала, не ела, не спала по ночам, забросила учебу.
Я лелеяла свою боль, не хотела с ней расставаться. Крис ругала меня, говорила, что ни один мужчина не стоит таких жертв, даже подающий большие надежды рок-певец. Но я ей не верила.
Когда он, спустя месяц, сам пришел к нам домой, у меня вначале пропал дар речи, перехватило дыхание и подкосились колени. Но я сжала кулаки, набрала воздуха в лёгкие и с порога залепила ему пощечину.
Потом выхватила из его рук букет цветов и швырнула в дальний угол подъезда. А потом начала бить его ладонями по лицу и груди, выкрикивая все проклятия, которые только знала.
Слезы покатились из глаз, лицо покраснело и перекосилось от сдерживаемых рыданий. Он пытался сдержать удары, хватал меня за руки, но при этом молчал. Из соседней двери выглянула соседка, но, увидев бурную сцену, испугалась и снова захлопнула дверь.
Я колотила руками, пока были силы, но вскоре поняла, что не могу больше, опустила руки и осела на пол в коридоре. Закрыв опухшее лицо ладонями, разревелась во весь голос. Наплевать на соседей, пусть слушают.
Я была зла на него, но в глубине души я была очень счастлива в ту минуту. Я думала, что он больше никогда не придет, что я ему надоела, что он все забыл. Что между нами больше ничего не будет.
Эти мысли и ревность доводили меня до отчаяния весь месяц. Увидев его, я испытала облегчение. Он, как будто, все прочитал в моих глазах и все понял. Заперев входную дверь на запор, он сел со мной на пол и сказал:
— Прости меня, моя девочка. Прости! Я не знаю, что на меня нашло тогда. Я был зол на тебя, бесился. Ты как будто чем-то привязала меня к себе. Мне хотелось почувствовать себя независимым. Мне даже показалось на доли секунды, что у меня это получилось. Но, как видишь, ты победила. Не плачь, Лина. Среди всех я продолжаю искать тебя, — он погладил меня по щеке, обнял крепко-крепко, уткнулся лицом в мои волосы.
Его взгляд был теплым, нежным, а запах - родным. Я простила ему все. Пообещала забыть. У меня не было другого выхода, ведь я любила его. Невозможно не простить, когда любишь.
Мне оставался последний год учебы. По рекомендации Игоря, я стала вести в художественной мастерской курсы по основам живописи для детей. Это не только отвлекало меня от ненужных мыслей, но и приносило огромное удовольствие.
Детский взгляд на мир - это то, откуда стоит черпать вдохновение. Дети учили меня радоваться жизни, удивляться каждому дню, веселиться по мелочам, а я учила их рисовать.
Игорь с ребятами за несколько месяцев закончили писать альбом, и у них начались гастроли. У меня тоже были каникулы, и я ездила с его группой по разным городам. Мне нравилось это состояние постоянного движения, когда вечером ты танцуешь на концерте до боли в ногах, ночью засыпаешь в объятиях любимого, а утром снова отправляешься в путь на микроавтобусе. Я старалась запомнить особенности каждого нового города. Правда, времени осматривать достопримечательности у меня почти не было.
Этот тур нас очень сблизил. Казалось, мы стали понимать друг друга с одного взгляда, с полуслова. На каждом концерте я смотрела на Игоря из зрительного зала. Теперь я была его главной поклонницей, пришедшей на смену матери. В моих глазах было не только восхищение и любовь. В них были преданность и забота.
В одном из городов, который был конечной точкой нашего тура, Игорь попросил внимания у зала после финальной песни. Концерт прошел на одном дыхании, и люди хотели продолжения, поэтому зал мгновенно затих, когда он заговорил:
— Дорогие друзья! Вы все очень крутые! Но сегодня здесь присутствует одна девушка. Красивая, как рассвет над лесом… Да, вот так романтично… К сожалению, любить музыканта - это не всегда романтика, чаще всего это нелегкий труд. Любить музыканта, значит, жить его жизнью, петь вместе с ним, терпеть его творческие кризисы, — Игорь немного помолчал, зал громко зааплодировал, а у меня задрожали коленки, — так вот, эта девушка, она все это делает ради меня. Я уверен, что если соберусь на Северный полюс, она и туда, не задумываясь, рванет за мной. И будет петь вместе со мной среди снега и льда.
В зале стало тихо-тихо. Люди оглядывались, в поисках меня. А я стояла в стороне и вытирала кулаками слезы.
