Почему буржуазия так полюбила «правовое государство»?
В свое время в СССР буржуазия шла к власти под лозунгом «правового государства» и «торжества закона». Почему были выбраны именно эти лозунги? Дело в том, что в 1936 году в СССР был принят акт небывалой в эксплуататорском мире щедрости – диктатура пролетариата приняла конституцию, которая формально гарантировала все типично буржуазные свободы. Правда, был нюанс – пока существовала большевистская партия, пока партия научно и последовательно проводила политику диктатуры пролетариата, эти свободы существовали для буржуазии только на бумаге. Например, формально не могли карать за пропаганду вероучения. Но, например, партия создавала условия, в которых отправление религиозных культов была не так легко, как во времена патриарших яхт и мерседесов. Попам не продавали не только яхт и мерседесов, но и свечей в товарных количествах, не печатали библий, так как типографские мощности фондировались и планировались, и в план печатание две тысячи лет как общеизвестных рассказов про оживших мертвецов не пролезало. Более того – их заставили содержать на свои деньги храмы, после чего количество храмов «немного предсказуемо» сократилось, так как верующие отнюдь не горели отдавать богу богово, хотя казалось бы. Потому уже к 50-м крестные ходы стали наглядной агитацией против религии - маршем престарелых и слабоумных, и выглядели настолько же жалко, как и анпиловцы на заре 2000-х.
Аналогично обстояло дело и со свободой слова – особых запретов публиковать буржуазную пропаганду не было, но буржуазные издания к 1922 году позакрывались за то, что не могли соотнести с реальностью свои выдумки про большевиков – сиречь, за клевету. Надо сказать, это были весьма забавные судебные процессы, когда Луначарский с издевкой истинного эстета предлагал кадетам и меньшевикам доказать с документами их фантазии. НЭП несколько оживил издание пустопорожнего «pulp fiction» со стороны нэпманов, но свобода очень быстро загнулась, когда основной потребитель и распространитель этой макулатуры – частный лавочник - был вытеснен госкнигой, а стратегическое сырье – бумага начала фондироваться, как оно и положено в плановой экономике.
Публиковаться же в госиздательствах антисоветчикам было также непросто – как же может антисоветчик «говорить правду, только правду, и ничего кроме правды»? Рано или поздно все буржуазные фрондеры, даже первоначально не настроенные на отсидку в местах не столь отдаленных срывались на те или иные политические преступления. Ося Мандельштам, которого все знали более как городского сумасшедшего, нежели как борца с коммунизмом, презиравшего всю Гражданскую войну всех, кроме самого себя, разразился потрясающей политической дурости текстом, имел столь же потрясающую глупость его везде, где только можно читать, и действительно ничего не оставалось, как отправить его посидеть охладиться, так как такую наглость просто спускать – авторитет ронять. Что же говорить о тех, кто действительно был убежденным сторонником эксплуатации человека буржуазным недочеловеком? Дочка К.Чуковского Лидия печатала на машинке отца эсеровские листовки, которые и сейчас под 282 статью запросто будут квалифицированы. Разумеется, ТАКИХ свобод предоставлять никто не собирался ни в одной стране мира ни в 30-х, ни позже, нигде, кроме как в той Нарнии, которая существовала в воспаленном мозгу либералов.
Одним словом, буржуазии достаточно долго реализовывать многие записанные в законодательстве СССР права попросту было нечем – средств производства у нее не было принципиально, а реализовывать их за счет советского государства государство не позволяло. «Внезапно»! Это только наркоман способен радостно вколоть себе смертельную дозу, а человек, приходивший в издательство с антисоветской макулатурой, посылался в эротический пеший тур, а если настаивал путем организации в банды, шайки и тайные сборища – то тур был хоть и не очень эротическим, но тем не менее, для не удостоившихся высшей меры соцзащиты вел в живописные места, богатые лесом и полезными ископаемыми.
Но, как водится, свинья грязи всегда найдет, и попытки реализовать в специфически буржуазном ключе прописанные в конституции свободы не прекращались никогда. Например, очень сильно возмущала свободолюбцев невозможность реализовать право «свободно продавать произведенный продукт», квалифицируемое как спекуляция. Происхождение продаваемого очень интересовало фининспектора и ЭКУ ОГПУ\ОБХСС. Было вполне логично, что частник не мог произвести продукцию фабрики «Скороход» с фабричным клеймом у себя на коммунальной кухне, и советскому суду этого вполне хватало. Но с точки зрения буржуазного права паразит мог легко отвертеться, так как за руку за выносом не был пойман. Именно это свойство буржуазной законности, когда фактическая вина соседствует с формальным отсутствием доказательств или же они получены с нарушением формальных процедур, привлекало сторонников рынка как валерьянка кота.
«Главенство закона» давало им неограниченные возможности увертываться за формальными и процедурными вопросами, даже будучи 100% виновными. Это давало возможность топить в формальностях любые меры по пресечению откровенно враждебной советскому государству деятельности. Очень удобным было для народившихся в 80-х кооператоров и теневиков свойство правового государства, когда можно годами тянуть с процессуальными формальностями, только адвокатам плати. Потому и выводили в перестройку толпы лохов с плакатами про «главенство закона», чтобы самим не присесть на нары, а после победы потом этим лохам тыкать в нос томами распухающих с каждым годом законов и подзаконных актов, отбирая у них квартиру или повышая им проценты по кредитам.
Что такое буржуазное право и чем оно отличается от социалистического?
Любой юридический процесс буржуазии между собой – это препирательство относительно равных субъектов одного и того же класса, и в принципе, государству безразлично, кто из них победит, постольку поскольку государство состоит на службе класса в целом, а не у конкретных его представителей. Именно поэтому буржуазное государство старается, чтобы закон исполнился совершенно безлично и как можно более формально. Так как законы написаны именно в интересах капиталистов, то формальность исполнения этих законов есть наилучший способ реализовать волю этих самых капиталистов, как можно меньше обидев при этом многочисленные буржуазные кланы монополистов, которые настолько сплелись между собой и с властью, что чиновнику совершенно неясно, кого конкретно можно обидеть тем или иным волюнтаристским решением и куда вертеть свой флюгер.
Буржуазный закон не смотрит, богатый ты или бедный, здоров или болен, какие там у тебя обстоятельства, и кто ты вообще - отдай и не греши. Разумеется, в таких условиях более богатый более социально защищен. Одинаковое наказание за превышение скорости в 500 рублей для владельца Феррари и древней «шестерки» фактически есть право оставить богатенького без наказания. Даже при реальных отсидках нищеброды за кусок хлеба пресмыкаются на зоне перед теми из предпринимателей, которые не смогли занести больше, чем конкурент, но смогли оплатить максимальные удобства на этом курорте. Еще со времен Гоббса общеизвестно, что формальное равенство есть фактическое неравенство. Развитие этого формального неравенства выразилось в формулах dura lex sed lex и pereat mundus, et fiat Justitia, и вылилось в замечательные образчики юридического кретинизма, когда право свершалось в полном противоречии с понятиями о минимальной разумности решения. Пример этого замечательно обыгран в старой итало-французской комедии с Фернанделем в главной роли «Закон есть закон».
И именно эта черта – НЕРАЗУМНОСТЬ права есть отличительная черта буржуазного права от права социалистического, права эпохи диктатуры пролетариата. Право есть форма, в которой правящий класс реализовывает свою волю, опираясь на государство, как практический механизм осуществления этой воли, исполнителя. Деятельность государства направлена на реализацию ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕЛЕЙ правящего класса. Соответственно, государство диктатуры пролетариата реализует свою экономическую цель – построение материальной базы коммунизма на базе общественного производства и НАУЧНОЙ, ПЛАНОВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЭКОНОМИКИ. А наука – это очень строгая штука, она требует обстоятельно разобраться в каждом вопросе и давать только НАУЧНО ВЫВЕРЕННОЕ решение. Потому социалистическое право отнюдь не может главенствовать при решении тех или иных вопросов, так как право в принципе не может предусмотреть всех разнообразных элементов деятельности человека. Попытки втиснуть многообразную деятельность в априорно ограниченные рамки писанного права всегда оборачивались многочисленными ОШИБКАМИ, отталкивание от правовых норм, от формы без вникания в существо дела, в его содержательную часть, есть фактическая ДИВЕРСИЯ против плановой экономики. Если посмотреть советские «производственные» фильмы, то мы в качестве одного из главных конфликтов увидим конфликт между ФОРМАЛЬНЫМ выполнением прописанных норм и правил и СОДЕРЖАНИЕМ ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ПРОЦЕССОВ, причем всегда симпатии и создателей и заказчиков (напрямую или опосредовано это коммунистическая партия) на стороне НАУЧНЫХ РЕШЕНИЙ БЕЗОТНОСИТЕЛЬНО ПИСАННЫХ НОРМ.