— Лина! Где ты? Отзовись! Лина, я люблю тебя. Я прошу тебя стать моей женой. Все эти люди тому свидетели, — завопил Игорь, и тут по залу прокатилась оглушительная волна ликования. Гул голосов, аплодисменты - все слилось в один монолитный звук.
Это было феерично и незабываемо. И это все было для меня одной. Меня переполняло счастье: бесконечное и безудержное. Королевой этой ночи стала я, не только для Игоря, но и для всего переполненного зала.
Я пробралась к сцене, мне помогли подняться наверх. Кудри мои волнами лежали по плечам, Игорь нежно провел по ним рукой, потом заключил меня в объятия и поцеловал.
От него пахло потом, алкоголем и свободой. А потом он спел песню, посвященную мне одной. Она называлась "Моя звезда". Мне довелось послушать ее в исполнении его группы всего один раз в жизни...
Мы ехали домой уставшие, но счастливые. Гастрольный тур прошел успешно. Игорь и другие парни-музыканты были довольны и строили грандиозные планы на будущее.
По окнам стекали крупные капли дождя, внутри автобуса царил уютный и обволакивающий полумрак. Мы с Игорем сидели рядом. Он дремал, а я не могла спать.
До сих пор я была под впечатлением от прошедшей ночи и не могла поверить в то, что сейчас я его невеста. Я рисовала пальцем на запотевшем стекле сердечки и невольно улыбалась. Столько планов возникало в голове, но мне хотелось отложить на время свой восторг, хотелось просто бесконечно долго ехать вперед, держаться за мужскую руку и наслаждаться этим ощущением...
А потом вдруг перед глазами пронесся огненный круг, заставив меня зажмуриться от страха. Снова душу защемило от непонятного ощущения безысходности и собственного бессилия. Я так сильно сжала руку Игоря, что он проснулся и непонимающе посмотрел не меня.
Никогда не забуду тот миг, который распался в подсознании на тысячи моментов, как в замедленной съемке: я с тоской и страхом смотрела в любимое лицо, слышала жуткий, режущий звук от вдавленной до упора педали тормоза, оглушительно громко лязгающие по мокрому асфальту колеса.
Потом нас накрыла яркая вспышка света, и сильнейший удар в доли секунды разорвал реальность, смял в единое страшное месиво и автобус, и людей, которые в нем находились.
Водитель не справился с управлением, выехав на встречную полосу. В результате лобового столкновения двое музыкантов нашей группы погибли, остальные получили травмы разной степени тяжести.
Я почти не пострадала, “в рубашке родилась”, как выразились врачи - у меня было сломано ребро, и на лице красовался огромный фингал.
Игорь погиб.
Вместе с ним погибли все мои мечты.
Сначала мне показалось, что и сама я тоже погибла вместе с ним.
Но, как выяснилось, чувства не умирают, любовь продолжает жить даже после смерти.
Поначалу я упивалась своим горем, оплакивая Игоря и жалея себя. Все время задавалась вопросами, почему так случилось? За что мне все это? К чему были все наши отношения? Зачем мы нашли друг друга? Почему так быстро потеряли? Я бунтовала, а потом устала и поплыла по течению.
И тогда я поняла, что рада тому, что Игорь, хоть и недолго, но все же присутствовал в моей жизни. Я стала с ним другой - лучше, сильнее, смелее. С ним я почувствовала свою нужность и значимость. Я стала той, кто принес ему долгожданное счастье и спокойствие.
Когда это осознание пришло ко мне, я сходила на его могилу и поблагодарила за все. И тогда стало легче, как будто мне снова дали доступ к кислороду.
Не всегда все идет по нашему плану. Особенно в жизни. Жизнь, как река, и порой она резко меняет свое направление. Это происходит так внезапно, что человек сперва начинает тонуть. Самое правильное в такой ситуации - расслабиться и плыть по течению. Тогда жизнь сама подскажет верное решение - река вынесет того, кто тонет, туда, куда нужно.
А еще я очень часто после смерти Игоря смотрю на ночное небо. И верю, что среди всех этих звезд есть и его звезда. Его рок-звезда, которая, как и моя любовь, никогда не погаснет...
Дорогие читатели! Благодарю всех тех, кто прочитал мой очередной рассказ. Мне будет приятно, если вы поделитесь в комментариях своим мнением о нем.
Отдельная благодарность постоянным читателям за добрые слова в адрес моего творчества! Ваша поддержка невероятно вдохновляет. Спасибо, и всего вам самого доброго!
Ссылка для добровольного доната в поддержку автора и канала:
https://yoomoney.ru/to/410014617104481/100
#истории любви #женское счастье #трагическая судьба #любовь #истории любви до слез #рассказы о любви #любовь спасет мир #женские истории