Подчиненное целям и задачам диктатуры пролетариата в ущерб формальному праву положение в общественной системе – это характерный признак социалистического права. «Не человек для субботы» - провозглашал мифический Иисус Иосифович, - «а суббота для человека», и срывал дружные аплодисменты советских правоведов.
Зачем социалистическому государству право?
Работа Ленина «Государство и революция» написана была непосредственно перед самой революцией, и опубликована на широкую публику только в 1918 году. Эта работа является ключевой в марксистской теории государства и права, она развивает положения работы Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» в той части, которая касается непосредственно государства победившего рабочего класса. В принципе, российские, равно как и зарубежные революционные марксисты, вполне себе понимали и в общих чертах осознавали положения этой теории. Ленин фактически не сказал ничего особо для них нового, что не было бы ими самими понято в их практике, но только систематически не сформулировано. Но было 2 проблемы:
- Средний уровень марксистской подготовки партии был недостаточен, чтобы массовые кадры могли четко понимать вопросы о формировании и функционировании государства диктатуры пролетариата
2. Среди революционеров, пришедших к власти в 1917, очень много было тех, которые вообще не марксисты.
Потому Ленину требовалось систематизировать и аргументированно объяснить, тщательно разжевать все, что только касалось вопросов права.
Но тем не менее, за то время, пока в мозгах первых советских управленцев выкристаллизовывалось хотя бы минимальное понимание что делать и как, успели наломать дров. В первую очередь практически повсеместно аннулировали предыдущее законодательство, что в целом шаг прогрессивный, но в частности – а конкретней, в условиях, когда заменить его нечем, привело к массе, как выражался герой повести Лавренева «Первый спутник» «юридических новелл», не все из которых были «одинаково полезны».
Все упиралось в то, как понимали власть и как представляли роль государства.
Часть революционеров понимала государство пролетариата как прямую демократию самого пролетариата. То есть, фактически на митингах принимались управленческие решения, т.е. собраниями трудовых коллективов принимались решения государственных вопросов (причем зачастую без малейшего согласования с политикой партии или хотя бы других таких же коллективов), и органам государственной власти (советам, комитетам) предлагалось их выполнять. Эта нехитрая анарахическая система привела к экономическому бардаку и резкой потере доверия масс (хотя казалось бы). «Прямые рабочие собрания», особенно при слабом участии партии, элементарно разбазаривали экономические ресурсы, принимали половинчатые, локальные и банально безграмотные решения, чем вполне убедительно доказывали, что с налета взять и управлять пресловутая «кухарка» все-таки не может.
Части же революционеров очень понравился в диктатуре пролетариата ее диктаторский характер, и группы революционеров, увлекаясь насилием в ущерб решению хозяйственных и организационных задач, разворачивали малооправданный конвейер огульных арестов по классовому признаку при все ухудшающейся хозяйственной ситуации, и зачастую диктатуру класса смешивали с личными диктаторскими амбициями. Например, таким героем показан А.Толстым командарм Сорокин.
Это надо было срочно исправлять – дать и госаппарату, и партии, и населению некоторые «правила игры», по которым будет осуществляться и проводиться воля пролетарской диктатуры. Наркомюст РСФСР вслед за спешно подготовленной конституцией готовил на смену Своду законов и уложений РИ советское законодательство.
Первое советское право 1917-1921 гг. было преимущественно чрезвычайным и декретным. У декретного права есть существенный недостаток – оно некодифицированно, очень сильно локализированно, т.е. привязано к сложившимся в ходе Гражданской территориям, и пользоваться им было сложно. Учитывая, что в гражданской сфере экономики потеря управляемости компенсировалась ростом количества организаций и их штатов, то использование многочисленного набора декретов было невозможным, и большинство решений принимались исключительно исходя из целесообразности в первую очередь, а в десятую уже смотрели, что там предписывают декреты. С окончанием Гражданской стало возможным, во-первых, дать нормальное писанное право, единое для всей страны, а во-вторых, прекратить волну самоуправства и субъективизма, навроде тех арестов, которые производил у Шолохова Макар Нагульнов. То есть, советское право относительно научного решения было вспомогательным и решало задачу проведения в жизнь централизованных научных решений. И в целом, оно таковым и оставалось всю советскую историю.
Две стороны закона
Когда мы говорим о законе в контексте его разумности (а разумность права – это первое его качество, подмеченное еще со времен Сократа), то мы не должны забывать, что закон не абсолютен, а есть исторически преходящее явление, имеющее начало и конец, и у каждого свойства в нем имеется и его противоположность – неразумность. Закон имеет как рациональную сторону (то есть, условия, когда он разумен), так и иррациональную (условия, в которых он неразумен). Как в любой диалектической связке, мера разумности в тех или иных обстоятельствах одного и того же закона разная, и движение общества в одну из сторон делает закон более разумным или более неразумным.
С абстрактной точки зрения закон рождается как преимущественно разумный (так как рождается для реализации конкретной и предметной воли господствующего класса – пока можно опустить вопрос о разумности правящего класса), а потом, с изменением обстоятельств становится все более неразумен, и приходит к тому, что его отменяют из-за несоответствия социальным условиям. Тут есть еще нюанс, что даже при ведущей разумной стороне противоположности, что в общем закон разумен, но в частном неразумен. Например, ПДД предполагают, что движение по ПДД дает гарантию безопасности. В целом – да. Но на дороге есть масса частных случаев, когда гораздо безопасней для всех нарушить. Например, это касается разметки, которая неожиданно требует от водителя, едущего прямо, опасных маневров с перестроением, несмотря на то, что физические данные дороги позволяют продолжать безопасно движение по прямой. В таком случае неумолимость закона подкрепленная камерой фиксации, превратит ПДД в противоположность – вместо предотвращения ДТП будет их провоцировать. Потому необходимо СУБЪЕКТИВНО рассматривать все случаи с точки зрения научной целесообразности в первую очередь, и соответствия нормам права во вторую.
Неразумная сторона закона при развитии общества (марксисты имеют в виду под развитием в первую очередь усложнение системы) обязательно становится ведущей. Закон отрицает сам себя таким образом. То есть, имея дело с законом, мы должны твердо знать, на какой стадии развития общества и права мы находимся, и в какой степени он разумен. То есть, один и тот же закон за 10-15 лет может кардинально поменять свой смысл. В таких условиях просто совершеннейшим идиотизмом веет от призывов к «законности» во что бы то ни стало - либеральные дурачки-навальные и их социал-демократические друзья активно призывают совершать освященные правом глупости, даже осознавая их абсурд. Поведение секты законопоклонников описывается фразой Тертуллиана «верую, ибо абсурдно».
Почему диктатура рабочего класса лучше главенства закона?
Диктатура рабочего класса – это власть, не ограниченная никаким законом. Она основывается на НАУЧНОМ АВТОРИТЕТЕ партии, и принимаемые решения есть решения НАУЧНОГО ОРГАНА. Если разумность права относительна даже относительно разумности правящего класса (хотя бы просто в ограниченности закона как абстракции, в который не влезает все многообразие жизни), то диктатура есть сам по себе РАЗУМ КЛАССА.
То есть, диктатура экономична и напрямую решает вопросы, которые требуют содержания за общественный счет целых социальных институтов – судов, адвокатских коллегий, толп юристов. Причем решает любые вопросы, вне зависимости от того, прописана ли ситуация в кодексе или нет. Решение любого воспроса безапелляционно при условии, если несогласный не совершит научное открытие и ясно и предметно не опровергнет решение.
В такой ситуации право превращается в рудимент – набор необязательных, но полезных для рутинных и наиболее распространенных действий шаблон.В СССР эпохи загнивания очень часто шли по ложному пути, расходящиеся с правом директивные решения плановых и государственных органов предваряя правовыми изменениями. Но это путь в никуда. Право не «совершенствуется» путем наматывания на существующие кодексы уточняющих изменений, оно постепенно отмирает, уступая место научному управлению по процессам.
Единственное, во что упирается такое отмирание права – это качество управленческих кадров. Качественным кадрам можно и нужно доверить управление по целесообразности, мимо законодательства. Но они тоже появляются не сразу, а потому подпирать низкое качество кадров правовыми ходулями все-таки некоторое время придется. Но зато, развязав руки плановому управлению хозяйством и обществом, мы получим избавление от абсолютно идиотических ситуаций, когда развитие хозяйства и общества застаивается в ожидании, пока адвокаты хозяйствующих субъектов доказывают друг другу, чье «кунг-фу сильней», перекидываясь номерами статей.
___________________________________
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Поддержите редакцию:
III. Заказ нашей брошюры почтой с автографом автора
IV. Заказ нашей книги "Жизнеописание красного вождя"
#политика #ИСТОРИЯ СССР #ПРАВОСУДИЕ #ЗАКОН #МАРКСИЗМ